Российская благотворительность становится одной из жертв так называемой "специальной операции" в Украине. Многочисленные фонды, которые помогали в России самым беззащитным, уже заявляют о нехватке средств и сложностях в сборе пожертвований.
Создатель центра обучения, социальной реабилитации и творчества для людей с аутизмом “Антон тут рядом” Любовь Аркус говорит о проблемах, с которыми уже столкнулся ее фонд:
– Мы несем потери. Мы потеряли значительное количество постоянных жертвователей из западных стран, из Казахстана, из Прибалтики. Уже сейчас торговая сеть "Призма" уходит с российского рынка. Эта сеть была нашим партнером по оказанию продуктовой помощи семьям с аутизмом, оказавшимся в трудной жизненной ситуации (особенно это было актуально в первый локдаун из-за пандемии, но не только).
Партнерство "Икеи" с нашими швейными мастерскими длилось несколько лет. Объем заказов настолько вырос в 2021 году, что мы создали еще одну мастерскую, где были трудоустроены 6 девушек с аутизмом. Теперь все наши швеи – безработные.
Все эти 8,5 лет мы создавали и преумножали сообщество сочувствующих людей в инстаграм. Это была одна из самых эффективных фандрайзинговых платформ фонда. Ее тоже теперь не будет.
– Какие в этой ситуации еще остаются источники финансирования?
– У нас были всякие гранты, в том числе от государства, краудфандинги, и у нас было довольно много постоянных жертвователей. Но надо понимать, что они сейчас будут нищать. И как мы выживем, я пока не знаю – плана Б у меня нет. Пока все силы направлены на то, чтобы все приходили на работу, ребята приходили в центры, и чтобы ничто не нарушало заведенных порядков – это наша специфика, это то, что мы должны поддерживать в любом случае.
– Вы еще не обсуждали положение с родителями ваших подопечных?
– Да мы все время собираемся, смотрим друг на друга и плачем. Запрос на помощь растет каждый день. Мне уже писали хейтеры, что информировать о положении Фонда безнравственно, когда во время спецоперации гибнут люди. 13 марта у меня была встреча с родителями после многочисленных панических эсэмэсок. Столь многолюдного собрания не было за всю историю Фонда. В нашем огромном помещении ни сидеть, ни стоять было негде. Эти люди жили каждый день на своей войне за своих детей, и цена за поражение была высочайшая. Фонд изменил их жизнь, они получили помощь и поддержку.
Фонд "Антон тут рядом" – это мое детище, которое я создала в 2013 году. Лично я, Люба Аркус, с 2013 года отвечаю за этих родителей и их детей. Сейчас – втройне. Я не знаю, чем их успокоить – кроме того, что никто из нас не собирается ничего закрывать – мы намерены бороться за фонд. Родители все время звонят, они ждут от совершенного беспомощного человека гарантий, что мы не закроемся. И мы сделаем все возможное, чтобы не закрыться.
За эти годы он разросся, и хотя мы все же не удовлетворяем потребности даже Петербурга, у нас вместо одной площадки теперь пять, и количество семей, которые мы поддерживаем, выросло в 15 или 20 раз, их уже около 250. Одни семьи мы поддерживаем стопроцентно, даже снимаем им квартиры, другим помогаем в режиме “лайт”, например, оплачиваем консультацию, если это требуется, и работу с их детьми. Два года мы оплачивали образовательные программы для специалистов, часть из которых бесплатно консультирует детей, которые к нам приходят. В любом случае, создано некое место, куда могут прийти родители за помощью и поддержкой – юридической, профессиональной, моральной – какой угодно. Я абсолютно ответственна за это место.
Люди с аутизмом точно не понимают, что такое спецоперация. Самое главное, что обеспечивает их существование, – это устойчивый порядок вещей, устойчивый порядок мира – чего сейчас нет ни у кого. И нам нужно приложить все усилия, чтобы на наших площадках ничего не изменилось: обед по расписанию, мастерские по расписанию, прогулки по расписанию, коммуникативные занятия по расписанию. Чтобы они были максимально защищены от того, что является самым страшным для людей с аутизмом – когда нарушен порядок, а он сейчас нарушен у всех.
– Вы написали у себя в ФБ, что не уедете из страны. Сейчас кажется, что тот прежний порядок жизни обрушился навсегда и для всех. В чем можно в такие дни найти спасение? Есть у вас рецепт?
– Я думаю, что сейчас на вопрос “Что будет?” никто не может ответить. Но человек не может постоянно жить в непрекращающемся состоянии стресса, ужаса, стыда, кошмара, страха перед будущим. У человека есть защитные механизмы, и единственный механизм, который я нащупала в себе, – это чувство ответственности – как некая точка, на которой я могу закрепиться и удержаться. Многие из моих друзей уехали, потому что были такие возможности, кто-то просто уехал, неизвестно куда. Я слишком немолодой человек, чтобы понимать: в никуда я ехать не могу и не хочу, то время, которое мне осталось, я хочу нести ответственность за то, за что я взялась.
– И это не только фонд"Антон тут рядом", но и кинематографический журнал "Сеанс", создателем и главным редактором которого вы являетесь?
– Да, журналу "Сеанс" 32 года, он пережил в этой стране все турбулентости, все зоны нестабильности. Но самое главное для меня сейчас не слово "Сеанс", а мои ученики, которые здесь работают. Я тот самый несчастный работодатель, который в ужасе думает, чем платить зарплату через какое-то время, как выживать. Вы же понимаете, мы ведь инкорпорированы в мировую экономику, как и экономики других стран, потому что мир глобален. Бумага, на которой мы печатаем наши журналы и книги, уже сейчас выросла в цене запредельно для нас, а будет еще дороже и дороже. Тем не менее я знаю, что моим ученикам некуда идти, и мне нужно думать, что с этим делать.
– Я, всю жизнь занимаясь кинематографом и никогда – политикой, всегда ощущала себя настоящим человеком мира, выросшим в тех реалиях, когда в пионерской комнате висели лозунги “Миру – мир”, “Нет войне!” – те самые, за которые сегодня сажают. Для меня это полный переворот сознания. “Нет войне!” – это то, на чем мы выросли. Моя бабушка кормила меня манной кашей на жирном молоке, в которую клала кусок сливочного масла и давала еще к этому хлеб с маслом и какао. И когда я потом спрашивала у мамы: зачем вы так закармливали ребенка, мама отвечала – ну как же, была же война. Все должно было быть питательно. Все подробности нашего детства были связаны со страхом, что над головой не будет мирного неба. Оно должно быть мирным – с этим выросло мое поколение.
И я сейчас скажу странную вещь не в либеральном дискурсе: я считаю, что в этой войне виноват весь мир, вернее, все военно-промышленные комплексы и альянсы. Когда холодная война закончилась, зачем было все это сохранять? Если ружье висит на стене, оно обязательно выстрелит. Но политики имеют свой высокий статус, им платят деньги за то, чтобы они делали так, чтобы войны не было.
Находясь в России, я не могу говорить все, что думаю, чтобы не подставлять под удар тех, кто от нее зависит, иначе я бы говорила гораздо более жестко. Сейчас, с одной стороны, уничтожается Украина, а с другой – Россия, и это ничего хорошего миру не принесет. Создается очаг для непрекращающейся войны. Войны амбиций и взаимного страха, направленной только на одно – против человека: против мам, их сыновей, бабушек и дедушек, против аутистов.
– Вы только что сняли фильм о Балабанове. Как вы думаете – какой-нибудь современный режиссер или, если пофантазировать, мастер прошлого смог бы снять фильм о сегодняшних событиях?
– Очень страшно говорить такие вещи – потому что ну его, это искусство, если оно делается на таком материале. У мирового искусства была большая проблема – реальность исчезала на наших глазах. Не было сильных эмоций, сильных чувств, каких-то мощных историй между людьми. Великая Отечественная война, Вторая мировая война породила огромное количество шедевров – она давала для искусства материал. Но я еще раз говорю – это слишком большая цена, лучше бы не было искусства.
– С другой стороны, все равно сейчас снимаются видео, наверняка пишутся дневники – они писались даже в лагерях смерти во время Холокоста.
– И во время блокады.
– И стихи писались – человек не может оставаться человеком, не рефлексируя над тем, что с ним происходит. А сейчас?
– А сейчас все в шоке, и у меня тоже настоящий шок. Он неизбежно пройдет, включится рефлексия. А пока она у меня даже не очень работает. Я боюсь даже не за себя – я пожила: боюсь за детей – и украинских детей, и русских детей, боюсь за своих учеников, конечно же, боюсь за своих аутистов. Шоковое состояние не располагает к тому, чтобы высказывать умные и успокаивающие мысли – а люди нуждаются в том, чтобы их хотя бы успокоили. А дальше, без сомнения, придет язык иносказания, он всегда приходит. Люди будут писать дневники, трава будет прорастать сквозь асфальт, с этим ничего не поделаешь.
При этом когда я читаю, что где-то запретили спектакли по пьесам Чехова и исполнение музыки Дмитрия Шостаковича, и произведение “Бабий Яр” – у меня просто едет крыша. Это тоже безумие и черный абсурд. Я обвиняю в происходящем всех мировых политиков, я не знаю, за что они получают свои зарплаты, если они допустили то, что сейчас происходит в Украине.
– Про "Сеанс" вы написали растерянные слова – о том, что вы не знаете, зачем теперь все это.
– В первые дни мы думали – все, мы вообще больше ничего делать не будем. Но у нас есть интернет-магазин, и самое удивительное, что люди продолжают покупать наши книжки и сейчас, в эти дни, оформляют годовые подписки. Какой невероятный уровень доверия к нам – и это означает, что мы нужны. Хотя повторю, сейчас у нас еще шок и растерянность, это надо честно признать.
– Теперь, когда на многих кухнях гробовая тишина из-за отсутствия “Эха Москвы”, когда закрылось столько прекрасных изданий, наверное, возрастет значение "Сеанса" – его человеческого голоса. Отсюда и подписки – люди хватаются за вас, как за соломинку.
– Да, я тоже так думаю – и надеюсь на это. И надеюсь, что происходящее сейчас покажет, что весь мир должен глобально измениться, многое должно быть просто переустроено, чтобы то, что происходит сейчас, никогда больше не происходило. Это должно случиться. Другое дело, доживем ли мы до этого. Но все, что происходит сейчас, должно перезапустить мир, который должен быть устроен по-другому, – говорит Любовь Аркус.
