12 июля в Вильнюсе прошёл саммит НАТО, на котором организация приветствовала своего нового члена – Финляндию. Её вступление в трансатлантический альянс одновременно символизирует самую большую напряженность в отношениях с Россией с окончания Второй мировой войны. Как коренные финны России (ингерманландцы) переживают разрыв дипломатических отношений, выяснял корреспондент Север.Реалии.
С начала войны с Украиной российский МИД планомерно закрывал дипломатические представительства "недружественных" государств. Генеральное консульство Финляндии в Петербурге прекратит свою работу с 1 октября. Это нанесло серьезный удар по всему тому, что было выстроено в результате дружественных отношений между Финляндией и Россией за 30 лет. Теперь российское государство обвиняет Финляндию в поддержке сепаратизма и экстремизма в Карелии.
"Здесь были финны, но финнов нету”
На территории нынешнего Петербурга и Ленобласти финны появились ещё в XVI веке. Тогда Швеция переселяла их сюда с севера, обещая им налоговые льготы. Чтобы понять, насколько финским был этот регион до основания Петербурга, достаточно посмотреть этимологию названий деревень и районов. Шушары, например, — это остров (šoari) посреди болота (šuo), а Пулково названо в честь то ли брусники (puolukka), то ли лопарских санок (pulkka).
После основания Петербурга ингерманландцы никуда не делись. Перед революцией по всей Петербургской губернии работали десятки финноязычных лютеранских церквей и школ. И даже после Гражданской войны в городе оставалось 114 тысяч "ленинградских" финнов – это известно благодаря переписи населения 1926 года. Для сравнения: согласно переписи 2021 года, финнов во всей России осталось всего 7778 человек, а ингерманландцев – чуть больше полутысячи.
Но, даже несмотря на малочисленность, многие ингерманландцы пытались сохранять своё наследие, возрождать и популяризировать его, хотя это было непросто. А когда началась война с Украиной, веры в то, что получится сделать хоть что-то, стало ещё меньше.
Павел, потомок ингерманландских финнов, рассказывает, что для него было чрезвычайно важно сохранить ингерманландскую культуру.
– Люди, которые родились в Ленинграде, в Петербурге, в Ленобласти, – они даже не понимают, что такое Ингерманландия. Откуда все эти названия: Токсово, Кавголово, Васкелово… Для меня было открытием, что большинство думает, что это была Финляндия. И я решил заняться просветительской работой, рассказывать о нашем прошлом. Я прямо горел этим всем. А сейчас я понимаю, что мне жизни не хватит дождаться момента, когда всё нормализуется, и я смогу нормально об этом рассказывать – без печальных последствий для себя. Потому что становится хуже и хуже. Сейчас единственная мысль – это уехать и пытаться уже там рассказывать своим детям об их истории, – говорит Павел.
Советские финны
Самым серьёзным испытанием для ингерманландцев стало правление Сталина. Сначала – коллективизация. Павел вспоминает о своих предках из ныне не существующей деревни Киурумяки близ Токсово.
– В 1936 году моего прапрадеда раскулачили и сослали в Мончегорск. Во время коллективизации у него забрали новый дом, разобрали его на брёвна и построили из них здание милиции в Токсово. А его дочь, моя прабабушка, после того как у неё отобрали последнюю корову, собрала всех детей и переехала к нему.
Многим ингерманландцам повезло ещё меньше: их отвезли в северную Сибирь. Доехать туда удавалось далеко не всем – об этом подробно рассказывает Тойво Флинк в своей книге "Домой в ссылку". О тех же событиях вспоминает Элма (имя по ее просьбе изменено. – СР), ингерманландка, живущая в Финляндии.
– Отца везли на Крайний Север. По дороге умер мой дедушка – и это был не единственный случай. Была такая практика: людей, которые умирали, оставляли по дороге на станциях. Поэтому я до сих пор не знаю, где дедушка похоронен.
После коллективизации ингерманландцы оказались заложниками отношений между родной страной и независимой Финляндией. Из-за советско-финляндской войны 1939 года были закрыты все лютеранские приходы, финноязычные издания, а обучение в школах полностью переведено на русский язык.
– До 1930-х годов было преподавание на своём родном языке. Мой дядя рассказывал, что, когда ходил маленький в школу, все уроки шли на финском. А потом вышло постановление, и после очередных каникул дети пришли в школу, и всё было уже на русском, – вспоминает Элма.
Во время Второй мировой войны Ленобласть была оккупирована Германией и Финляндией. Тогда финские власти договорились с немецкими и эвакуировали 63 тысячи ингерманландцев, в основном женщин и детей. При этом в Финляндии они оказались в качестве беженцев, часто им приходилось помогать местным жителям по хозяйству просто за еду. Продлилось это недолго: в 1944 году между СССР и Финляндией было заключено перемирие. Одним из условий Кремля было возвращение всех эвакуированных ингерманландцев.
На территории, оказавшейся в блокаде, тоже оставались "ленинградские" финны. Их уже вывозили через Дорогу жизни – в Казахстан и Сибирь.
Вернуться обратно после войны было сложно. Во-первых, до дома нужно было как-то добраться без рубля в кармане. Во-вторых, не было никакой гарантии, что дома уже не были заняты другими жильцами по распоряжениям колхозов. В-третьих, в 1947 году Совет Министров СССР принял постановление, согласно которому финнам запрещалось селиться в Ленинграде и в 100-километровой зоне вокруг него. Действовало оно до 1952 года, но к тому моменту вернуться смогли немногие.
– Пришла милиция в дом и заявила, что моя бабушка была на территории Финляндии во время войны, и теперь ей нужно выселиться, уехать, на сборы дали 24 часа, – вспоминает Элма. – Вот они собрались и поехали в Эстонию. Но семья моей мамы смогла прожить там всего около года, и им снова дали 24 часа на отъезд – по национальному признаку. Поехали дальше, опять в Россию. И это не только моя семья, у многих подобные истории.
– Моей бабушке, когда она получала паспорт, поставили печать, что она не может приближаться к Ленинграду, – рассказывает Павел. – Она по этому поводу очень переживала – что замуж не сможет выйти. А двоюродная сестра моей бабушки каким-то образом умудрилась переехать в Токсово и взять с собой отца. Но она скрывала, что финка. Фамилию тоже скрывали: меняли ударение, чтобы было непонятно, что она финская, сняли таблички на могилах родителей, чтобы не было видно имен и фамилий. Даже от своих детей скрывали, что они финны.
После смерти Сталина и снятия ограничений по национальному признаку жить ингерманландцам стало легче. Многие отправились работать в Карелию и Ленинград. Со временем началось и возрождение ингерманландского сообщества.
В 1975 году в СССР был принят указ "О религиозных объединениях", который позволял, пускай и не без труда, но легально открывать церкви. Спустя два года ингерманландцы открыли кирху в Пушкине – и даже вели службы на родном языке. Элма была прихожанкой этой кирхи.
– Это церковь, в которой я выросла, в которой я поняла, что у меня есть своя идентичность, что я принадлежу к какому-то народу, – вспоминает она. – Что, оказывается, не я одна говорю по-фински дома или у бабушки, что таких, как я, много. Когда я маленькая пришла в эту церковь, увидела, что там полно народу, люди сидят, стоят и все говорят на финском. Я услышала тот самый язык, на котором говорят у нас дома. Я думаю, что вера и язык – это то, что сохранило финскую культуру, ведь всё остальное было запрещено. Это было важное место встречи. И у нас была общая боль всей нации, у всех был опыт выселений с родных территорий.
Со временем стало открываться всё больше таких приходов по всей стране – от Карелии до Казахстана. А из церковных сообществ выросло Общество ингерманландских финнов, которое до сих пор занимается поддержанием национального языка и культуры.
Домой в Финляндию
10 апреля 1990 года в прямом эфире государственного финского телеканала Yle президент Финляндии Мауно Койвисто сделал заявление, навсегда изменившее судьбу ингерманландцев: он призвал их приезжать. Отныне ингерманландские финны приравнивались к финнам в Финляндии и имели право на репатриацию.
С одной стороны, ингерманландцы хотели восстанавливать собственную культуру у себя на родной земле. Сантери Пакканен из Союза ингерманландских финнов в Карелии рассказывал тому же Yle, что их сообщество ожидало помощи со стороны Финляндии, а не призыва переезжать туда. С другой стороны, социальные и экономические реалии России 1990-х и отсутствие интереса со стороны правительства РФ в поддержании ингерманландской культуры спровоцировали многих уехать. Среди уехавших была и Элма.
– Я приняла решение переехать, потому что осталась одна с детьми, и мне было очень сложно, – вспоминает она. – Думая об их будущем, решила, что будет проще поднимать их в Финляндии.
Переезд всем давался по-разному. Кто-то уже привык к трудностям и быстро адаптировался к новой среде, а для кого-то Финляндия так и не стала полноценным домом.
– У бабушки обратно в Россию переехал старший брат. Он ожидал другого отношения к себе в Финляндии, – рассказывает Павел. – Понятное дело, что ингерманландцы для финнов всё равно русские. Ингерманландцев удивило, что в России они были финнами, а здесь они были русскими, хотя говорят на финском. Ну и финский другой – изменился за столько лет, так что на новом месте пришлось привыкать говорить иначе. Но мне кажется, что это всё в головах у них. Моя бабушка очень общительная, и бывает, что она разговаривает с финнами на улицах. Ей делают комплименты, мол, ты так хорошо говоришь, она отвечает, что она ингерманландка. И они очень положительно к этому относятся. Но так бывает не со всеми. У меня есть родственник, который считает, что отношение к ним сильно испортилось, хотя его дочь – финка и хорошо там себя чувствует.
По наблюдениям Павла, у всех его родственников, которые смотрят российские телеканалы, пророссийские настроения, и они боятся, что их в любую минуту могут выгнать.
– Они считают, что они якобы недограждане, хотя гражданство у них есть. Но такое существует только в их головах, как мне кажется. Никаких поводов волноваться нет. Конечно, если ходить и говорить финнам всё, что услышал по телевизору, кому это понравится? Бабушкин брат из-за этой своей паранойи однажды собрался чуть ли не дом продать и в Крым переезжать. Хотя он хорошо устроился, на нормальной работе, все хорошо у него. И вот, начал писать другим родственникам, что якобы русского побили или у врача не приняли. Те не обращают на него внимания, потому что понимают, что ничего такого не происходит. Но все-таки он так никуда и не уехал.
По разным оценкам, за 26 лет, вплоть до закрытия программы по репатриации из России в Финляндию переехало около 35 тысяч ингерманландцев. Финское государство обозначает их как "возвращенцев", то есть не как эмигрантов другой национальности, а как финнов. То же самое заметно и по государственной статистике, где ингерманландцы не учитываются как отдельная этническая группа.
При этом одно из условий переезда – знание языка – привело к тому, что ингерманландские сообщества в России потеряли один из главных ресурсов для сохранения культуры – носителей финского. Даже службы в ключевом для ингерманландцев институте культуры – Церкви Ингрии теперь идут на русском, и основная часть прихожан – россияне, не имеющие отношения к их культуре.
Правда, Элма и сейчас надеется, что ингерманландцы продолжат поддерживать свою культуру в России.
– Я надеюсь, что когда-нибудь тоже буду как-то участвовать во всём этом в культурном плане. Очень хочется, чтобы мои дети знали свои корни. И я это делаю даже не для себя, а для будущих поколений. Хочется, чтобы у моих потомков была история.
"После зимы всегда идёт весна"
После 24 февраля 2022 года отношения между Финляндией и Россией стали обрываться не только на государственном уровне. Финский бизнесмен Сеппо (имя изменено. – СР) говорит, что деревообрабатывающие предприятия лишились традиционных поставщиков, а туристические столкнулись с угрозой банкротства.
– Туристический бизнес между россиянами и финнами приносил очень много денег и давал рабочие места. Сейчас из-за того, что его больше нет, район Лаппеенранты теряет около 1 миллиона евро в день. Каждый день! Мы пока не знаем, как всё будет, но сокращения идут повсеместно, во многих отелях нет постояльцев, им угрожает банкротство. Если так продолжится несколько лет, то оно точно наступит. Один отель на днях уже продали за очень низкую цену после того, как владельцы объявили о банкротстве. Ещё здесь много жилых блоковых домов, половина квартир в которых принадлежит россиянам. Сейчас они не могут приехать – не оплачивают коммунальные услуги, и компании, которым принадлежат эти дома, тоже теряют много денег. Я знаю, что по ту сторону границы российские лесопилки пока работают, но поставляют древесину на внутренний рынок и в Китай. Они получают намного меньше, чем когда вели бизнес с нами.
Павел, периодически посещающий Финляндию после начала войны, говорит, что огромные магазины остались без покупателей, много надписей на русском: "продаётся", "сдаётся в аренду". Всё заколочено. Шинный центр большой тоже закрыт. Вплоть до Лаппеенранты ничего не работает, даже рыбные лавки.
В то время, как финны испытывают экономические сложности из-за отсутствия туристов, россияне из приграничных регионов переживают из-за внезапной изоляции. По словам Эльзы, потомка ингерманландских финнов из Петрозаводска, граница раньше вообще не ощущалась как таковая, можно было сесть на машину или автобус и съездить в Финляндию, в Европу. Дёшево и быстро. Теперь Карелия, считает Эльза, будто оторвана от мира – чтобы куда-то выехать, нужно потратить весь день.
О том же говорит и Павел.
– Я раньше довольно часто ездил в Финляндию, останавливался у бабушки. И это очень сильно повлияло на жизнь, когда стало понятно, что возможности ездить больше не будет. Тяжело стало без Финляндии, без родственников. Неожиданно, что в наше время появляются ограничения в передвижении. Раньше просто приезжаешь туда – и по-другому дышится, и видится всё иначе. Я, например, очень люблю ходить пешком, и в Финляндии всё для этого есть. Просто приезжаешь, смотришь вокруг и радуешься. Привычки, продукты – вроде бы это мелочи, но на самом деле они сильно влияют на жизнь.
Закрытие бизнесов, строгая граница, внезапно появившееся между Финляндией и Россией, регулярные новости о войне и репрессиях – всё это не могло не повлиять на ингерманландцев. Особенно учитывая то, что почти у всех переехавших сохранилось не только российское гражданство, но и собственность на родине. И чтобы следить за ней и оплачивать счета, приходилось регулярно ездить через границу. Ездят ещё и за пенсией — репатриировавшиеся в пожилом возрасте могут рассчитывать лишь на минимальную пенсию в Финлянди.
По обе стороны границы наследники коренных финнов Ленобласти невольно вспоминают о тяжелом прошлом своего народа. И, сталкиваясь с настоящим, говорят о цикличности. По словам Павла, все его родственники разъехались, и он теперь тоже думает о том, чтобы переезжать.
– Мне просто тяжело в этом обществе жить. По отношению к истории моей семьи – если я начну принимать реалии этого общества, то это будет предательство, что ли. Предательство моей бабушки, например. Потому что всё идет по спирали, – считает он.
Элма до сих пор ездит в Ленобласть, чтобы ухаживать за своим домом. Она говорит, что находясь в России, старается не касаться политических тем, чтобы не привлекать к себе внимание, так как она не хочет расставаться с родными местами.
– Знаете, иногда финны покупают недвижимость в Испании и уезжают туда на старости лет. Но когда я приезжаю в Ленинградскую область, в Ингерманландию, я чувствую себя дома. У меня была мечта, когда выйду на пенсию, проводить время на своей исторической родине. Но… Видите, как все быстро меняется... Когда-то у моей мамы в метриках стояла печать "дочь врага народа". У многих такое было. Потом это отменили, был хороший период. А сейчас снова по-другому. Мы не знаем, что будет завтра, послезавтра. После войны всегда идёт перемирие. После зимы всегда идёт весна, это тоже цикличность.
