Одновременно с так называемой "спецоперацией" в Украине российское государство открыло "второй фронт" внутри страны – с независимыми медиа. Слово "война" теперь считается дискриминацией Вооруженных сил РФ и может грозить длительным тюремным сроком. Иностранные СМИ вывезли своих сотрудников за границу, покинули страну и многие журналисты крупных российских изданий. Но в регионах продолжают работать местные независимые редакции – по крайней мере, пытаются, выяснил Север.Реалии.
Список заблокированных СМИ в России уже исчисляется десятками. После 24 февраля 2022 года перестали открываться без VPN сайты Радио Свобода, телеканала "Настоящее Время", порталов Север.Реалии и Крым.Реалии. Заблокированы "Голос Америки", New Times, DOXA, "Медуза", Русская служба BBC, Deutsche Welle и другие. Телеканал "Дождь" и радио "Эхо Москвы" приняли решение прекратить работу.
Зачистка происходит и в регионах. Окончательно закрылось томское агентство ТВ2 – некогда очень популярный региональный телеканал, который был лишен эфира в 2015 году, но продолжал работать в интернете. Другой независимый сибирский телеканал – ТВК из Красноярска – продолжает работать, несмотря на атаки со стороны провластных телеграм-каналов. Вадим Востров, гендиректор телеканала, недавно был вынужден опровергать вбросы о своем американском гражданстве – поводом стала давнишняя фотография сувенирного американского паспорта, купленного в аэропорту.
– Конечно, после принятия закона о фейках рассказывать правду про происходящее в Украине нереально, – признается Востров. – Но мы делаем то, что возможно в этих условиях : например можно сообщать печальные новости об очередном погибшем земляке, можно рассказывать о социально-экономических последствиях этой так называемой "военной операции", можно делать эфиры с психологами – как справиться с происходящим. Одним словом, делаем, что можем, для тех, кто сохраняет здравомыслие.
Заблокирован, но не остановлен новосибирский портал "Тайга-инфо". Так же как и межрегиональный проект "7х7 – Горизонтальная Россия": "Пока что никто ко мне не подошел с явным отказом от сотрудничества", – комментировал блокировку по горячим следам главный редактор сайта Олег Григоренко.
Было заблокировано и последнее независимое СМИ Псковской области – электронная газета "Псковская губерния". Однако простой блокировки, по мнению местных силовиков, было недостаточно: в офис редакции 5 марта ворвались бойцы ОМОН, сотрудники Центра "Э" и полицейские. Сотрудников редакции уложили на пол, всю компьютерную технику изъяли. Все это назвали "осмотром" по административному делу за якобы призыв к антивоенному митингу. Такой же "осмотр" с изъятием всей техники прошел и в офисе партии "Яблоко".
Вскоре после главред ПГ Денис Камалягин покинул страну, и только поэтому избежал новых обысков – 18 марта полиция приходила за телефонами и ноутбуками к его родителям, а также еще по нескольким адресам: к журналистке Радио Свобода и Север.Реалии Светлане Прокопьевой, к политику Льву Шлосбергу – в его квартиру и в квартиру его отца, волостному депутату Николаю Кузьмину, активистке Катерине Новиковой и другим. У всех выгребли всю компьютерную технику, которую сумели найти, как у свидетелей по уголовному делу о клевете в адрес губернатора в анонимном телеграм-канале "Гремячая башня". С 20 марта Псковский городской суд "засиливает" эти обыски, признавая их "законными и обоснованными".
Возможно ли продолжать работать в таких условиях? И нужна ли вообще работа независимых журналистов сегодня, когда, согласно опросам, более двух третей россиян поддерживают "спецоперацию" с бомбежками украинских городов? Север.Реалии попросил рассказать о жизни под гнетом "военной цензуры" главных редакторов и журналистов последних выживших СМИ.
"Сейчас за границей мы нужнее России"
Денис Камалягин – главный редактор интернет-газеты "Псковская губерния". Сайт заблокирован, техника редакции изъята, часть сотрудников, в том числе главред, уехали из России.
– "Псковская губерния" в условиях войны попробовала продолжить работу, – рассказывает Камалягин, – но в первый же день после вступления закона в силу – 5 марта – на редакцию напала (по-другому не могу сказать) полиция: ОМОН уложил "опасных преступников" на пол, перевернув вверх дном редакцию в рамках административного дела. Спустя две недели в Пскове у двух сотрудников издания прошли обыски в рамках уголовного дела о клевете на губернатора. Продолжить работать – после изъятия всей техники, после угроз, после блокировки нашего сайта и соцсетей – невозможно. У нас стал выбор: прекратить работу до блокировок, как это сделали многие, или попробовать работать более аккуратно. Нам дали ответ, что нет никакого "более аккуратно". В России места для независимой журналистики нет.
Как действует цензура? В рамках Уголовного кодекса. Это статьи 207.1 и 207.3 УК РФ, а также неоднократные доносы, которые посыпались в полицию на журналистов и оппозиционных политиков. Всё просто. Сегодня есть угроза появления уголовных дел, угроза личной безопасности (моим ребятам поступали угрозы во "ВКонтакте"), угроза натурального грабежа со стороны полиции.
В связи с блокировкой, приостановкой деятельности и переездом части сотрудников за границу, нам придётся переформатировать работу, а также частично сменить состав редакции. Но это не такая большая проблема. Рекламодателей в России у нас уже несколько лет как нет: давать нам рекламу было запрещено. Часть сотрудников, включая меня, уже уехали, и сейчас мы реально видим в этом большой потенциал. Есть трудности с получением информации, когда ты находишься за рубежом, однако у нас остаются не только источники информации, но и свои стрингеры на местах.
Нужна ли сегодня читателям "неприятная" информация о войне? Это сложный вопрос. Почему правда – неприятная? Для тех, кто понимает ситуацию, это не неприятная, а печальная информация. Но это не значит, что люди не хотят знать о том, что плохо. Хотят, мы видели, как росла читаемость в телеграм-каналах ПГ – до момента, когда мы были вынуждены приостановить деятельность.
Я считаю, что нам нужно работать, и сейчас мы за границей нужнее России, чем внутри неё с условным кляпом во рту. И мы будем делать всё, что можем, другого варианта у нас нет, наша профессия сейчас в ситуации полной перезагрузки с нуля, и важно работать, а не рефлексировать, кому это нужно, – говорит Камалягин.
"Мы называли происходящее своими именами"
Ярослав Власов – журналист "Тайга.инфо". Сайт заблокирован, но продолжает работать. Первые дни издание честно называло войну – войной, после введения поправок в Уголовный кодекс пишет о последствиях войны, стараясь не транслировать официальную ложь.
– С 24 февраля мы старались подробно освещать "спецоперацию" с обеих точек зрения, – говорит Власов. – Нас быстро и заблокировали, кстати, чуть ли не первыми в России, и точно первыми среди крупных региональных. Хотя формальный предлог был как у всех – то, что мы называли происходящее в Украине своими именами.
Претензия была только к одному онлайну – мы выполнили, как я считаю, незаконные требования Роскомнадзора, чтобы продолжить работу. Но всё равно до сих пор заблокированы. Позже у нас заблокировали и паблик во "ВКонтакте".
Ну а после путинского закона о военной цензуре 4 марта нам, как и большинству оставшихся на территории России СМИ, пришлось удалить все онлайны и публикации о "спецоперации". В итоге мы решили отказаться от ее освещения, чтобы не транслировать только однобокую позицию Минобороны РФ, и сосредоточились на текстах об экономическом кризисе, акциях протеста и других последствиях решения президента.
Продолжать работать пока реально, но человеческих ресурсов все меньше, а горизонт хоть какого-то планирования у нас с марта – максимум месяц. Дальше будем смотреть по ситуации с рекламодателями. С другой стороны, часть партнеров пока продолжают с нами работать, ну и серьезно выросла непосредственная поддержка от читателей за счет донатов. Да и вообще, кажется, что аудитория стала еще лояльнее в условиях, когда независимых региональных СМИ почти не осталось. Мы тут с удивлением узнали, что для того, чтобы нас поддержать, новосибирский книжный магазин "Перемен" проведет специальную благотворительную распродажу – это был приятный сюрприз, и дело даже не в деньгах, а в общем ощущении поддержки. Нам реально все больше читателей пишут, просят не останавливать работу и предлагают новые пути распространения контента, но этим пока физически некому заниматься.
Наверное, будет честно сказать, что сейчас мы все боимся, что за нами могут прийти уже по любому поводу. Мы же остались в России. Хотя мы работали и работаем строго в том "правовом" поле, которое нам пока оставляют федеральные власти.
И если до начала марта лично я задумывался над тем, куда бы можно было уехать, то после законов о "дискредитации" ВС РФ решил, что хрен им (в смысле властям) – теперь из принципа останусь и буду работать, пока могу (но это только моя позиция, за остальных говорить не буду).
Я уверен, что нашим читателям нужна правда. Даже если сугубо формально подходить – с 24 февраля у нас довольно серьезно выросли соцсети, особенно телеграм. И думаю, что это связано с освещением происходящего. Ну а сейчас, раз мы решили никак про это дело не писать, чтобы однобоко не давать Минобороны, темпы прироста аудитории снизились.
Хотя, вот я смотрю по новосибирцам, и, по моим ощущениям, большинству жителей, к сожалению, вообще пофиг, что там происходит. Мне кажется, речь даже не идет о поддержке "спецоперации", а просто о том, что ее стараются не замечать, мол, "всё потом наладится". Хотя похоронки уже приходят, – говорит Власов.
"Минное поле для СМИ сейчас везде"
Елена Иванова – главный редактор ИА "Свободные новости", Саратов. Сайт продолжает работать, все сотрудники в России. Издание аккуратно выбирает слова, но рассказывает истории о погибших на войне срочниках.
– Нет никаких рецептов выживания, – говорит Иванова. – Когда ты видишь, как твоих коллег признают иностранными агентами, нежелательными организациями, как блокируют медиа, как по собственной воле закрываются целые редакции, как принимаются законы, в силу которых ты за любое слово можешь отъехать на 15 лет на зону, когда знакомые журналисты покидают Россию, то никаких рецептов нет.
Мы общаемся с юристами, адвокатами, и никто не может сказать, когда, где и в какой момент ты наступишь на мину. Минное поле для СМИ сейчас везде. Мы знаем, что за фейки о Вооруженных силах могут посадить. Мы знаем, что фейки – это недостоверная информация, не подтверждённая официальными источниками. Но ни Роскомнадзор, никакая другая структура не предоставили список официальных источников. Например, губернатор признал гибель солдата срочника. А завтра Минобороны скажет, что погибший был контрактником. Значит ли это, что мы опубликовали фейк и дискредитировали российскую армию?
Самое страшное, что мы действительно выживаем. А как, куда – мы не знаем. Мы не знаем, как работать. Мы каждое утро просыпаемся в этот кошмар, где Россия проводит спецоперацию, в соседней стране гибнут люди, просыпаемся и снова погружаемся в коллективное безумие.
По закону о дискредитации армии полиция составила уже более 200 протоколов в нескольких российских городах.
Задерживают активистов с плакатами со звездочками, и мы, СМИ, даже не можем опубликовать фото этого плаката. Задержали девушку с зеленой ленточкой, являющейся символом мира, и священника за проповедь. Официально задерживают за "молчаливую поддержку" пикетов. Вдуматься только: за молчаливую поддержку.
Два самых важных слова из советской песни "Солнечный круг" уже запрещены.
Я на планерках говорю нашим юристам, риск-менеджерам: ребята, пожалуйста, я знаю, что все под запретом, но, пожалуйста, придумайте, как мы можем написать о пропавших солдатах, которых матери не могут найти две недели ни живыми, ни мертвыми, как написать о студенте, которого могут отчислить за пикет.
Мы обратились к нашим постоянным читателям, которые нам доверяют, и объяснили, что редакция не готова рисковать жизнями и свободой своих сотрудников. Поэтому мы будем выполнять законы страны, в которой живем. Сказали, что если руководство страны считает действия, происходящие в Украине, военной спецоперацией, то мы тоже будем называть это так. Рассказали, что некоторые публикации, за которые его авторы могут получить реальные уголовные сроки, мы были вынуждены удалить с нашего ресурса.
Мы максимально аккуратно пишем. Мы отправляем запросы в Минобороны и военную прокуратуру. Но утверждать, что это может обезопасить наш ресурс или сотрудников, мы не можем. Уезжать из России из нашей редакции никто не собирается. Мы живем и работаем в Саратове, у нас нет ни отходных путей, ни финансовых ресурсов, чтобы эмигрировать. Мы просто стараемся в этой ситуации делать журналистику, насколько это возможно, и оставаться, как бы это пафосно ни звучало, честными людьми, – говорит Елена Иванова.
