Около 10 тысяч финнов погибли в СССР в годы сталинского террора. Узнать подробнее об их судьбах хотят исследователи проекта "Финны в России 1917–1964". Его запустили в Национальном архиве Финляндии осенью 2020 года, за первые же месяцы проект привлек к работе сотни волонтеров, которые помогают обрабатывать архивные документы и переводить их в электронный вид. Чтобы эти уникальные свидетельства навсегда сохранились в истории.
Команда проекта планирует собрать полную базу данных о судьбах тех финнов, которые по разным причинам оказались в СССР. В этой работе исследователям помогают родственники бывших эмигрантов. Они делятся бесценными документами и часто трагическими историями своих предков.
Юрьё Мякеля и его семья
Райя-Лииса Мякеля никогда не видела своего отца: она родилась 24 января 1938 года, ровно через месяц после ареста Юрьё Мякеля и почти за две недели до его расстрела.
"18 лет – от рождения до 1956 года – я всегда была дочерью врага народа. То есть не потому, что на мне висела табличка или было клеймо, а потому что я всегда знала это", – рассказывает Райя-Лииса. Сейчас ей 83 года, последние 30 лет она живет в Финляндии, в Хельсинки, и пишет книгу на русском языке под названием "Я – дочь врага народа".
Юрьё Вихтори Мякеля родился в финской деревне Кийкка 5 августа 1898 года в семье крестьянина. В 1930 году он жил и работал в местечке Лоймаа кузнецом, был председателем местного рабочего союза и планировал свадьбу с невестой Эллен. В те годы в стране было активным праворадикальное движение "Лапуа". Лапуасцы хотели очистить страну от левых элементов, которых воспринимали как коммунистические. В ночь на 21 июня 1930 года местные лапуаские активисты вытащили Юрьё из дома, посадили в машину, отвезли на восточную границу и заставили ее перейти. Так он оказался в Советском Союзе.
"Показательно, что накануне знакомые предупредили его о планах лапуасцев-шюцкоровцев и посоветовали не ночевать в ближайшее время дома. На что отец ответил, что он не уголовник, закон не нарушал и ему ни к чему прятаться. Иногда я ясно понимаю, что переняла, хотя бы частично, свою наивность и простодушие именно от него, человека, которого никогда и в глаза не видела. А в его случае эта непостижимая вера в силу закона повторится еще раз, но с еще более трагическими последствиями", – пишет Райя-Лииса Мякеля в своей книге.
И ситуация действительно повторилась в декабре 1937 года, через семь лет после депортации Юрье из Финляндии. На тот момент Эллен, которая переехала вслед за женихом в Советский Союз, стала его женой, родила ему сына Киммо, семья жила в Карелии, в поселке Вилга. Юрьё работал кузнецом, Эллен – на местной почте, была на восьмом месяце беременности.
– В дни и месяцы, когда каждая ночь стала для людей настоящей пыткой в ожидании возможного ареста, уже будучи беременной, мама предложила отцу покинуть Вилгу и под покровом ночи уехать в какое-нибудь незнакомое место. Так исчезали некоторые их знакомые, и кой-кого это спасло. Но отец опять апеллировал к своей невиновности – так в своей вере в силу закона или в справедливость, как хотите, он и ему подобные идеалисты становились легкой добычей каких угодно им противоборствующих сил. Отца арестовали в Рождество 1937 года вместе с группой других вилговцев. Уходя, он, по маминому рассказу, еще раз заверил ее в своей невиновности, дескать, нет никаких причин для беспокойства, это чистое недоразумение, которое скоро выяснится, – говорит Райя-Лииса.
После ареста Юрьё Эллен уволили с работы и лишили жилья. Из Вилги они переехали в соседний поселок Матросы, где их приютили знакомые отца. Там же 24 января 1938 года родилась Райя-Лииса. Вскоре, когда началась война, их эвакуировали из Карелии в Сталинградскую область. В 1946 году Райя-Лииса с братом и матерью вернулись обратно, но в город Сортавалу, принадлежавший до Зимней войны Финляндии. Несмотря на то что жизнь начала налаживаться, а в городе образовалось финское сообщество из вдов жертв террора и их детей, Райя-Лииса вспоминает, как всегда чувствовала себя каким-то образом чужой. Помнит, какой страх они с братом пережили, когда однажды к ним домой пришли с обыском.
Мне было где-то 9–10 лет, когда у нас дома был обыск
– В Сортавале было много финнов, и КГБ неусыпно следило за ними. Донес ли кто-то, а может, кого-то на другом допросе спрашивали, зачем эти финки собираются вместе? – вспоминает Райя-Лииса. – Мне было где-то 9–10 лет, когда у нас дома был обыск. В это время я была уже более или менее сознательным человечком – такое не может не оставить следа. После этого маму вызвали в КГБ в Петрозаводск на трое суток. Что мы с братом могли думать? Только то, вернется она домой или нет. Чего они искали у нас? Думаю, они понимали, что ничего не найдут. Но им же надо проявлять усердие, показать, что за нами следят. Идиотизм, конечно, полный, паранойя.
Первую информацию о судьбе отца семья Мякеля получила в 1957 году.
– Я получила первые реабилитационные документы в октябре 1957 года. Там было написано: "Ваш отец Мякеля Георгий Васильевич считается реабилитированным". Думаю, что я более или менее русский язык знаю. И тогда, в 19 лет, я читала и сомневалась: так он действительно реабилитирован или считается реабилитированным? Видимо, там механически, не сильно задумываясь, выписывали эти бумажки и рассылали их, – вспоминает она.
В тех же документах говорится, что Юрьё умер в 1942 году от газовой гангрены. Райя-Лииса помнит, что мама не поверила в это: она была уверена, что его убили гораздо раньше.
– Мама сказала: не верь, это не может быть правдой. Я уверена, что его замучили, забили насмерть в те зимние месяцы 1937–38 годов – такие они были страшные Она оказалась права. Его арестовали 25 декабря 1937-го, 26-го января обвинили в контрреволюционной агитации и вынесли смертный приговор, а 10 февраля 1938 года расстреляли, – рассказывает Райя-Лииса.
Юрьё Мякеля расстреляли под Медвежьегорском в урочище Сандармох. Об этом его дочь Райя-Лииса узнала только в 1999 году, когда получила письмо из посольства России в Финляндии. Тогда она уже жила в Финляндии, познакомилась с родственниками отца и матери, побывала в городке Лоймаа, откуда отца депортировали в Союз.
Райя-Лииса вспоминает, что в начале 1990-х, когда попасть в российские архивы было относительно просто, она не захотела читать материалы дела ее отца.
Мы знаем, что их истязали. Но кто об этом напишет на бумажке?
– Было время, когда архивы были открыты, но я не пошла. Я не верила тогда, не верю и сейчас, что там можно узнать правду. Ну не был же он ни в чем виноват! Как и тысячи других. Сомневалась, что там будет подробное описание допросов и соответствующие действительности ответы. Мы знаем, что их истязали. Но кто об этом напишет на бумажке? – считает Райя-Лииса. – Может, я и виновата, что не пошла в архив. Но все во мне противилось этому.
По словам Райя-Лиисы, ее мама неохотно рассказывала об отце. Долгие годы все ее силы были сосредоточены на выживании и воспитании детей, а потом сами воспоминания, видимо, стерлись.
Отец держал в руках эту открытку в 1931 году, а я держу ее в руках через 90 лет
– Когда я доросла до того возраста, когда приходит время спрашивать, ее воспоминания несколько померкли. И в целом она была человеком дела, а не разговоров. Я знаю об отце мало. Знаю, что он был непьющий, абсолютный трезвенник, не курил, что был трудягой, был склонен к мечтаниям, размышлениям, честный, порядочный человек, – говорит Райя-Лииса. – Совсем недавно меня поразила одна мысль. Я всегда считала, что у меня никогда не было контакта с отцом. На самом деле маленькая связь-цепочка есть: отец держал в руках эту открытку в 1931 году, когда писал ее своей тете, а я держу ее в руках сейчас, через 90 лет. Это единственная нас связывающая осязаемая вещь... И еще одна мысль не дает покоя. Думаю о том, какие душевные муки, помимо физических, отец должен был испытать перед смертью, поняв, что именно он позвал маму переехать в Союз, а теперь оставил ее одну с маленьким сыном и неродившейся дочерью.
"Финны в России в 1917–1964 годах"
В годы Большого террора в Советском Союзе было репрессировано 11 100 финнов, из которых смертный приговор вынесли 9 100 человекам, т. е. 84% арестованных.
История Райя-Лиисы Мякеля – одна из тысяч подобных, которые стали основой для большого исследовательского проекта в Финляндии "Финны в России в 1917–1964 годах". Идея проекта возникла в 2019 году: тогда журналист Helsingin Sanomat Унто Хямяляйнен обратился к руководству страны с призывом изучить судьбы сгинувших в СССР финнов. Президент Саули Ниинистё и тогдашний премьер-министр Антти Ринне поддержали идею и поручили заняться этим вопросом Национальному архиву. Правительство выделило на масштабное исследование 2 млн евро. Осенью 2020 года пятилетний проект стартовал.
Когда мы соберем достаточно данных, мы выложим в открытый доступ интерактивную базу данных
– К 2025 году будет опубликовано несколько книг о финнах, перебравшихся в Советский Союз и о том, как сложилась их жизнь. Впрочем, исследование не ограничится лишь периодом Большого террора. Ведь и до Октябрьской революции 1917 года, пока Великое княжество Финляндское было частью Российской империи, десятки тысяч финнов жили и работали по всей России. Затем, в годы революции, число финнов в России резко сократилось, но вскоре снова начало расти: тысячи красных беженцев, американских финнов и перебежчиков двинулись на восток, и в их биографиях много белых пятен, – говорит руководитель проекта Алекси Майнио. – Наша цель – изучить судьбы финнов, находившихся в Советском Союзе в период с 1917 по 1964 год. Мы хотим выяснить максимально достоверно, кем были эти финны и как сложилась их жизнь. Когда мы соберем достаточно данных, мы выложим в открытый доступ интерактивную базу данных.
Изучая базу, можно будет узнать, например, к какой из многих "волн" эмиграции относился тот или иной человек – был ли он или она в числе "петербургских финнов", "американских финнов", "красных беженцев" или "перебежчиков" (в первой половине 1930-х годов из Финляндии в Советский Союз бежали – то есть фактически незаконно пересекли границу – от 15 000 до 20 000 человек).
– В интерактивной базе данных можно будет найти не только основные персональные данные, но и копии архивных документов и фотографии. Любой желающий сможет воспользоваться системой поиска, чтобы найти, например, своих родственников или знакомых по имени, месту рождения или смерти. Интерактивность означает возможность предлагать дополнения, но не возможность самостоятельного редактирования. Первая версия будет опубликована уже в 2022 году, но полная база данных станет доступна в 2024–2025 году, – говорит Майнио.
Для более детального изучения реальных судеб потребуются и более глубокие исследования, которые смогут объяснить происходившее с финнами в контексте истории СССР и в частности Большого террора. По словам Майнио, результаты исследований будут опубликованы в виде научно-популярных книг, журналов и статей.
Чтобы собрать такой массив данных, предстоит обработать огромное количество архивных документов из финских и российских архивов. Национальный архив Финляндии взаимодействует со многими федеральными и региональными архивами в России уже много лет.
– В 2000-е годы Нацархив Финляндии получил примерно 1,5 миллиона копий документов из российских архивов, многие из которых содержали информацию о жизни финнов в Советском Союзе. Например, нам доступен весь архив Коммунистической партии Финляндии, содержащийся в советских архивах. А действующие соглашения об архивном сотрудничестве и сегодня позволяют заказывать документы в российских архивах. В этом году мы получим ценные материалы из Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ), в том числе так называемую "коллекцию красных финнов" 1920–30-х годов. Это уникальный материал, который стал доступен всего несколько лет назад, и до сих пор подробно не изучался и не публиковался, – говорит Алекси Майнио.
Среди главных проблем, связанных с получением и изучением информации, Майнио называет закрытость некоторых российских архивов, в том числе архива ФСБ. Хранящиеся в них данные о финнах – жертвах Большого террора – не будут доступны напрямую для проведения исследований. Впрочем, многие из этих сведений уже были обнародованы российским "Мемориалом".
– Мы понимаем, что по нынешнему российскому законодательству информация о жертвах сталинских репрессий предоставляется не исследователям, а родственникам жертв преследований. Но мы будем опираться на ранее опубликованные исследования Эйлы Лахти-Аргутиной и Аймо Руусунена, которые содержат информацию о более чем 8000 жертв сталинских преследований, – отмечает Майнио.
Такой огромный объем информации невозможно обработать силами нескольких исследователей. В этой части проекту помогают волонтеры. Сегодня около 260 человек расшифровывают архивные записи и переводят их в электронный вид.
Средний возраст волонтера – 57 лет, при этом больше половины – это не пенсионеры, а работающие люди
– У сотрудников проекта есть четкое представление о "социальном портрете" волонтера: почти все они живут в Финляндии и у большей части высшее образование. Средний возраст волонтера – 57 лет, при этом больше половины – это не пенсионеры, а работающие люди. Большая часть волонтеров раньше занималась изучением собственной семьи и корней, а значит, имеет опыт работы с архивными документами. У многих волонтеров есть какие-то "русские" корни, российский семейный бэкграунд, поэтому для них это вопрос личного интереса. Но вообще у волонтеров разная мотивация и разная степень вовлеченности в проект, – говорит его руководитель.
– У меня нет исторического образования, но я проходила стажировку в архиве, и сейчас я ежедневно работаю с архивными документами в рамках этого проекта. Когда знакомишься с этими документами, то понимаешь, насколько важны Национальные архивы для понимания истории страны и какие замечательные исследования они там проводят, – рассказала корреспонденту Север.Реалии одна из волонтеров проекта Кирси Рантала. – Мне кажется, что социальная история, то есть изучение истории жизни людей и тех событий, которые с ними происходили в прошлом, очень интересны. И я надеюсь, что расшифрованные и оцифрованные нами данные будут использоваться исследователями и простыми людьми, потому что это настоящая сокровищница!
Она увлеченно изучает даже те документы и детали архивных материалов, которые не относятся к проекту напрямую из собственного интереса.
– Я с увлечением читаю материалы про Выборг и Санкт-Петербург и удивляюсь, насколько интернациональными городами они были когда-то. В те времена в России также было удивительное количество международных компаний: Нобель, Торнтон, Фаберже. Это ведь всемирно известные корпорации, и с ними связаны судьбы многих финнов-ингерманландцев, – говорит Кирси.
Еще одна часть проекта – это создание научных статей и книг о судьбах финнов, живших в России. Над этим направлением трудятся несколько уважаемых исследователей Финляндии, каждому из которых интересна своя сторона вопроса. Например, доктор философии Ира Янис-Исокангас фокусируется на перебежчиках и других финнах, которые оказались в 1930-х годах вблизи финской границы вокруг Урала и в Казахстане. А доктор экономических наук Йессе Хирвеля пишет диссертацию о ленинградских финнах 1920–30-х годов: о том, как многотысячная финская община адаптировалась к периоду после Октябрьской революции и эскалации политических репрессий. Эти работы будут опубликованы к 2025 году.
