"Охоту устроили". Экс-следователь из Беларуси просит убежища в Польше

Вечером 20 августа бывший следователь из Минска Андрей Остапович собирался заночевать в псковской гостинице, чтобы дождаться визы и уехать в Латвию. Через несколько дней он оказался в машине ФСБ с маской-мешком на голове и привязанной к рукам гирей. Вновь он вышел на связь только 15 сентября. Андрей Остапович рассказал корреспонденту Север.Реалии, что живет он теперь в Варшаве, где планирует просить политического убежища, и как ему удалось туда добраться.

Андрей Остапович

27-летний Андрей Остапович служил в Следственном комитете Беларуси и уволился 16 августа после начала массовых протестов по итогам президентских выборов. В рапорте об увольнении он эмоционально объяснил причины – "Все мы не слепы, видим правду " – и перечислил конкретные примеры жестокости милиции в отношении протестующих. Не желая покрывать преступления белорусских силовиков, он ушел со службы и сразу покинул страну.

Остапович приехал в Россию, чтобы затем перебраться в Латвию, но в ожидании визы был задержан в Пскове. После поднятого в прессе шума российские силовики не решились передать его прямо в руки белорусским коллегам, а просто перевезли через границу и оставили около погранпункта в Витебской области. Связь с Андреем на долгое время оборвалась. Вчера стало известно, что бывший следователь долго скрывался в лесах Беларуси, после чего нашел способ выбраться на территорию ЕС и попасть в Варшаву.

"Думал, что везут топить"

"Мне казалось всегда, что у нас оппозиции не существует. У вас оппозицию так никогда не трогали. У нас в Беларуси намного сильнее – там избили, тут сломали", – убежден Андрей Остапович. Сравнивая Беларусь с Россией, он видит последнюю вполне даже демократической страной. Вопрос, что же случилось с Навальным, ставит его в тупик: "Это политические игры, но кто это и с какой стороны – я не знаю".

– Вы поэтому поехали в Россию после рапорта об отставке? Считали, что здесь безопаснее?

– Я изначально в Россию поехал, потому что ничего против нее не имею абсолютно. Меня депортировали с гирей на руке и маской-мешком на голове и сказали, что на ближайшие пять лет мне запрещен въезд в страну, потому что я удерживал российских граждан из "ЧВК Вагнера". Это был шок, потому что ничего такого я никогда не делал. Я понимаю, что это было сказано для того, чтобы я не возвращался, для большего устрашения. Вообще я до последнего думал, что топить везут – раз гиря 32-килограммовая на руке, маска и наручники. Все просчитывал – смогу ли выплыть при таких раскладах. Опыт был: в 7-м классе как-то спас мальчишку, тот тоже килограмм 40 весил, но тут наручники еще. Прикидывал, если на спину лягу, развернусь и гирю на живот положу, если только ногами буду бултыхать, выплыву или нет.

– Вас не утопили и даже не выдали белорусским силовикам. Почему?

– Высадили в Беларуси и даже назвали населенный пункт, правда, уже не помню, какой. Люди с российской стороны, которых я не могу называть, объяснили потом, что было принято решение напрямую не выдавать, потому что пошла сильная огласка, и никто не захотел показывать, что идет сотрудничество, а также брать на себя ответственность за мою дальнейшую судьбу. Я понимал, что меня будут усиленно ловить, поэтому сразу выкинул телефоны и начал действовать по своим познаниям о том, как не надо попадаться.

– В леса пошли, к границе?

– Однажды 27 часов подряд шел – прошел 70 км по лесам, не спал. Суставы повредились, особенно левая нога. Местами были лесные дороги и обычные. От машин я заходил в кусты на всякий случай. Людей не встречал. Два оленя были, шуганули меня. Но самым опасным был дикий кабан. Знакомые охотники раньше рассказывали, что эти кабаны безбашенные, как летят, так и снесут все подряд, и если повредят, то все серьезно, могут и сожрать. Когда ночью в лесу несутся кабаны, кажется, что весь лес начинает шевелиться, потому что такая масса. Он визжит дико и летит на тебя. Мне повезло – у меня был фонарик, я ему смог засветить глаза. До сих пор помню этот взгляд. У меня уже к тому моменту ноги не ходили, но в такой ситуации – побежали.

– Сколько вы в итоге провели в лесах?

– Около пяти дней, в населенные пункты иногда попадал, в магазины за едой тоже не ходил – у меня деньги все в России остались из-за задержания. Вода кончилась быстро – пил из ручья. Добирался кое-как, периодически выходил с конкретными людьми на связь и выяснял, что да как, и получал информацию. Под нее и редактировал свои действия. Один за другим планы отваливались, понимал, что этот не сработает, следующий тоже. Поэтому все так затянулось.

– Звонили бывшим коллегам?

– Я уже не общался с ними, так как понимал, что от них могу получить только дезинформацию. Поэтому действовал более радикально.

– Но по другим каналам вы знали, что есть уголовное дело, вас ищут?

– Что-то вроде того. Я не могу об этом сейчас говорить и не знаю, когда смогу. Уголовное дело есть. Хотя я ожидал других статей. Когда писал свой эмоциональный рапорт, все-таки как юрист понимал, как надо, чтобы это ни под разглашение нельзя было подвести, ни под призыв к свержению власти. Но "бездействие" – понять не могу почему (дело против Остаповича возбудили по статье 425 УК РБ "Бездействие должностного лица". – СР).

– В какую страну хотели попасть, когда шли к границе?

– В той ситуации уже было сложно определиться, что именно делать, потому что однозначно пришлось бы проходить белорусскую границу. А на меня там ориентировки. В Беларуси все меняется, и в других странах изменения тоже происходят и происходили – Украина границу закрыла и так далее. Приходилось кругами ходить, думать, как выбраться.

"Охоту устроили, будто я взорвал что-то"

– Вы упоминали, что по пути в Польшу посетили несколько европейских стран. Почему не удалось закрепиться там?

– Сложный вопрос, он затрагивает интересы, которые не надо оглашать. Такие были обстоятельства. Польша – мой конечный пункт.

– Политическое убежище получать будете?

– Когда добрался, смог подключить интернет, начал искать, что дальше. У них есть Таборова, 33, – это управление по делам иностранцев. Все туда обращаются, если не заявили об убежище на границе, как я. Обращаешься, начинается производство документов. Бюрократии здесь не меньше, процедура длительная. У меня сил уже нет, ресурсов нет, денег нет, связи нет, знакомых нет, жилья нет. Понимаю, что после того, через что прошел, все свои энергетические ресурсы я потратил, даже психологически начал теряться. И вдруг чисто случайно в инстаграме наткнулся на Центр белорусской солидарности. И там мне конкретно помогли – даже врача нашли, хотя все вокруг по страховке. На следующий день связались с этим центром, где занимаются беженцами, чтобы процесс оформления сдвинулся с мертвой точки. С сегодняшнего дня начинаю учить язык – курсы нашли бесплатные.

Андрей Остапович

– Вы сняли погоны, которые носили с 17 лет. Чем теперь будете заниматься?

– Погон больше не будет, заниматься политикой, милицией, следствием – я перегорел, пока сражался. Даже с учетом того, что что-то изменится в Белоруссии. Потерялось доверие к системе, я не хочу этим заниматься. Я хочу пойти в другом направлении, например в культуру.

– Под системой вы подразумеваете своих бывших коллег?

– Силовой блок, да. Я именно про преследование свое говорю. Такую охоту устроили, как будто я взорвал что-то. Я не ожидал, после такого сложно вернуться.

– А среди белорусских силовиков есть те, кто поддерживает вас?

– Люди уходят, не один я. Можно заклеймить предателем, сказать, что за деньги это сделал или еще что-нибудь. Но мне писали многие из прокуратуры, из суда и другие сотрудники с чужих аккаунтов, они опасаются за себя, пишут, что молодец, раз высказался. Особенно вначале. Когда закрутилось сильнее, то люди начали опасаться, боятся мне писать.

– Сколько таких ушедших среди правоохранителей, тех, кто несогласен?

– В силовом блоке даже до моего рапорта уже несколько десятков было. Даже если ОМОН взять, про всех не говорю, но, думаю, там есть люди, которым абсолютно не нравится то, чем они сейчас занимаются, и у себя в голове они прокручивают это. Но я думаю, что, если из ОМОНа уволишься, ничего рассказывать не будешь, просто уйдешь – будут проблемы.

– Пока больше проблем у тех, кто участвует в мирном протесте…

– Ситуация в том, что Лукашенко сам не уйдет и власть не отдаст. Он сам об этом заявил: "Вам придется меня убить". У нас на родине убивать никто не хочет, и этого не будет. Но есть экономическая сторона – довести страну до того, что она полностью ляжет, когда убивать будут голод и болезни. Замкнутый круг. Революцию насильственно никто проводить не хочет, люди на это не согласны. Остается только экономический путь, который точно так же уничтожит нормальное существование людей и может принести еще и худшие беды. Но другого свержения я просто не вижу.

– Вы тоже на стороне тех, кто считает единственно верным вариантом мирный протест?

– Вначале я так считал абсолютно. Но сейчас просто выбыл из информационного поля на какое-то время, и кажется, что тех мер, такой силы, какую имел протест, забастовок и так далее – уже не хватает. И что делать дальше? Будут более жесткие меры, начиная со взломов различных сайтов теми же айтишниками, которых он начал душить? Это уже более радикальная деятельность. Люди не сдаются, а я следователь, не политик, не аналитик. Есть свои мысли, но лучше их не озвучивать, а просто делать.

"Лукашенко уже отработанный материал"

– Почему, как вы думаете, Путин поддерживает Лукашенко?

– Я не могу понять. Владимир Путин – куда более хитроумный человек, сильный политик, – почему он поддерживает Лукашенко именно как представителя белорусского народа? Видно же, что все люди против, и надо было не поддерживать его, а искать своего кандидата. Может, там какая-то хитрая игра идет, и я не знаю.

– Пока игра заключается в том, что Путин дал Лукашенко 1,5 миллиарда долларов.

– Постоянно выделять деньги он не сможет, как и содержать народ, который просто не будет работать, потому что не согласен. Лукашенко уже отработанный материал. Тем более в отношении России до выборов он высказывался далеко не дружелюбно, не как друг и побратим. Я понимаю, почему Россия не может отдать Белоруссию просто так – тут и защита своих границ, политические интересы и все остальное. Но и без Лукашенко это можно обеспечить. Здесь люди не против России, они просто против Лукашенко, и выступать на его стороне, по-моему, неправильно.

– Вы не думали, что Путин боится, что в России люди так же выйдут на улицы?

– Я не считаю себя настолько компетентным, чтобы размышлять об этом, но не думаю, что ваш президент будет действовать так только из-за того, что боится, что начнется то же самое в России. Россия хоть по менталитету и родственная страна, но ее мощь абсолютно несоизмерима с Белорусской. И я думаю, что поддержка у Путина куда больше, чем у Лукашенко в Белоруссии, особенно после событий 9–12 августа. Россия на подъеме находится, я думаю, не в плане уровня жизни людей – за это судить не буду, не особо знаю, – но плане политической силы на подъеме. И Владимир Путин не может себе позволить сдать позиции. Но мне непонятная ошибка – почему он поддерживает Лукашенко. Думаете, Путин потерял бы, если бы поддержал какого-то из наших кандидатов, нашел бы с ним контакт? У нас даже кандидаты говорили, что они будут поддерживать контакты с Россией. Никто не собирался уходить в Европу. Мы просто хотим быть независимыми, хотим быть мостом примирения между Россией и Европой, какие-то нормальные отношения начинать. Я сам не голосовал, потому что нам все время предлагали сделать это досрочно, а я понимаю, кому в такой ситуации пойдет мой голос. А в день голосования я всегда в усилении на работе. Так было каждые выборы. Сам никогда об объединении не задумывался. Но когда был в России, обычные люди мне помогали очень сильно. Мы одинаковые, россияне такие же, как и мы.

– Вы хотите вернуться в Беларусь?

– Я не знаю, кто будет вместо Лукашенко, до чего он доведет страну. У меня скоро заберут белорусский паспорт, потом мне еще пять лет ждать получения польского гражданства. Конечно, я хочу вернуться домой, но сегодня я действую так, чтобы остаться здесь, обустроиться и жить спокойно. Помочь с преодолением этого политического кризиса в Беларуси в меру своих возможностей я готов, я этого желаю.