В нынешнем году, среди прочих печальных годовщин, есть одна не слишком заметная, но тем не менее, напрямую влияющая на текущую реальность. 20 лет назад, в 2001 году, в России был принят закон о политических партиях, который установил, что они могут иметь только общефедеральный характер. Соответственно – все региональные партии запрещались. Этот закон вполне соответствовал духу строительства "вертикали власти", к которому приступил новоизбранный тогда президент Путин.
В сентябре 2021 года нас ожидают выборы не только Госдумы, но также и 39 региональных парламентов, то есть в почти половине субъектов федерации. В любой другой федерации такого масштаба именно региональные выборы считались бы главным событием "единого дня голосования". Но только не в России, где от этих выборов не приходится ожидать никакого реально федеративного многообразия.
На Северо-Западе в сентябре одновременно будут избраны заксобрания большинства регионов – Санкт-Петербурга, Республики Карелия и шести областей: Вологодской, Калининградской, Ленинградской, Мурманской, Новгородской, Псковской. Очевидно, что это хоть и близкие регионы, но каждый из них по-своему весьма специфичен.
Однако у их местных гражданских сообществ нет никакой возможности заявить о себе политически и побороться на выборах в свои региональные парламенты. Сегодня они могут пытаться выражать свои интересы лишь через местные отделения федеральных партий – но эти попытки чаще всего безуспешны, потому что у каждой из этих партий есть свое московское "политбюро", а его интересы безусловно доминируют.
Но давайте представим картину, которую мы наблюдали бы в случае свободы региональных партий и их конкуренции на выборах в местные парламенты.
В Карелии, вероятнее всего, победили бы партии, выступающие за приграничное сотрудничество с Финляндией, с которой у республики почти 1000-километровая граница. Но не за "присоединение" к ней (сторонников этого и в Финляндии немного), а именно за свободу экономических и культурных связей с соседней страной, у которых в Карелии многовековая история. И даже некоторые местные коммунисты не имеют ничего против этого, чем изрядно ломают шаблоны кремлевской пропаганды.
В Санкт-Петербурге вообще возникла бы довольно бурная конкуренция разнообразных городских партий – от европейско-прогрессистских до консервативно-градозащитных. Впрочем, как показывает опыт этих движений, зачастую они парадоксальным образом вполне находят общий язык.
В регионе с нелепым названием "Ленинградская область" наверняка появилась бы Ингерманландская партия. Все-таки в петровской России его первым именем было именно "Ингерманландская губерния", а сам этот топоним еще древнее.
Новгородцы и псковичи также наверняка основали бы множество своих региональных партий, продолжающих в современных парламентах их вечевую традицию.
В Калининградской области никто бы не запрещал, как сегодня, добиваться возвращения исторического имени города. У Балтийской республиканской партии, выступавшей за Кёнигсберг и легально действовавшей в 1990-е годы, был очень интересный символ – роза ветров (почти как у НАТО) на фоне российского триколора. Тогда Калининградскую область вполне официально называли "пилотным регионом российской евроинтеграции". А сегодня за такие идеи могут пришить "экстремизм"…
Региональные партии отменяют унылый "провинциализм" с его шаблоном "за нас всё решают в столице", привносят в регионы живую политику с ее искусством борьбы и компромиссов. А запрещая их, Россия превращает свои регионы в клоны, которые политически ничем не отличаются друг от друга и голосуют одинаково. Кремль панически боится, что если в регионах появится политическая субъектность – это непременно приведет к сепаратизму. Ну что ж, пусть тогда честно отменят название страны "федерация". Хотя даже в унитарной Франции региональные партии действуют совершенно свободно, избираясь и в местные парламенты, и в Европарламент.
Сегодня многие справедливо рассуждают о том, что российские выборы превратились в откровенный спектакль с зачисткой всех неугодных кандидатов и абсолютно предсказуемыми результатами. Однако, этот вакуум не наступил внезапно, а стал финальным результатом 20-летнего запрета политической жизни в регионах.
Вадим Штепа – журналист
Высказанные в рубрике "Мнения" точки зрения могут не совпадать с позицией редакции