"Так и не узнала, что с ее мужем случилось". Жертвы Красного Бора

Мемориальное кладбище Красный Бор находится в 25 километрах от Петрозаводска. Здесь в 1937–1938 годах были расстреляны 1193 человека: 578 финнов, 450 карелов, 136 русских и еще 48 человек разных национальностей. Их пофамильный список в 1998 году установил историк Юрий Дмитриев, но на официальных памятных мероприятиях три с лишним года назад его имя запретили упоминать. Корреспонденты Север.Реалии рассказывают историю одного из расстрельных полигонов Карелии.

Сергей Чугунков родился и вырос в селе Деревянное, в нескольких километрах от мемориала Красный Бор. О том, что в окрестностях села в годы Большого террора были расстрелы, по его словам, знали многие. А его дед Дмитрий Федорович Чугунков стал случайным свидетелем одной из расстрельных операций.

В середине 30-х Дмитрий Чугунков работал председателем исполкома Деревянского сельсовета. Осенью 1937 года он возвращался ночью из Петрозаводска, с совещания, в районе Черного ручья увидел работающие автомобили и услышал выстрелы. Исполнители той операции заметили его, задержали, отвели в Деревянное, допросили и отпустили. Долгие годы Чугунков-старший никому не рассказывал о том, что видел в тот вечер.

Мемориал Красный Бор

Только после войны он сказал об этом своему сыну Ивану, но показать точное место не смог, а в 1980-м его не стало. Поиски расстрельного полигона Иван со своим сыном Сергеем начали в конце 80-х: в 1990-м Сергей вошел в карельское отделение общества "Мемориал", участвовал в экспедициях вместе с исследователем Юрием Дмитриевым, был при раскопках в Сулажгоре и Сандармохе в 1997 году. А 29 октября 1997 года Иван и Сергей Чугунковы наткнулись на характерные провалы в лесу около своего родного села.

– Дед был такой человек, жизнь его потрепала, был в плену у немцев в первую империалистическую войну, вторую войну прошел, и он никогда не врал, надо отдать должное, не любил, когда его обманывают. Если он говорил, то так оно и было. И я говорю отцу: "Дед ведь никогда не врал, должны быть где-то эти останки, поехали". Мы поехали, пробежались, смотрю – провалы. Говорю: "Давай попробуем". Вскрыли, и у меня, честно говоря, как камень с души. Нашли. Нашли! Теперь уже знаем, что тут и будет место, куда могут родственники приехать, поклониться и помянуть своих близких, – рассказывает Сергей Чугунков.

Исследовать местность и найденные останки в Красном Бору взялся Юрий Дмитриев: летом 1998 года он провел детальное обследование территории и захоронений. По характерным провалам в грунте он обнаружил около 40 могильников (каждая яма примерно 8 метров в диаметре, глубиной 2,5 метра): вскрывать ямы помогали Чугунковы и солдаты под командованием офицера Пальчука.

"Сам процесс мало живописен и утомителен, поэтому на нем останавливаться не буду, скажу только, что Сергей Чугунков и я работали внизу, а наш коллега Валентин Кайзер разбирался с вещдоками наверху. Все было прощупано, обмерено, описано и сфотографировано. Работала заняла весь световой день. Уже в сумерках притихшие солдаты еловыми лапами укрыли останки и закопали пока безымянную могилу. Но безымянной ей суждено было оставаться недолго..." – описал события тех дней в книге "Красный Бор" Юрий Дмитриев.

Чуть позже Дмитриев установил даты массовых расстрелов в Красном Бору: с 9 августа по 15 октября 1937 года там работала расстрельная "бригада" Н. П. Травина, с 26 сентября по 11 октября 1938 года расстрелы проходили под руководством Г. Г. Гольдберга. По архивным данным Юрия Дмитриева, число расстрелянных в Красном Бору – 1193 человека, их имена известны.

"По составу "обвинения" из 1193 человек, расстрелянных в Красном Бору по решению внесудебных органов Карелии, – 1102 человека "обвинялись" в "контрреволюционных преступлениях". Практически у 80% осужденных есть и статья 58: участие в контрреволюционной, антисоветской, террористической, шпионской, вредительской организации", – писал Юрий Дмитриев в своей книге.

"Финперебежчики"

Ууно Ринне из финского города Котка в 1931 году вместе женой Сайми решил переехать в Советскую Россию. Вместе с ними поехали брат Ууно Артур с женой и их сестра Хилья с мужем и дочкой.

– В один прекрасный день в августе 1931 года они сели в лодку в городе Котке, которая довезла их до катера, а катер уже перевез в Ленобласть, – рассказывает внук Ууно Арто Ринне.

Ууно Ринне (второй справа) с братьями и отцом

Переезд в Советскую Карелию был особенно популярен у финнов в 1920–30-е годы прошлого века – тысячи мигрантов приезжали строить социализм.

"Большая группа "красных финнов" прибыла сюда еще в 1918–1919 годах. (...) В 1930–1932 годах в связи с экономическим кризисом в Финляндии в Карелию хлынула вторая волна перебежчиков общей численностью (по данным НКВД) до 7 тысяч человек. Основная часть их осела в Петрозаводске (3,5 тыс.), Прионежском районе (2,5 тыс.) и Кондопоге. По оперативному учету НКВД они проходили как "финперебежчики", – писал в книге "Карелия-37. Идеология и практика террора" исследователь Иван Чухин.

Активная советская пропаганда обещала всем светлое будущее: стабильную работу и надежное жилище, возможно, она и повлияла на решение братьев и сестры Ринне переехать в СССР. Но светлого оказалось мало: всех приехавших тут же задержали и отправили в тюрьму.

– Сначала они оказались в Крестах, потом были отправлены в ссылку в Сибирь, жили в Новосибирской области на станции Посевной. Там в 1935 году родился мой отец Паули Ринне. Ему было всего четыре месяца, когда родители перебрались в Карелию, туда, где и хотели изначально жить – где знают финский язык, а значит, как они думали, будет легче жить, – рассказывает Арто Ринне.

Ууно Ринне с женой Сайми

Но и в этот раз жизнь легче не стала: почти два года семья Ууно Ринне жила в Ленобласти, в городе Тихвине. В немногочисленных письмах на родину Сайми писала, что там им было сложно: без языка, друзей, работы. В 1937 году они, наконец, перебрались в заветную Карелию: в поселок Вилга, в то время там организовалась большая финская коммуна – из 510 жителей 450 были финны, которые трудились на лесозаготовках.

– Ууно и Сайми поселились у своих друзей по сибирской ссылке Калле и Ильми Вийк, они их у себя приютили. 21 марта 1938 года Ууно арестовали по 58-й статье за "шпионаж в пользу Финляндии", его друга Калле Вийк арестовали 4 апреля, – рассказывает Арто Ринне. – Ууно сидел в тюрьме в Петрозаводске на улице Герцена, бабушка приезжала из Вилги с передачами, а на ночь пряталась под мостом через речку Лососинку. Свиданий не было. Потом ей просто сказали, что не надо больше носить передачи.

Ууно Ринне расстреляли в Красном Бору 28 сентября 1938 года, ему было 29 лет. В тот же день вместе с ним под селом Деревянное были расстреляны 152 человека из разных районов Карелии, 128 из них – финны.

– Я узнал про Красный Бор в конце 1990-х, в местной газете были опубликованы фамилии всех людей, которых там расстреляли. Для нашей семьи это было потрясение. Мы ничего не знали о судьбе деда. В 1950-е пришла какая-то бумажка, что он якобы умер от онкологии в Пряже в 1942 году. Но это полная чушь, потому что в 42-м году Пряжа была оккупирована финской армией, он не мог там находиться. Моя бабушка Сайми умерла в 1991 году, она так и не узнала, что с ее мужем случилось, – рассказывает Арто Ринне.

Позже Арто нашел информацию о том, что друг Ууно Калле Вийк был расстрелян в Красном Бору на два дня раньше его деда – 26 сентября 1938 года, а брата Ууно, Артура, расстреляли 23 сентября 1938-го в окрестностях Петрозаводска, точное место его гибели неизвестно до сих пор. Как неизвестна и судьба мужа старшей сестры братьев Ринне Хильи: в 1938-м его арестовали в Петербурге, где жила их семья.

Тот, чье имя нельзя называть

Официально мемориальное кладбище Красный Бор открыли 31 октября 1998 года. Каждый год там проходит памятная панихида, приезжают родственники репрессированных.

По словам Арто Ринне, после ареста историка Юрия Дмитриева атмосфера во время церемонии изменилась. В 2017 году депутат Государственной думы от Карелии Валентина Пивненко в своей официальной речи попросила прощения у расстрелянных и у тех, кто "вынужден был исполнять" приговоры, тем же, кто хотел выступить в поддержку арестованного Дмитриева, слова не дали.

Арто Ринне

– Я вышел, как обычно, говорю, хотел бы, как родственник, пару слов сказать, мне ответили, что нужно было заранее записываться. Какая-то чушь полная, – рассказывает Арто Ринне. – А фамилию Дмитриева вообще нельзя было называть. Это бред. Даже если не говорить о Дмитриеве (в его дело я не верю), а просто о ком-то, кто, например, совершил преступление, но до этого сделал он много чего хорошего, то что, его предыдущие заслуги исчезают, что ли?

В этом году впервые за последние 22 года Арто Ринне не примет участие в памятном дне вовсе: он живет в Финляндии и из-за закрытых границ приехать на могилу к деду не сможет.

По словам Сергея Чугункова, в последние годы изменилась не только атмосфера на памятной церемонии 30 октября, но и отношение к самому мемориалу у властей: никто не ухаживает, не следит за состоянием памятных знаков.

– Сейчас на мемориальном кладбище нет хозяина. Я выяснил, что ни на балансе района, ни на балансе администрации Деревянского сельского поселения Красного Бора нет, оно нигде, в воздухе висит. Соответственно, никто деньги не вкладывает, чтобы поддерживать его в нормальном состоянии, и там уже валятся эти знаки и хозяина нет, и все, кому не лень, ставят памятники без разрешения, – говорит Чугунков.

Табличка Ууно Ринне в Красном Бору

Вместе с тем историк Ирина Такала считает, что Красный Бор далеко не единственный расстрельный полигон под Петрозаводском. Согласно ее исследованию "Большой террор в Карелии", число расстрелянных в этом районе – 3779 человек.

– Трудно предположить, сколько еще не найдено. На мой взгляд, статистика НКВД 1939 года, которую я анализировала в архиве ФСБ, достаточно достоверна. Но мест захоронений там нет, – говорит Такала. Кто сегодня может продолжить изучение местности вокруг Петрозаводска, чтобы найти остальные места расстрелов, она не знает.