5 августа петербургские активисты в День памяти жертв Сандармоха – урочища в лесах Карелии, где расстреливали жертв Большого террора, – устроили выставку под названием "Политзаключённый XX–XXI век". 50 работ провисели на открытом воздухе рекордный срок – почти целые сутки. Это не первая акция, которую удалось провести без задержаний и лишнего внимания полицейских. Активисты рассказали Север.Реалии, как научились приспосабливаться к реалиям российской диктатуры.
"Указатель" на экотропе
Выставки в формате квартирников петербуржцы проводили и до 5 августа, приглашая только проверенных людей – своих знакомых. Сентябрьская выставка под названием "Узникам совести" была посвящена Сандармоху, а еще ГУЛАГу и делу "Сети". В том числе там были рисунки и узников совести наших дней: художницы Саши Скочиленко, которую несколько месяцев держат в СИЗО за ценники с антивоенными надписями, биолога Андрея Бояршинова, которого обвиняют в "призывах к терроризму", и других. Выставка в сентябре прошла успешно. Без проблем состоялась и декабрьская, где были собраны работы на антивоенную тему.
Художники планировали повторить антивоенную выставку-квартирник 9 мая в честь Дня Победы. Однако к дому в Ленинградской области пришла полиция. Активистам пришлось вылезать из окна квартиры, где висел плакат с надписью "нет войне", как раз когда возле дома показались полицейские.
– Мы гуляем с собакой здесь, – сказала одна из активисток с корги на руках.
– Через окошко? – поинтересовался полицейский.
– Да, а что? Это не запрещено законом, – возразил Виталий Иоффе.
– Мы вообще-то спортом занимаемся. Паркур, слышали о таком? – добавила одна из активисток.
Им все равно пришлось проехаться до отделения, однако необычный способ покинуть квартиру отвлек внимание полицейских, и внутрь они не вошли. В итоге задержанных быстро отпустили. Но после этого группа художников пересмотрела формат выставок, чтобы больше не рисковать. Так появилась "летучая выставка".
"Мое оружие против режима – кисти и краски"
Выставка 9 мая в Ленобласти проходила в квартире одного из авторов августовской выставки. Художница Аня, которая тоже была там, рассказала, что тогда, в мае, она случайно захлопнула дверь и забрала ключ, убегая встречать подругу. И посетителям пришлось выходить через окно, что и привлекло внимание полиции.
– Вообще, там так принято, выходить в окно из квартиры. Там огород и специальное место, чтоб курить на балконе. Но, видимо, бдительные соседи, увидев, что много людей, испугались. Хотя там были старики и дети. Это недоразумение разрешилось, и всех отпустили. И дай бог каждому иметь таких прекрасных соседей, – говорит Аня корреспонденту Север.Реалии.
Хотя майская история осталась без последствий, августовская выставка все же стала "летучей". Экспозиция не привязана к конкретной локации, чтобы активистов было сложнее отследить.
– Раньше у нас были выставки в конкретном помещении, но в этот раз решили сделать "летучую выставку", – говорит Аня. – Уличный формат тоже символичен. Этим самым хотим добиться, чтобы художники выходили на улицы и выражали свой протест против режима посредством искусства. Мы допускаем, что выставка долго не продержится, но главное, что её всё равно увидят прохожие.
Выставка "Политзаключённый XX–XXI век"
По экотропе "Сестрорецкое болото" ходит много туристов, особенно в выходные, начиная с раннего утра. На деревьях активисты в полумраке прибили QR-коды, которые объясняют суть политических уголовных дел. В целях безопасности активисты не раскрывали Север.Реалии и другим СМИ локацию выставки, пока работы не будут развешаны. Также многие не брали с собой телефоны, чтобы их не отследили.
– Смартфоном не пользуемся, а зачем? Силой мысли предупреждаем, что у нас будет выставка, и никакого анонса не надо. Все желающие и так приходят, приносят работы и сами вешают. И все же мы хотим широкого освещения акции в СМИ и социальных сетях. Мы даже не активисты, скорее, просто художники: ходим на обычные пленэры, рисуем поля, леса и реки в центре нашего города. Состоим на учете в Союзе художников, участвуем в выставках на Большой и Малой Морской. Ходим в Эрмитаж, Русский музей и филармонию. Художники такие люди, что им телефон не нужен для обмена информацией и эмоциями. Обычно мы случайно встречаемся в Эрмитаже на новой очередной выставке. Это очень удобно и полезно. Достаточно силы мысли и желания насладиться красотой, – рассказывает Аня.
Но рисует она не только поля и луга. На экотропе в "Сестрорецком болоте" были представлены ее портреты политзаключенных.
– Фишка августовской выставки в том, что она по определению не может быть секретной, как это было раньше. В формате квартирников малый процент людей узнает о политзаключенных, которых держат в колониях. Толчком к созданию открытой экспозиции стали уголовные дела политических заключенных, о которых многие не знают. Например, дело "Сети", где людей обвиняли в участии в террористической организации, "тюменское дело", где под пытками выбивали показания из молодых людей. У меня как раз сделана серия работ по последнему. Хочется, чтобы о несправедливости российского закона узнала общественность, – объясняет Аня.
Художники подготовили около ста антивоенных работ, но на экотропе развесили примерно пятьдесят, оставив остальное для будущих выставок. Сейчас показали серию работ про жертв массовых расстрелов в Сандармохе 1937–38 гг., а также портреты политзаключенных нашего времени.
– Названием "Политзаключённый XX–XXI век" мы хотели показать, что террор как был в советское время, так и сейчас остался, ничего не изменилось, – говорит Ася. – Пример историка Юрия Дмитриева, который занимался расследованием Сандармоха, а сейчас сидит в тюрьме, подтверждает гипотезу, что современная Россия не отличается от советской. Портрет Дмитриева я сделала для выставки и прислала ему в колонию. Первое письмо написала ему еще до войны, сказав, что я уже устала рисовать политику, так как с 2017–2018 года только этим и занимаюсь. Такое творчество – не доходное дело, поэтому в какой-то момент я выдохлась. Даже на выставках нельзя их представлять, только в андеграунде. Но после 24 февраля выбор рисовать или не рисовать на тему политики, уже не стоял. Это мой ответ как художника, потому что молчать невозможно. В то же время, это и терапия, потому что надо как-то выплескивать внутреннее напряжение.
Портреты полизэков на выставке "Политзаключённый XX–XXI век"
Сегодня в России и, в частности, в Петербурге, активизм подавлен, а протест изначально "слили", считает художница.
– Сейчас нет смысла создавать прецеденты, когда арестовывают пикетчиков и кажется, что задержание законно. Тут либо не выходить в пикет, потому что тебе на раз-два статью сделают, либо жертвовать собой и нормализовывать в глазах общества задержания за мирное пикетирование, которое по закону вообще-то разрешено. Люди не знают своих прав. Но сейчас уже понятно, что пикетами никого не спасти, а выходить так открыто – мазохизм. Поэтому я считаю, что из "правового" поля нужно выходить. Мы специально написали, что наша выставка несанкционированная, потому что все привыкли быть послушными. Протест слили изначально, потому что все было выстроено неправильно за счет послушания, загонщиков (цепи ОМОНа, который не пропускал протестующих. – СР), хождения с цветочками и шариками. Мое оружие против режима – краски и кисточки. Активизм ушел в подполье, и это правильно, потому что участвовать в открытых акциях сейчас себе дороже. Наша выставка хоть и уличная, но все же без имен авторов, без личного присутствия на локации. Смысла нет в том, что нас поймают, хотя мы и не совершаем ничего противозаконного, – уверена Аня.
"Чтобы не сдохнуть от боли"
Бывшая учительница истории из Петербурга Алиса (имя изменено по ее просьбе в целях безопасности. – СР) активно помогает создавать секретные выставки. И хотя на "летучей" свои работы решила не выставлять, так как не считает себя художником, но не поддержать коллег не могла. На предыдущих выставках она занималась оформлением экспозиции – подбирала цитаты из Хемингуэя, Ремарка, Кинчева, Шевчука, Цоя, Стругацких, а также отвечала за музыкальное оформление. Алиса начинала с зооактивизма, однако события в стране переключили ее внимание на политику.
Иллюстрация Алисы к антивоенной выставке
– Я защищала бездомных собак и котиков, инициировала акции в их поддержку. Но, когда поняла, что происходит в стране (а я это осознала очень-очень рано, так как работала в школе учителем истории), приобщилась к политактивизму. Мне повезло развить критическое мышление и наполниться историческими знаниями, которые я получала в свободные горбачёвские времена оттепели. Ещё в 2005 году увидела, что Путин повторяет действия Гитлера. Однажды повесила в классе 14 признаков фашизма, которые прописаны в музее Холокоста, и уже тогда ребята видели, что все пункты созрели в Российской Федерации. Когда 8 августа 2008 года танки вошли в Северную Осетию, я схватилась за голову и поняла, что нужно уходить из школы – в 2009 году уже пришли методички с выгодными правительству учебными программами, – рассказывает Алиса.
22 февраля 2022 года, после признания Путиным "ДНР" и "ЛНР" независимыми территориями, ей звонили ученики, называли Вангой – после ее уроков они примерно такое развитие событий в стране и представляли.
– Я просто знаю историю и умею ее анализировать, – ответила своим выпускникам Алиса. – 24 февраля, когда моя дочь повесила баннер с надписью "Нет войне" на улице, я поняла, что воспитала достойного человека. Я тогда была не в Петербурге и повесила аналогичный баннер в другом городе. Но это глубинка, там даже не задержали за такое. Очень скучаю по дочери, которая уехала в июне 2022-го. У нее день рождения был в начале августа. Я заказала тематический тортик с Муми-троллями. Захотелось чего-то милого, детского и в то же время оппозиционного (рок-группа "Мумий Тролль" выступила против войны в Украине. – СР). Но я выдохнула, когда Женя покинула Россию. После этого я обнаглела, но все равно стараюсь соблюдать все правила безопасности: знаю, где какие камеры в метро, и специально делаю вид, что чешется нос или глаз, чтобы не попасть под распознавание. Но так обидно, что я в своей стране не могу назвать свое имя, не могу показать свое прекрасное лицо.
По словам Алисы, за все годы активистской деятельности у нее было множество задержаний, в частности, ее забрали на акции 21 сентября против мобилизации, но отпустили со штрафом в 30 тысяч рублей.
– Я знаю, что за мной и другими активистами "присматривают". Видимо, мы у них поперек горла стоим. Я вижу, как возле подъезда попеременно стоят машины с двумя мужчинами внутри. Когда я выхожу из парадной очень злая, то машу им ручкой. Хотя какие-то сильные эмоции по типу ярости, яркой радости испытывать давно не могу, так как страдаю от рекуррентной депрессии. Сейчас до сих пор делаю наклейки с надписями по типу "мир планете Земля" и "люди Земли, убейте войну". Ночью все равно не сплю, поэтому к утру могу сделать по 100–200 штук, а на следующий день расклеиваю по Петербургу, попутно срывая объявления, где набирают рабов (добровольцев на войну. – СР).
Когда совсем невыносимо на душе, Алиса поет в микрофон на Нарвской или на Кировском заводе песни противников войны и иноагентов: "Машины времени", ДДТ, "Аквариума".
– У Анджелины Джоли 4 июня был день рождения, как и у Алексея Навального. Вышла на Дворцовую площадь с двумя шариками белого цвета и с одним голубым. На них было написано: "С днём рождения А.Н.". Ко мне подошли полицейские и с недовольным лицом спросили, кого это я поздравляю. Я сделала детские наивные глаза и сказала: "Разумеется, мою любимую актрису Анджелину Джоли". Предварительно даже погуглила фильмы, в которых она снималась, чтобы быть готовой к вопросу о ее ролях! Также я написала на наклейках слова Навального, ой, то есть Джоли: "Я не боюсь, и вы не бойтесь". Но мне очень страшно. У меня трясутся ноги, и кровь стынет в жилах, когда я это делаю. И я думаю, каждому из нас, активистов, жутко. Но быть храбрым – не значит "не чувствовать страха", это значит "действовать, несмотря на страх", – говорит Алиса.
После окончания войны с Украиной Россия окажется на месте Германии 1945 года, считает учительница истории.
– Немцам потребовалось 70 лет и смена трех поколений, чтобы свободно смотреть в глаза всему миру, чтобы покаяться и выплатить репарации. У Гитлера было всего два средства массовой информации, чтобы воздействовать на людей, а масштабы российской пропаганды поражают, поэтому будет еще хлеще. Население России зомбировано, но правители РФ все равно кончат свои дни в Гааге, – считает она. – Грустно, что нет единства среди нас. Это беда, потому что добра в мире больше, чем зла. Просто зло лучше скоординировано, оно едино. У добра две задачи: не просто нести свет, но ещё и бороться со злом, поэтому нам трудно. Возможно, мы слишком трясёмся за свои единоличные идеи, или, может, у нас разные мотивации. Я недавно для себя это обнаружила и поняла, что моя мотивация – просто не молчать, чтобы не сдохнуть от боли. Я не в силах заткнуться – я просто тогда разорвусь, наверное, изнутри. У других, в свою очередь, может быть цель уехать из России с хорошим портфолио активиста.
Оформление антивоенной выставки
Несмотря на все меры предосторожности, "подпольщина нам не нужна, мы же не декабристы и не большевики в подполье", считает Алиса. С соратниками она встречается на выставках или в театре. Причем каждый идет сам по себе, не договариваясь с другими. У них нет секретных чатов и способов связи, в мессенджерах настроено автоудаление сообщений, а встречаясь у кого-нибудь в гостях, политику они обсуждают полушепотом.
– Активизм в России задавлен, запинан сапогами, обожжен электрошокерами, но он, блин, жив! Он слабенький, бледненький, дохленький, больной, но дышит. Я его вижу даже в каких-то мелочах, проходя по Петербургу – зеленую ленточку или пацифистскую надпись. Тогда я понимаю, что здесь шёл какой-то человек, который тоже не может молчать. Мне от этого на душе теплее, так что жив оптимизм, то есть активизм – оговорочка по Фрейду. Да, он живой и будет жить, – уверена Алиса.
"Мне не удалось в глобальном смысле помочь стране"
Жительница Петербурга Екатерина помогает группе активистов освещением их акций и выставок. Без связей со СМИ им не обойтись – участники этого неформального объединения хотят, чтобы как можно больше людей узнавали об акциях. Одни говорят свое "нет войне" рисунком, другие – наклейками. Среди активистов есть художники, поэты, ученые.
– Я стала свидетелем многих больших политических событий последних лет. Например, я была во время событий на Майдане, – рассказывает Екатерина. – Периодически делала социальные проекты и занималась творческими перформансами на политические темы, у меня бывали административные аресты до войны. Но именно после 24 февраля сильно изменился вектор моего активизма и журналистской деятельности. Я поняла, что проведенные в оппозиционных медиа годы прошли в каком-то смысле зря, потому что тексты писались для лояльной либеральной аудитории. Пришло чувство, что мне не удалось в глобальном смысле помочь стране.
"Политзаключённый XX–XXI век"
Свои уличные арт-работы она сделала в самом начале войны. С тех пор побывала на оккупированных территориях, а также в местах боевых действий.
– Видя войну своими глазами, сложно делать какие-то инсталляции, ведь реальность сильнее. Хотя в первые дни войны я ходила и развешивала в Петербурге на парадные и столбы тексты медиа, которые после 24 февраля были вынуждены убрать "острые" политические материалы. Хотела, чтобы люди прочитали их хотя бы на бумаге. Еще я рисовала антивоенные граффити. Помню, как с подругой сделали трафареты с фразами "нет войне" и "х** войне". Мы не стали писать второе на зданиях, но носили с собой. Для меня последним моментом свободы было, когда к нам подошел полицейский, попросил смыть наше граффити, а в итоге стер сам и сказал, что в их отделе все против войны, но ничего не могут сделать. Сказал, что крышует один из баров, и принес нам с подругой шампанское. Мы вместе поднимали тосты "за мир". Это было за сутки до принятия закона "о фейках". После этого подобные застолья и лояльное отношение полиции стали невозможными, – говорит Екатерина.
Ей нравится поддерживать арт-проекты, участвовать в уличных выставках по типу той, что организовали в "Сестрорецком болоте". Однако больше смысла она стала видеть в практических вещах.
– Уже полтора года я занимаюсь пунктами временного размещения. Я езжу по разным ПВР страны и стараюсь на местах решать сложные вопросы. Например, когда детей изымают из семей, потому что родители в жестких запоях, или когда подростку 15 лет, но он никогда не учился в школе, и вроде бы остался последний шанс ему чему-то выучиться. Или если в школах дети не могут говорить, что они украинцы по происхождению, потому что учителя сами провоцируют травлю. Я общаюсь с этими людьми, помогаю уехать тем, кто готов. В социальном активизме после начала войны я вижу гораздо больше жизни. Если за много лет своим антивоенным искусством и транспарантами я не оказала явного влияния на массы, то нужно хотя бы конкретных людей, находящихся в острых ситуациях, "вытаскивать", – считает Екатерина. – Мне кажется, что люди, которые остались в России, очень ценны и могут приносить пользу по-разному. Но заниматься открыто акционизмом, когда столько рисков быть упрятанным в колонию, мне кажется неправильным расходованием ресурса. Если тебя посадят, ты потеряешь не только свою свободу, но и сограждане лишатся твоей реальной помощи.
Смотри также "Остатки свободы слова – недоработка власти". Введут ли сроки за стрит-арт?Полиция неоднократно с начала войны пресекала действия активистов, приходя на "несанкционированные" мероприятия. 9 мая в Ленобласти полиция приехала к месту проведения антивоенной выставки петербургских художников, приуроченной ко Дню Победы, задержав десять человек. В Москве в июне прошлого года полиция сорвала выставку работ политзаключённых, которая проходила в офисе правозащитного проекта "Открытое пространство". Регулярно в Петербурге и других городах закрашиваются антивоенные граффити.