"Нужна более безопасная вакцина". Вирусолог про год жизни с ковидом

2020 год войдет в историю как год пандемии. Вспышка нового заболевания охватила планету целиком, коронавирус SARS-CoV-2 закрыл границы и офисы, изменил наши привычки и образ жизни. На изучении нового коронавируса сосредоточились ученые всего мира. О том, к каким последствиям это привело, корреспонденту Север.Реалии рассказал доктор биологических наук, профессор, заведующий лабораторией биотехнологии и вирусологии Новосибирского государственного университета Сергей Нетесов.

Коронавирусы известны ученым давно, но долгое время недооценивались – считалось, что они вызывают лишь легкие, неопасные респираторные заболевания и "можно ими не заниматься", рассказывает молекулярный биолог Сергей Нетесов. Отношение стало меняться после вспышки атипичной пневмонии в 2003 году (SARS) и особенно после появления в 2012 году коронавируса ближневосточного респираторного синдрома (MERS-CoV), смертность от которого превысила 30%.

Тогда коронавирусы наконец начали изучать всерьез. В год регистрируется порядка 30 миллионов респираторных инфекций, из них примерно 85% вызваны вирусами, и в 15–20% случае это именно коронавирусы, которые легко передаются через дыхание. "И вспышка этого года как раз показала, что те самые пандемии будущего, возможно, как раз и будут вызваны во многом коронавирусами", – говорит Нетесов.

– Поэтому коронавирус довольно сильно изменил наши представления о респираторных инфекциях, но вместе с тем он очень сильно подвинул изучение вирусов вообще, – говорит Нетесов. – Потому что мы очень оперативно стали изучать не просто сами изоляты вирусов, а в первую очередь их геномы, эволюцию этих вирусов и их потенциальную патогенность на животных и на людях. Именно это, на самом деле, и надо делать, когда случается такая неожиданная инфекция, но делать это надо еще быстрее, чем было в этом году.

Кроме того, довольно быстро начали развиваться вакцинные технологии. Сейчас фактически появились новые методологии создания вакцин, которых раньше не было. Не было вакцин на основе аденовирусов, не было вакцин на основе матричных РНК, не было вакцин на основе других вирусов. То, что сейчас это все появилось, говорит о том, что мы реально можем создавать вакцины за 6–9 месяцев. А это уже тот срок, который позволяет очень оперативно бороться с вирусными инфекциями.

Ну, и наконец, диагностические тесты мы вообще научились делать очень быстро. Заметьте, что первый ПЦР-тест появился буквально через месяц после того, как была идентифицирована инфекция. Иммуноферментные тесты появились через два месяца. И даже не возникло особых проблем с масштабированием их производства, уже к маю мы имели достаточное производство этих тестов и в России, и в мире.

А вот что касается производства вакцин, масштабирования его, к этому мир оказался готов не очень сильно, и оказалась Россия не готова. Понимаете, вакцин против кори нам в год нужно где-то 2,2 миллиона доз. А вакцины против коронавируса сейчас понадобится только на одну Россию где-то 220 миллионов. Сравните – 2,2 и 220. Поэтому вакцинных производств, как сейчас стало ясно, в России явно недостаточно. И неслучайно ведутся переговоры с целым рядом других стран, в которых такие производства есть.

– К началу ноября ВОЗ зарегистрировала уже 47 вакцин по всему миру, из них 10 на заключительной стадии клинических испытаний. А когда все начиналось, говорили, что ждать придется два-три года…

– Потому что предполагали сначала, что будут применены только традиционные технологии на основе живых вакцинных штаммов. На вакцинные штаммы, на самом деле, ушло бы еще больше времени. А технологии, на которых сейчас разработаны вакцины – это технологии в основном новые, и они позволяют очень быстро переключаться. Это фактически кассетные технологии, то есть разрабатываются такие кассеты, в которых можно быстро менять начинку.

– Эти технологии были в загашнике у ученых или они изобретены уже во время пандемии?

– Некоторые были в загашнике. Например, та же вакцина "Пфайзера" и фирмы "Модерна", их уже десять лет разрабатывали. Но дело в том, что есть, скажем так, опасение новых технологий, которые долгое время не внедряют, потому что считается, что они могут быть потенциально опасными, а особой нужны вроде бы как нет. Фирма "Модерна", например, разрабатывала свою технологию для нескольких вакцинных штаммов гриппа. Но для вакцин против гриппа уже есть производство, причем производство более дешевое, чем требуется для вакцины "Модерна", и хранить ее надо при минус 70 градусах. То есть здесь были определенные сложности.

Аденовирусная технология, в принципе, существовала. Наиболее масштабно ее разработала компания "Джонсон и Джонсон", они разработали на ее основе вакцину против вируса Эбола и привили ею чуть ли не 100 тысяч человек в Конго в прошлом году. Институт Гамалеи тоже говорит, что это их давняя разработка, но вакцину "Джонсон и Джонсон" применили во время действующей вспышки, а вакцину института Гамалеи против Эболы испытывали в стране, в которой вспышка уже прошла. Тем не менее очень хорошо, что эта технология у нас развивалась, потому что это позволило запустить создание новой вакцины очень быстро на подготовленной базе.

– Сейчас уже начинаются прививки, хотя заключительная фаза клинических испытаний, по сути, еще идет. Такой подход может стать нормой в будущем?

– Вы знаете, это эксклюзивная ситуация, и я думаю, что больше на такие эксперименты пускаться не будут. И объясню почему. Потому что главные клинические испытания любой вакцины – это именно проведение третьей фазы, во время которой масштабно надо показать защитный эффект и масштабно показать, какие идут побочные реакции и осложнения. И сейчас мы видим вот какую ситуацию. Инструкция по применению вакцины "ГамКовидВак" ("Спутник V") с 11 августа висит в сети, и мы видим, что там побочных реакций перечислено немало, а новая инструкция так и не появилась. И мы видим, что эту вакцину пока можно применять только людям от 18 до 60 лет, и там есть штук шесть противопоказаний.

Это означает, что нам, на самом деле, нужна еще одна вакцина, более безопасная, которую можно применять людям старше 60 лет, которую можно применять людям с целым рядом хронических заболеваний, и в конце концов, вакцина нужна и для детей, потому что некоторые дети в возрасте старше 10 лет все-таки болеют весьма тяжело. Так что, я думаю, что это исключение, и больше такого не будет. Это то же самое, что пускать автомобиль в массовую продажу без краш-теста. Вы такой автомобиль купили бы, если бы знали, что он не прошел краш-тест?

– Вряд ли.

­– Вот и здесь та же самая ситуация. Все-таки третья фаза – это краш-тест.

– Зато на такой вот третьей фазе, как идет сейчас, ученые получат огромный объем данных, практически в масштабе всего мира. Это чем-то поможет?

– Во-первых, выявятся группы риска, у которых вакцина вызывает повышенные побочные реакции и осложнения. И мы тогда скажем: да, эту вакцину, наверное, этим людям нельзя применять. А с другой стороны, может быть выявлена и другая вещь. Например, вакцины, которые основаны на чистых белках, будут точно безопасны, это известно, что они будут безопаснее вакцин на основе аденовируса, но иммунитет от них может быть гораздо менее продолжительный. Поэтому всегда будет такой компромисс.

– А на белках – это какие вакцины?

– Это, например, векторовская вакцина ("ЭпиВакКорона"). Есть вакцина на вирусных белках, которая разрабатывается в Европе и в США. Это вакцины для людей с хроническими заболеваниям и серьезными иммунодефицитами, им они вреда, по идее, никакого не несут, потому что они неживые, они не размножаются в организме.

– У нас будет выбор, какую вакцину поставить?

– У нас, конечно, выбор будет. И я думаю, что именно из-за этого принято правильное решение – разрабатывать несколько вариантов. И я, кстати, считаю, что очень важным будет вариант инактивированной вакцины, которую разрабатывает Центр имени Чумакова. Потому что этот центр имеет очень большой опыт в разработке вакцин, и не только в разработке, но и в производстве. Они выпускают сейчас, только по моим сведениям, три инактивированных вакцины, выпускают их уже много лет. Это вакцина против клещевого энцефалита, которая в Сибири очень популярна, это вакцина против бешенства, которая вообще одна на всю страну, и это инактивированная вакцина против полиомиелита, которая сейчас постепенно заменяет живую вакцину. Так что давайте говорить о том, что у нас будет минимум три варианта.

– Возвращаясь к миру как к большой лаборатории: для науки такой масштаб наблюдений дает какие-то плюсы, преимущества? Что-то новое смогли открыть вирусологи?

– Давайте смотреть вот на что. Дело в том, что долгое время серьезного внимания не обращалось даже на то, чем именно, какими конкретно микробами, вирусами, бактериями вызываются респираторные инфекции. Такие работы за рубежом начали появляться в начале 2000-х годов, и там как раз появились вот эти первые сюрпризы. Оказалось, что коронавирус занимает довольно большое место. Оказалось, что метапневмовирусы, вновь открытые в 2004 году, тоже занимают процентов 12. Это больше, чем грипп в нынешних условиях. Есть еще вирусы парагриппа, есть еще респираторно-сенцитиальный вирус, который вызывает, кстати, те же самые вирусные пневмонии, как и коронавирус. Вот на это сейчас обратят особое внимание. И на самом деле давно назрели вакцины против этих вирусов, против респираторно-сенцитиального вируса, против метапневмовируса. Что же мы их не делаем, если они нам дают заболеваемость по 3–5 миллионов в год? Надо делать, надо людей защищать.

Ну, а потом вообще есть еще такая вещь, стратегическая. Практически все вирусы, вызывающие болезни, которыми мы болеем, произошли в свое время от животных. Одомашнили люди корову – от нее пришел вирус кори, это уже доказано. Одомашнили кошек, собак – от них другие вирусы пришли. И от лошадей к нам вирусы пришли. А сейчас, когда начинается новое массовое разведение животных, к нам прилетают и другие вирусы.

Тот же вирус атипичной пневмонии почему к нам прилетел? Начали интенсивно разводить пальмовых циветт в Китае, это такие дальние родственники мангустов, у них очень красивый мех и, как говорят в Китае, очень вкусное мясо. Их начали массово разводить, разводили их на открытых фермах, и там обитали, в том числе, летучие мыши. Произошел перескок вируса от летучих мышей на циветт, там вирус немножко видоизменился и стал поражать человека. Вот вам, пожалуйста, типичная история наших дней, как возникают новые патогены.

– А про этот наш коронавирус мы теперь знаем, откуда он точно появился?

– Сначала была гипотеза, что это гибрид коронавируса летучих мышей и панголинов. Сейчас все больше склоняются к тому, что все-таки чисто от летучих мышей произошел этот вирус, но все-таки он прошел какое-то животное, и вот это животное пока найти не могут. Как обнаружили, что от циветт произошел вирус атипичной пневмонии? Во-первых, это произошло в той местности, где много этих циветт разводили. Во-вторых, там не сразу ликвидировали эти фермы, и ученые имели возможность взять пробы и посмотреть.

А сейчас произошло следующее. Посчитали, что заражение произошло на рынке, и этот рынок за несколько дней сожгли, практически не взяв проб. Конечно, в таких условиях трудно найти источник. Это совпало с тем, что в Ухане расположен институт вирусологии, недавно построенный, и в нем изучалась куча вирусов летучих мышей, и конечно, возникло подозрение, что это утечка из лаборатории. Но дело в том, что отсутствие утечки доказать невозможно, как мы понимаем. Есть такое выражение насчет 1930-х годов (там же была куча якобы заговоров, за которые людей расстреливали): отсутствие заговора доказать невозможно. Наличие – можно, а отсутствие – нет.

Сейчас работает международная экспедиция в Ухане, которая занимается расследованием вот этого момента. Но чем больше изучают вирусы летучих мышей, тем больше видно, что мог произойти и прямой перескок на человека. Что этому способствовало – пока не очень понятно.

Заметьте, сейчас в Дании и Нидерландах уничтожена куча ферм, разводящих норок, хотя заражено было не больше 20% этих ферм. И, между прочим, все забывают о том, что Китай входит в пятерку главных разводящих норку стран. Значит, и там могла быть норка, тем более в Ухане расположены большие фабрики по переработке шкурок норки.

В общем, здесь гипотез много, вплоть до утечки из лаборатории, они сейчас разрабатываются, и я думаю, что в течение полугода мы какие-то более четкие ответы получим. Но надо идти на опережение, надо дальше изучать вирусы летучих мышей. И если мы какое-то новое животное вводим в оборот, начинаем его массово производить, надо обязательно сначала изучить, какими инфекциями это животное болеет, какие инфекции для него хронические и чем это может обернуться для человека.

С норками, я думаю, ситуацию остановят тем, что разработают вакцину для норок против коронавируса. Зачем их уничтожить вот так, бессмысленно? Тогда надо уничтожать и всех собак, от них бешенство, но вместо этого сделали другое – всех домашних собак сейчас прививают от бешенства. И кошек, которые выходят на улицу, тоже прививают от бешенства. И таким образом мы защищаем себя. Надо и с норками так же поступить.

– А Гринпис и другие "зеленые" скажут: давайте просто не будем разводить норок, а потом убивать их, чтобы у нас был мех, это жестоко.

– У Гринписа есть некоторые разумные вещи, но, вообще, в большинстве своем это такие дикие экстремисты. И если следовать буквально тому, что они говорят: давайте не есть мясо, давайте не есть кур, давайте не есть яйца, а потом окажется, что огурцы тихо пищат, когда их едят. Ну, и с чем мы останемся?

Мы общаемся с дикой природой с момента появления человечества. А потом природа сама у себя устраивает гонки, сама у себя устраивает битвы – волков и зайцев, травоядных животных и травы, поэтому надо просто цивилизованно себя вести в этом обществе. Если мы что-то разводим, мы за это отвечаем. Как говорил Экзюпери: "Мы в ответе за тех, кого приручили". Мы в ответе, в том числе, за последствия для человечества.

– Вирус не стоит на месте, и нам буквально в конце прошлой недели сообщили о том, что в Великобритании появился новый штамм, более заразный, чем предыдущие. Что это для нас означает?

– Если уж говорить буквально, то, пройдя через каждого человека, образуется немного другой штамм вируса. Весь вопрос в том, сделают ли мутации, которые накопятся во время нахождения в человеке, вирус более жизнеспособным или нет? На самом деле, большинство этих мутаций проходит бесследно для общей популяции вируса, но возникают вот такие эволюционные веточки, одна из которых обнаружена в Великобритании – оказалось, что в ней накопился ряд мутаций, которые вызвали тревогу у вирусологов.

Но эти выводы сделаны пока только одной группой ученых, и в самой Великобритании они являются дискуссионными. Потому что большей патогенности, большей смертности от этого нового варианта не обнаружено, это раз. Второй момент: там запретили сразу все полеты. Сами англичане написали еще на той неделе, что этот вариант вируса сейчас содержится в 65% проб от больных. Что такое 65%, когда в стране ежедневно заболевает по 20 тысяч человек? Считайте, что это 12 тысяч проб каждый день. Вы что думаете, эти люди не летали самолетами, не путешествовали на материк на машинах, на автобусах и так далее? Да он уже есть в Европе, он даже в Австралии уже выявлен, он в Южной Африке выявлен, он везде выявлен. И что тут запрещать, когда он уже давно гуляет? Я лично на сто процентов уверен, что он и в России уже есть. У нас же самолеты никто не отменял в сентябре, октябре, ноябре, декабре, и он должен был к нам залететь. Но самое главное, что он не вызывает большей смертности, и, судя по локализации замен, вакцина от него будет так же защищать, как и от прежних штаммов. Другое дело, что он, судя по всему, на начальном этапе быстрее размножается, чем старый вариант.

– Что мы теперь точно знаем про меры защиты и пути передачи коронавируса? Сначала говорили: носите перчатки, он на поверхностях. Теперь говорят: носите маски, он только в воздухе – рекомендации меняются постоянно.

– Вы знаете, я был против некоторых из этих рекомендаций с самого начала. Дело в том, что ношение перчаток для обычных людей, по моему мнению, это нонсенс. Потому что, когда вы начнете снимать с себя эти перчатки, зараженные, вы все равно себе руки загрязните. Далее, куда вы их потом денете? И сколько вам перчаток с собой брать? Я уже не говорю о том, что дерматит у людей будет просто массовый от перчаток.

С масками противоречие только сейчас окончательно разрешается, когда разные конструкции масок начали проверять на специальном оборудовании. Абсолютно точно сейчас ясно, что, по крайней мере, процентов на 70–80 маска защищает. Более того, процентов на 80–90 она очень сильно уменьшает аэрозоль от больного человека, то есть получается такая двойная защита.

Дело в том, что у этого коронавируса есть особенность: зараженный человек начинает выделять вирус за два дня до появления симптомов. Он еще сам не знает, что заражен. Вот именно поэтому маски надо носить всем людям, если они встречаются на расстоянии меньше полутора метров. И улица здесь, не улица – это все не имеет никакого значения. В США было разное регулирование насчет масок в разных штатах и по-разному люди их носили. Четкая корреляция есть: там, где больший процент ношения масок, там меньше заболеваемость.

Путей заражения как минимум два. Один – без масок, то есть через нос и рот. Второй путь – это когда грязными руками трут себе глаза или рот, или нос. Вот вам два пути. Так что надо носить маски и чаще мыть руки, потому что на руках, конечно, вирус остается. Особенно сейчас, в холодное время года, потому что вирус лучше, дольше сохраняется, когда температура низкая. Кто-то странные вещи пишет, что вирус вымерзает, но это люди просто не знают, как ученые хранят вирусы. Их хранят в холодильниках.

– Санитайзеры, которые в магазинах поставили, помогают?

– Вот вы сказали – санитайзеры. Это то же самое, что сказать: безопасность у "Запорожца" и у "Ленд Крузера" одинаковая. Все санитайзеры разные. Санитайзеры хорошие те, где процент спирта явно выше 45. И там еще должны содержаться поверхностно активные вещества, которые вирус разрушают. Спирт его инактивирует, а поверхностно активные вещества его еще и разрушают. Поэтому давайте не говорить, что санитайзер полезен. Конкретная модель, что он содержит – и тогда я вам скажу.

– А рекомендации по конкретным моделям выданы Роспотребнадзором?

– Я попытался один раз поискать, какие рекомендуются. Вы знаете, похоже, такого списка нет. И каждый, кто во что гораздо, это делает. С этим делом, короче говоря, надо тоже наводить порядок. И надо, чтобы тот список был известен не узким специалистам, а чтобы любой человек мог зайти на сайт и посмотреть, что работает, а что нет.

– Протоколы лечения тоже не раз поменялись за этот год. Лекарства же так и нет?

– Честно написано в рекомендациях ВОЗ и в рекомендациях ведущих больниц ряда стран: специфических противовирусных средств против этого коронавируса пока до сих пор не разработано. У нас есть методологии лечения, которые уменьшили смертность. Сейчас мы знаем, что опасно образование тромбов, поэтому всем больным средней степени тяжести и тяжелым дают тромболитические средства, начиная давать профилактически.

Второй момент, когда наступает так называемый цитокиновый шторм, то есть когда идет разлад иммунной системы организма, показано, что в тяжелых случаях помогает дексаметазон. Это копеечный препарат, он продается в аптеках, но его нельзя ни в коем случае применять без контроля врача, потому что он направлен на притормаживание иммунной системы. Людям, которые болеют легко или в средней степени, он противопоказан, потому что они будут болеть с ним дольше, а тяжелым он показан, потому что он приглушает иммунную систему, и организм работает более гармонично.

Повсеместная замена ИВЛ на кислородные подушки и на кислородные маски – это тоже уменьшило смертность. Ну, и конечно, надо отслеживать возможность появления бактериальных пневмоний, которые нередко приходят на смену вирусной инфекции.

Смотри также

Как лечить ковид в домашних условиях. Профессор Власов о лекарствах

– Анна Попова, глава Роспотребнадзора, нам пообещала, что эпидемия закончится к весне. Можно ей верить?

– Я ученый естественно-научного происхождения и на любое утверждение должен иметь какое-то основание. Смотрите сами, сейчас зафиксировано в стране где-то 2,5 миллиона больных. По оценкам иммунологов, выборочная проверка антител дает нам цифру, что 20–25% людей уже имеют антитела. Очень много бессимптомных случаев, от 80 до 95%. Это означает, что у нас в стране имеют антитела примерно 25–30 миллионов человек. До такой ситуации мы дошли за 10 месяцев этого года. Для того чтобы эпидемия прекратилась без всяких дополнительных вмешательств, нам надо иметь примерно 75% иммунных людей. Сами посчитайте, через какое время мы будем иметь 75%, если за 10 месяцев мы имеем 20%. Три с лишним года.

Это если у нас не будет массовой вакцинации. Если начнется массовая вакцинация, то мы число иммунных людей можем довольно быстро увеличить. Но увеличить их надо процентов до 75–80. Значит сколько мы должны произвести вакцин? Отнимаем от 140 млн те 25 млн с антителами, получается 115 млн человек. А вакцины все двукратные. Значит, надо в очень сжатые сроки произвести 230 миллионов доз вакцин. Мы слышали от Голиковой, от Поповой, что столько вакцин будет произведено? Мы пока слышим про сотни и тысячи. В Новосибирскую область недавно отправили очередную порцию, декабрьскую – 1400 доз. Не миллион, а 1400. Так вот, окончание эпидемии зависит только от того, когда эти все вакцины будут не только произведены, но и введены. И я бы на такой прогноз не решился, зная эти все цифры.

– Массовый и по-настоящему серьезный локдаун помог бы остановить эпидемию?

– Вы не представляете, что такое настоящий локдаун. Это было в Китае. Это полный разрыв общения. Вот вы живете в своей квартире, с кошкой, с собакой, с кем-то еще, и все, больше ни к одному человеку вы не должны подходить на расстояние ближе трех метров. В Китае была налажена система интернет-заказов, продукты подвозили к подъездам домов, и когда машина уезжала, жители по одному выходили. Если выходили по двое, их отслеживали по интернету и штрафовали. И так надо прожить минимум два месяца, чтобы эпидемические цепочки прервались. Это невозможно в нашей стране. На это оказался способен только Китай и Южная Корея, больше никто в мире. Поэтому нас спасет только вакцина.

– В общем, учитывая народный характер и трудности с производством вакцин, где-то еще года три нам с этим жить?

– Я думаю, все-таки договорятся с международными компаниями, и вакцины в нужном количестве нам сделают за следующий год.

– А все-таки, можно увидеть что-то хорошее в 2020 году? Чему научил человечество этот совместно пережитый опыт?

– Первое: у нас неизмеримо повысилась готовность к таким случаям. Мы были плохо готовы к этой инфекции, только ПЦР-тесты удалось сделать достаточно быстро. Второй момент: в большинстве стран мира, включая США и Россию, была недооценка эпидемии с самого начала. Откровенно поздно были даны сигналы на разработку тестов и вакцин. Но самое главное, что разработаны универсальные методологии, которые сейчас позволяют за девять месяцев разработать вакцину к любому заболеванию, на которое в принципе можно разработать вакцину. Против ВИЧ-инфекции до сих пор не удалось, а против коронавируса мы знаем, что вакцина действенна. И мы сейчас это видим в клинических испытаниях третьей фазы.

Так что готовность человечества к таким явлениям сильно повысилась, и она нужна, потому что эти вспышки будут. Они просто неизбежно будут в будущем.