В Петербурге 16 ноября суд приговорил художницу Сашу Скочиленко, которую обвиняют по уголовному делу о "фейках" об армии, к семи годам лишения свободы за то, что она расклеила антивоенные ценники в магазине "Перекресток". За несколько часов до этого Саша выступила в суде с последним словом. Север.Реалии кратко напоминают суть дела Саши Скочиленко и полностью публикуют ее последнее слово.
Поддержать Сашу в день вынесения приговора в суд пришли десятки человек. Среди них, например, был режиссер Александр Сокуров, неоднократно критиковавший российские власти. К нему присоединились петербургские депутаты, активисты и близкие Саши. Всего поддержать Скочиленко пришли более 100 человек.
В коридоре дежурили судебные приставы в бронежилетах и касках.
После объявления приговора группа поддержки Саши начали скандировать: "Позор!" Некоторые из них достали листы А4 с фразой "этапом следовать не должна".
После этого полиция задержала одного из слушателей Андрея Саяпова. Он также держал в руках листок с лозунгом. Его вывели из зала два сотрудника. Что именно ему вменяют, неизвестно.
– После таких приговоров у России нет будущего и ни о каком справедливом суде речи быть не может, - прокомментировала приговор муниципальный депутат Ольга Фаттуш.
Депутат Заксобрания Петербурга Борис Вишневский сказал, что в приговоре нет "ни законности, ни справедливости, ни гуманизма".
– Это не правосудие, это расправа. Тех людей, которые называли это правосудием, я надеюсь что когда-нибудь будут судить. Я не знаю, когда. Я очень надеюсь, что Саша раньше выйдет на свободу, - сказал он.
Адвокат Дмитрий Герасимов заявил Север.Реалии, что приговор будет обжалован.
– От приговора ощущение несправедливости, чрезмерной суровости. Мы были всегда готовы к наихудшему сценарию, хотя стороной защитой была предоставлена уйма доказательств невиновности Александры, – сказал он.
Группа поддержки художницы организовала прямую трансляцию последнего слова Саши Скочиленко. Вот оно.
"Мой следователь уволился"
"Мое дело такое странное и смешное, что оно было возбуждено аккурат 1 апреля. Мое дело такое странное и смешное, что иной раз мне кажется, я войду в этот зал, с неба полетят конфетти, загремят салюты, заиграет музыка, люди встанут, будут танцевать, закричат: "Разыграли, разыграли".
Мое дело такое странное и смешное, что когда я рассказываю о нем сотрудникам СИЗО-5, они широко открывают глаза и говорят: неужели у нас теперь за это сажают в тюрьму? Но дело и такое, что ни один из самых ярых сторонников СВО, которых я встретила на своем пути, не считает, что я заслуживаю тюремного срока за свои деяния.
Мое дело такое, что мой следователь уволился, не дождавшись его закрытия. В личной беседе с моим адвокатом он сказал: "Я пришел в Следственный комитет не для того, чтобы заниматься такими делами, как у Саши Скочиленко". И он бросил мое дело, несмотря на то что оно сулило ему небывалый карьерный рост и уже принесло звездочку на погоны. Я считаю его поступок исключительно мужественным и думаю, что мы с ним похожи. Мы оба поступили по совести.
В деле Скочиленко трижды менялся государственный обвинитель, а экспертизу, подготовленную по просьбе обвинения, раскритиковали не только адвокаты Саши, но и специалисты, которые годами занимаются подобными заключениями. Филолога Светлану Друговейко-Должанскую уволили из Санкт-Петербургского государственного университета, потому что руководство вуза было недовольно ее отзывом на лингвистическую экспертизу по делу Скочиленко, которую проводили другие сотрудники университета.
Статья 207.3 в корне своем дискриминационная, ведь она карает только определенных людей, тех, кто не служит в государственных органах. Только вдумайтесь: информация, распространенная мной, получила такое широкое распространение лишь благодаря моим следователям. И эта информация для них, в отличие от меня, и была заведомо ложной. Они распространили эту информацию среди своего следственного отдела, среди прокуратуры, среди судебных органов, оскорбили этой информацией шесть военных комиссаров. И создали такой повод для широкого общественного резонанса, что об этой информации узнали далеко за пределами России.
Дело Саши Скочиленко началось с того, что покупательница магазина "Перекресток" увидела ценник с текстом: "Российская армия разбомбила художественную школу в Мариуполе. Около 400 человек прятались в ней от обстрелов" – и вызвала в магазин полицию.
Издание "Бумага" поговорило с 76-летней женщиной, которая обнаружила ценник и написала заявление в полицию. Пенсионерка возмущена тем, что ее считают доносчицей, и говорит, что гордится тем, что она сделала.
"Эти пять бумажек так опасны?"
Если бы меня не арестовали, об этой информации узнала бы одна бабушка, кассир и охранник магазина "Перекресток". И на двоих из этих троих, как следует из материалов уголовного дела, эта информация не произвела ровным счетом никакого впечатления. Скажите, разве следователи распространяют наркотики среди своего отдела, чтобы доказать, что человек виновен в статье 228? В противном случае, вы сами бы их судили по этой статье. Так почему же только меня судят по 207.3? Если эти пять жалких бумажек в действительности так опасны, как заявляет об этом государственный обвинитель, то зачем вообще был затеян этот суд? Чтобы мы десятки раз обсосали и обсмаковали эти пять тезисов? Даже государственный обвинитель произнес и не покраснел. И, ну да, мы сказали сотни раз эти пять текстов. И что произошло? Земля развернулась? Настала революция в стране? Солдаты начали брататься на фронтах? Закончилась война? Нет. Ничего подобного не произошло. А в чем же проблема?
"Российская армия разбомбила художественную школу в Мариуполе, около 400 человек прятались в ней от обстрелов";
"Российских срочников отправили в Украину. Цена этой войны – жизни наших детей";
"Остановить войну! В первые три дня погибли 4300 российских солдат. Почему об этом молчат на телевиденье?";
"Путин врет нам с экранов телевизоров 20 лет, итог этой лжи – наша готовность оправдать войну и бессмысленные смерти";
"Мой прадед участвовал в Великой Отечественной четыре года не для того, чтобы Россия стала фашистским государством и напала на Украину".
Ценников на самом деле было 6. В материалах дела не оказалось ценника с надписью: "Россия использует перевозные крематории. 0 цинковых гробов с ТЕЛАМИ НАШИХ СЫНОВЕЙ БУДЕТ на этот раз". Только в суде выяснилось, что следователь Проскуряков его просто не включил в материалы дела: этот ценник не исследовали эксперты, по нему не задавали вопросы самой Скочиленко.
С первого заседания Скочиленко не признала своей вины, заявив, что распространяемые ею сведения не были "заведомо ложными".
Государственный обвинитель не раз упоминал, что эти пять бумажек исключительно опасны для нашего государства и общества. Но какой же слабой верой наш прокурор обладает в наше государственное общество, если считает, что наше государство, эти общественные безопасности, могут развалиться от этих маленьких бумажек? Какой ущерб кому я нанесла? Кто потерпел от моего поступка? Об этом государственный обвинитель не обмолвился ни словом. На человека, который поднимает военный мятеж в нашей стране, который нанес огромный ущерб, уголовное дело возбуждают и тут же закрывают через день. Так почему же я полтора года нахожусь в СИЗО вместе с ворами, убийцами, насильниками, совратителями несовершеннолетних? Неужели мой поступок хоть на сотую долю процента сопоставим со значимым преступлением?
Обращение к судье
Ваша честь, каждый приговор – это послание, это своеобразный месседж для общества. Вы можете оценивать эту информацию иначе, чем мои адвокаты, иначе, чем я, но вы согласитесь с тем, что у меня есть свои моральные ориентиры, я не отступила от них ни на йоту.
В языке следователя посадить человека в СИЗО означает взять в плен. Так вот, я не сдалась под угрозой плена, давления, травли, восьмилетнего запроса срока от прокуратуры. Я не лицемерила, я не врала, я была честна перед собой и перед судом.
Если вы вынесете обвинительный приговор, то какой месседж вы пошлете нашим согражданам? Что нужно сдаваться под угрозой плена? Что нужно врать, лицемерить, поменять свои убеждения, если на тебя чуть-чуть надавили? Что нельзя жалеть наших солдат? Что нельзя желать мирного неба над головой? Неужели именно это вы хотите сказать нашим согражданам во времена депрессии, нестабильности, кризиса и стресса?
Саша и ее защита, а также группа поддержки неоднократно заявляли о необъективности судьи Оксаны Демяшевой. Она не менее 30 раз объявляла предупреждения адвокатам, хотя для этого существует всего одна причина – "неподчинение защитника распоряжению председательствующего". Защита утверждает, что выполняла все указания судьи.
Судья Демяшева отклонила множество ходатайств защиты о приобщении доказательств и вызове свидетелей, никак это не обосновывая. Все требования стороны обвинения при этом были удовлетворены.
Она также вынуждала защиту представлять доказательства по много часов подряд, не давая адвокатам сделать перерыв, а Саше – поесть или принять лекарства. Группа поддержки Скочиленко написала открытое обращение в квалификационную коллегию судей Санкт-Петербурга, в котором потребовала отстранить судью Оксану Демяшеву от ведения дела и лишить ее полномочий судьи. Реакции не последовало.
Мое дело очень широко освещается в России и за рубежом. О нем делаются видеосюжеты, снимаются документальные фильмы, о нем пишутся даже книги. И какое бы решение вы ни выбрали, вы войдете в историю. Возможно, вы войдете в историю как человек, который меня посадил. Возможно, вы войдете в историю как человек, который меня оправдал. Возможно, вы войдёте в историю как человек, который принял нейтральное решение и дал мне условный срок или штраф.
Все в ваших руках. Но помните, все знают, все видят, что вы не судите террористку, вы не судите экстремистку, вы не судите даже политическую активистку, вы судите музыкантшу, художницу и пацифистку.
"Я – пацифистка"
Да, я пацифистка. Пацифисты существовали всегда. Это особый склад людей, которые считают, что жизнь является наивысшей ценностью из всех возможных. Пацифисты считают, что любой, даже самый страшный конфликт можно лишить миром.
Я боюсь убить даже паука. Мне страшно представить, что можно лишить кого-то жизни. Такой уж я выросла. Такой воспитала меня моя мама. Войны заканчиваются не благодаря воинам. Они заканчиваются инициативой пацифистов. Когда вы сажаете пацифистов в тюрьму, вы всё больше отдаляете желанный всеми мир.
Да, я пацифистка. Я считаю, что жизнь священна. Если отбросить всю мишуру этого мира мира типа машин, квартир, богатства, власти, успеха, социальных связей, социальных сетей, в сухом остатке есть только она. О да, жизнь. Она невероятна. Она удивительна. Она уникальна. Она настырна. Она сильна. Она зародилась на Земле, и пока еще в далеком космосе мы не нашли ее аналога.
Она пробивается сквозь асфальт. Она разрушает камни. Она из крохотного росточка превратится в исполинский баобаб. Из микроскопической клетки в гигантского кита. Она населяет вершины, прячется в Марианской впадине, она неистребимой силой простирается от арктических льдов до знойных пустынь.
Самой совершенной ее формой является человек. Человек – это очень разумная форма жизни. Это жизнь, которая может осознать сама себя. Жизнь, которая может осознать собственную смертность. И чаще всего мы не помним об этом и живем так, будто будем жить вечно.
Но жизнь человека скоротечна. Жизнь человека ничтожно мала, и все, что мы можем, – это только продлить краткий миг блаженства.
Все живущие хотят жить. Даже на шеях у висельников находят царапины от ногтей. Это значит, что в самый последний момент они цеплялись за жизнь. Они очень сильно хотели жить. Спросите у человека, которому только что вырезали раковые опухоли, что такое жизнь и насколько она ценна.
Вот почему ученые и медики всего мира бьются над тем, чтобы увеличить продолжительность жизни человека и найти лекарство от смертельных болезней.
Вот поэтому я все не могла взять в толк: зачем боевые действия? Зачем мы это делаем? Боевые действия укорачивают жизнь. Боевые действия – это смерть. Мы пережили эпидемию коронавируса. Мы потеряли в ней своих дорогих пожилых близких, наших любимых бабушек, дедушек, ветеранов, наставников, учителей. Была боль, было горе, был траур.
Только-только мы стали вставать на ноги, стали оправляться от этих потерь, по чуть-чуть начали жить, как вдруг – боевые действия.
После задержания Скочиленко отправили в СИЗО, несмотря на целиакию – непереносимость глютена – и другие заболевания. Проблемы со здоровьем у Саши начались не в изоляторе. В детстве ей поставили генетическую непереносимость глютена. Из-за этого она была со школы на безглютеновой диете, при которой нельзя есть продукты, приготовленные из ячменя, пшеницы и ржи. Нарушение диеты может привести к смерти. В 17 лет врачи рекомендовали ей поставить кардиостимулятор из-за аритмии.
Защита художницы не раз говорила во время судебных заседаний: у Саши непереносимость глютена, порок сердца, биполярное расстройство, ПТСР, несколько заболеваний желудочно-кишечного тракта, и ей необходимо изменить меру пресечения. Суд ни разу не прислушался к адвокатам.
"Мы все, что есть друг у друга"
Называйте это как хотите: я заблуждалась, или я ошибалась, или мне запудрили мозги… я останусь при своем мнении и при своей правде. И я не считаю, что к той или иной правде нужно законодательно принуждать.
Государственный обвинитель верит в совсем другую правду, чем я. Он уверен в существовании так называемых "натовских прихлебателей" или в том, что все независимые СМИ финансируются из-за рубежа. Но разница между нашим прокурором и мной заключается в том, что я бы никогда не посадила его в тюрьму — из-за этого.
Мне жаль, если я кого-то обидела своим поступком. Мое заключение в СИЗО, где я общалась с очень разными, непохожими на меня людьми, позволило мне понять, что каждый человек верит в свою правду. То же самое касается и отношения к СВО. И это большая трагедия, что не все мы разделяем одну правду и не принимаем правды друг друга – это порождает раскол в обществе, разрушает семьи и разъединяет близких друг другу людей, повышает уровень агрессии, умножает вражду на Земле и все больше отдаляет нас от долгожданного мира. Я не погрешу против истины, если скажу, что каждый человек в этом зале желает одного и того же – мира.
Зачем воевать? Если мы – это все, что есть друг у друга в этом мире, полном бед, катастроф и трудностей. Разве все богатство и вся власть вселенной могут выкупить вашего близкого из плена смерти? Нет, ни деньги, ни власть, ни карьера, ни квартира, ни машина.
Мы – это все, что есть друг у друга. И у меня есть любимые люди, которые дороги мне больше всего на свете. Они приходят в этот зал, и им небезразличны моя жизнь, здоровье и свобода. Они не хотят, чтобы меня посадили. Меня ждет дома пожилая мама, сестра, любимая девушка, которой поставили страшный диагноз – рак. И я пока не знаю человека, кроме государственного обвинителя, который хочет, чтобы меня посадили.
Правда, я думаю, что и государственный обвинитель в глубине души не хочет этого. Мне кажется, что он пришел в прокуратуру, чтобы сажать реальных преступников и злодеев – убийц, насильников, совратителей несовершеннолетних. А все оказалось совсем иначе: нужно сажать тех, кого надо посадить, и это залог продвижения по карьерной лестнице. Это сложившаяся система. Давайте хоть теперь не делать вид, что это не так.
Я вас не виню. Вы заботитесь о своей карьере, о стабильном положении в будущем, чтобы обеспечить свою семью, дать ей хлеб и крышу над головой, поставить на ноги своих будущих или уже родившихся детей. Но о чем вы будете им рассказывать? О том, как вы посадили в тюрьму тяжело больную женщину за пять маленьких бумажек? Нет, несомненно, вы будете рассказывать о других делах. Наверное, вы утешаете себя тем, что вы просто делаете свою работу. Но что вы будете делать, когда маятник качнется в другую сторону?
Это исторический закон: либералы сменяются консерваторами, консерваторы – либералами. После естественной смерти одного политического лидера приходит другой, с противоположным курсом, и первые становятся последними, а последние – первыми. Вам покажется это странным, но я вам сочувствую.
Несмотря на то что я нахожусь за решеткой, я свободнее, чем вы. Я могу принимать собственные решения, могу говорить все, что думаю, могу уволиться с работы, если меня заставляют делать что-то, чего я не хочу. У меня нет врагов, мне не страшно остаться без денег или даже без крыши над головой.
Я не боюсь не сделать блестящую карьеру, показаться смешной, уязвимой или странной. Мне не страшно быть непохожей на других. Возможно, поэтому мое государство так боится меня и мне подобных и держит меня в клетке, как опаснейшего зверя.
Но человек человеку не волк. Просто злиться друг на друга из-за разных позиций легко, а любить друг друга, пытаться понять и находить компромиссы – очень трудно. Так невыносимо трудно, что порой это кажется просто невозможным, в такие моменты насилие или принуждение кажутся единственным выходом. Но это не так! Необходимо учиться любить и решать конфликты при помощи слова – это единственный способ выкарабкаться из того кризиса морали, в котором мы оказались.
Ваша честь! Своим приговором вы можете подать всем пример – пример того, как конфликт можно решить при помощи слова, любви, милосердия, сострадания, а не при помощи принуждения к так называемой правде посредством уголовного срока. Это станет большим шагом к уменьшению злобы, к оздоровлению и примирению общества.
Ваша честь! Я понимаю, что для вас это просто работа, рядовое дело, трудовые часы и большое количество бумажной волокиты. Наверное, среди этой рутины, как и при всякой работе, замыливается и забывается истинное. Но истина заключается в том, что вы обладаете великой властью: вершить человеческие судьбы. В данном случае в вашей власти моя судьба, мое здоровье, моя жизнь и счастье моих близких. Я верю, что вы распорядитесь этой властью мудро".
