В России растет смертность от коронавируса, за последние сутки, по официальным данным, подтверждено 1 002 смерти, всего за весь период умерло 222 315 человек. Но люди адаптируются ко всему – к ограничениям, к изоляции и даже к смертям, а новая реальность отражается в языке. Институт лингвистических исследований РАН выпустил Словарь русского языка коронавирусной эпохи. Корреспондент Север. Реалии поговорил с одним из его создателей.
Ковид-фаталист, COVID-идиот, COVID-паникёр, COVID-фанатик, коронаалармист – как только не называют ковид-скептики своих современников, относящихся к коронавирусу серьезно. А те не остаются в долгу и с лихвой возвращают своим оппонентам обидные прозвища – антиковидник, вирусный нигилист, коронапофигист, ковид-диссидент, ковидиот – ну, и, конечно, антиваксер. Так отражается в языке ковидный "раскол" на коронаверующих и коронаатеистов. На самом деле подобных слов гораздо больше, и не все они содержат в себе эти две составляющие – "ковид" или "корона". Язык отреагировал появлением новых слов на все этапы пандемии: когда с магазинных полок начали сметать гречку, появилась гречкодемия, когда на всех обрушился вал информации о коронавирусе, из него выпорхнули инфодемия, паникодемия, фейкодемия, от которых отпачковалась фуфлодемия – как реакция на непроверенные лекарства, якобы помогающие от болезни. Самоизоляция взорвалась бесчисленными самоизо-, а также алкоизоляцией, вино-, дача-, домо-, лесо-, книго-, кино- и прочей изоляцией, вплоть до расцветшей яркими красками изоизоляции. Специалисты, заметив такой бурный расцвет словотворчества, немедленно решили собрать все в словарь.
Словарь – вещь трудоемкая, его составление – дело рук целого коллектива, и Словарь русского языка коронавирусной эпохи – не исключение. Среди сотрудников Института лингвистических исследований есть группа, которая несколько десятилетий занимается собиранием новых слов и их представлением в словарях, уже появился и сводный за несколько десятилетий "Словарь новых слов". Одна из членов этой группы – зав. отдела лексикографики современного русского языка, зам. директора Института лингвистических исследований Марина Приемышева.
– Это наша традиционная работа – собирать новые слова за год, за десятилетие и издавать специальные неографические словари разного типа. В 2020 году стали появляться новые слова, связанные с коронавирусной тематикой, и это не казалось нам необычной ситуацией. Но тут мы столкнулись с тем, что огромное количество слов стало появляться чуть ли не каждый день, мы могли следить за этим в режиме ежедневной хроники. И когда летом 2020 года мы подвели первые итоги, то оказалось, что новых слов очень много, более тысячи, а они все продолжали появляться. В конце 2020 года прошла научная конференция, на которой обсуждались лексика, слова и выражения коронавирусной тематики. Специалисты, лингвисты, которые занимаются анализом медиадеятельности, средств массовой информации, описанием лексики, сделали столько интересных наблюдений, что стало понятно: это материал для отдельных изданий. Наше издание – в двух частях, это не только словарь, где собрано по максимуму все, что попало в поле зрения, но это еще и коллективная монография, составленная из очерков и статей нескольких специалистов. Это первый опыт анализа, обобщения лексического материала и динамических тенденций в лексической системе языка. Прежде всего, это тенденции обновления, конечно. Но это не только новая лексика, это и лексика актуализированная, то есть ставшая частотной в силу самых разных причин. Первое, что приходит на ум, это слова "самоизоляция", "вакцина" и прочая медицинская терминология, которая уже стала элементом повседневного языка. Наши специалисты говорят о медикализации современной речи, то есть о вхождении специальной терминологии в повседневный, обыденный язык.
– А откуда вы брали материал? Просто слушали, что говорит вокруг?
– Новые слова извлекались из широкого круга всех доступных для нас источников. Правда, есть апробированная процедура извлечения такого материала прежде всего из медийных текстов, поэтому вопрос об источниках – это прежде всего вопрос о том, как охватить огромный диапазон источников и успеть найти, собрать, зафиксировать ту новую лексику, какая встречается в текстах. Тут мы пользуемся специальными базами данных, интернет-ресурсами с их бесконечными текстами, публикуемыми самыми разными авторами, и профессиональными журналистами, и обычными людьми, пишущими на форумах или в социальных сетях. Сотрудники нашей группы стараются из таких материалов по максимуму извлекать неологизмы.
– И из устной речи?
– Из устной речи, конечно. Устная речь фиксируется очень часто, в частности, речь в телепередачах или на радио, она тоже оказывается источником нашего материала. То есть максимально широкий круг источников берется, какой по силам обследовать сотрудникам. Об этом тоже нужно говорить, силы у нас, конечно, ограниченные. Это восемь сотрудников нашего института, и еще в число составителей включены Харри Вальтер и профессор Санкт-Петербургского университета Валерий Мокиенко.
– В вашем Словаре есть антипословицы, что это такое?
– Это как раз коллекция Харри Вальтера и Валерия Мокиенко, они собирали антипословицы, то есть трансформированные поговорки или крылатые выражения. Конечно, в связи с темой коронавируса их интересовали так называемые переделки, где бы обыгрывалась тема ковида или изоляции, карантина, удаленного обучения или профессиональной деятельности на дистанте. У них собрана отдельная коллекция таких пословиц-карантинок, в словаре она помещена в приложении.
– Принцип этих пословиц в том, что начало у них традиционное, а вторая часть новая?
– Трансформации могут быть самыми разными. Принцип, пожалуй, такой, чтобы в этом выражении узнавался источник. Мал вирус, да силен – мы понимаем, от какой поговорки отталкивались создатели этого выражения. Или – все дороги ведут в Ухань, мы понимаем опять-таки, что было в качестве прецедентного выражения.
– Этот словарь существует в электронном виде?
– Да. И словарь, и монография представлены в электронном виде на сайте нашего института. Доступ к ним свободный, любой интересующийся может скачать и словарь, и монографию и пользоваться этими материалами.
– Что было самым трудным в вашей работе?
Это редкий случай, когда новая лексика собирается и быстро представляется в виде словаря для массового читателя
– На мой взгляд, главная трудность заключается в том, что мы работаем с живым материалом, который продолжает пополняться. И поэтому те обзоры, обобщения, наблюдения и выводы, которые делали специалисты, – это первые опыты, они во многом носят предварительный характер, хотя очень интересные тенденции уже выявлены. К тому же это материл, который сам, по своим языковым особенностям, еще продолжает формироваться, устанавливаться в своих базовых свойствах, в значениях или грамматических характеристиках. Так что это живая работа, скажем так, в полевых условиях, когда нужно было и зафиксировать лексическую единицу, и тут же дать ей характеристику, и продемонстрировать развитие ее особенностей. Возможно, у тех, кто с пристрастием будет читать словарь и монографию, будут некие вопросы, замечания, претензии, но, повторяю, это первый опыт оперативного анализа. И это достаточно редкий случай, когда новая лексика собирается и быстро представляется в виде словаря для массового читателя.
– Получается, что вирус множит штаммы, и язык тоже не отстает.
– Да, конечно. Но для нас было интересно другое – как вообще язык, русская лексика, система русского словообразования реагирует на новый материал, новые события, новые ситуации. Оказалось, что русский язык очень хорошо справляется с этой лавиной новых понятий, явлений, которые надо назвать, обозначить, о которых люди хотят говорить точно, образно и понятно. Поэтому в словаре словник просто огромный, среди 3,5 тысяч слов есть слова окказиональные, то есть придуманные какими-то конкретными людьми и употребленные, может быть, один раз или несколько. Есть лексика, которая демонстрирует словотворческие возможности говорящих на русском языке. И в этом смысле словарь показывает, насколько устойчив наш язык, насколько он гибок, насколько хорошо приспособлен к тому, чтобы говорить о новом, называть новое, рассуждать о новом, осмыслять то новое, что происходит в жизни общества, в жизни каждого человека. Ведь пандемия изменила жизнь каждого.
– Этот словник сказал вам что-нибудь новое о сегодняшнем россиянине? Куда он больше склоняется – в сторону юмора, черного юмора, скепсиса, страха, мужества – чего в нем больше?
Эти ковид-скептики, ковид-диссиденты проявили себя и в речи, создавая новые слова
– Вы знаете, всего много в языке отразилось. Это и стремление осмыслить события, происходящие в обществе, это и страх, и даже панические настроения, которые люди испытывали в связи с сообщениями о распространении коронавирусной инфекции. И, естественно, это попытки как-то ослабить или снизить градус стресса или напряжения в связи с тем, что человек слышал или сам переживал, столкнувшись с этой напастью. Мы знаем, насколько это заболевание оказалось опасным, к каким трагическим последствиям оно приводило и приводит до сих пор, как меняет состояние здоровья человека и как долго тянется шлейф болезни. Это, конечно же, была попытка – и лексика это показывает – как-то пережить коронавирус, как-то к нему приспособиться. Поэтому возникло много слов с негативной оценкой самого коронавируса, карантина или мер защиты от эпидемии. И еще лексика очень хорошо показывает разграничение людей на две большие группы. Потому что одни люди серьезно воспринимали информацию о распространении коронавируса как информацию об объективном процессе, а другие – со скепсисом. Эти ковид-скептики, ковид-диссиденты проявили себя и в речи, создавая новые слова, чтобы выразить ироничное, негативное отношение к сообщениям о пандемии, о противоэпидемиологических мерах, о карантине. Таких слов было зафиксировано очень много, составители словаря даже использовали специальную ремарку, помету – "в речи ковид-диссидента".
– А вы пытались сравнивать опыт русскоязычного словотворчества и тот же опыт в других странах?
– Да, такая предварительная работа тоже проведена. Есть интересные сопоставления материала в английском, в немецком, в польском, в чешском языках. Любопытное наблюдение сделала наша коллега, анализируя немецкую лексику. Она отметила, что в наименованиях, в новых словах или в существующей лексике немецкого языка есть такая тенденция – сказать о коронавирусе как об объективном явлении, которое нужно осмыслить, понять, к которому нужно приспособиться. То есть это очень здравый подход к тем событиям и явлениям, с какими человек сталкивается в нынешней ситуации. Очень интересно, как люди обходились с обозначениями явлений или предметов из санитарно-гигиенической сферы. Все знают о социальной дистанции, так вот, немцы стали использовать для ее обозначения слово "слоненок", то есть слоненок оказался как раз такого размера, какой нужен для социальной дистанции: чтобы ее соблюдать, надо стоять на расстоянии слоненка друг от друга. Где-то вместо слоненка использовалось слово "панда" как созвучное "пандемии". Это очень интересные находки, хорошее обыгрывание нюансов современной ситуации.
– А есть выражения, которые вам особенно полюбились, какие перлы вы бы выделили из вашего словаря?
– Самыми важными и обнадеживающими мне показались возможности русского языка и русского словообразования. Естественно, при восприятии предметов или понятий периода пандемии приходила лексика из других языков, из английского прежде всего, то есть ее, как обычно, заимствовали, но при этом огромное количество слов было создано и на базе русского языка. Среди них я бы особо отметила сложные слова – их очень много. Словарь разделен на две части: выделена актуальная и наиболее значимая лексика, примерно около тысячи слов, она получила словарное описание, то есть даны грамматические пометы, распакованы значения, приведены иллюстрации, демонстрирующие особенности употребления, объяснено происхождение слов или словообразовательные характеристики, то есть даны описания языковых особенностей. А большая группа лексики, около 2,5 тысяч слов, даны без описания, просто в списочном порядке, то есть теми цитатами, в которых они встретились, с иллюстрациями, которые помогают понять значение слов или просто показывают, что такое слово встретилось. Эта группа из 2,5 тысяч сложных слов тоже достаточно показательна. И из этого можно сделать очень интересный вывод, что когда людям, говорящим на русском языке, требуется что-то незнакомое назвать, они прибегают к сложным словам. То есть если есть необходимость что-то назвать, а слова для этого нет, составляйте сложное слово, и все получится. Сложные слова заступают в нашем лексиконе на авангардные позиции и помогают говорящим решать очень многие задачи. И не только что-то назвать или обозначить, но и творчески выразить свое отношение к тому, о чем идет речь.
– А какие это слова?
– Да те же "ковидиоты" – это слово, составленное из двух существительных, но оно заимствовано из английского языка. Или "путикулы" – слово, обозначающие тот краткосрочный период времени, когда российские граждане были отправлены на карантин. В наименовании этого периода была использована фамилия нашего президента на основе обычного слова "каникулы".
– А зум, вся эта дистанционка тоже отразилась в языке?
– Да, и еще много всего отразилось. Мы пользуемся зумом, и есть "зумификация" – по аналогии с электрификацией, о которой говорили когда-то. Таких гибридных слов, соединяющих в себе компоненты двух, а то и трех слов, очень много, и они вполне точно и интересно обозначают то, что нужно обозначить. Так что не нужно никакие пессимистические мысли допускать, наоборот, в русском языке все очень хорошо. И похоже, что те, кто участвует в этой языковой игре, получают истинное удовольствие от того, что они сами создают слова, что эти слова уходят в жизнь, употребляются, используются. Получается очень интересный творческий процесс, когда мы не просто используем язык, но мы этот язык создаем. Основной массив новых слов у нас зафиксирован за март-апрель прошлого года, и не столько пандемия, сколько самоизоляция вызвала появление такого огромного количества слов.
– О чем говорит тот корпус слов, который вы выявили и описали, о каких свойствах души, характера наших соотечественников это говорит?
– В одной из словарных статей есть красивая цитата Мордовцева, это XIX век, о том, что народный юмор проявляется в самые трудные, в самые черные времена, такова народная психология. Вообще, языковая игра, с одной стороны, свойственна разговорной речи, особенно в сниженных формах, и она, действительно, проявляется особенно в экстремальных ситуациях: есть так называемый военный юмор, есть юмор воров. То есть когда люди находятся в сложных для себя обстоятельствах, особенно в затянувшихся, для них языковая игра – это абсолютно нормальная форма жизни. И в этой ситуации, к сожалению или к счастью, тоже так вышло, что эта языковая форма, наверное, стала способом остранения ситуации. То есть идет карнавализация по Бахтину – она ведь тоже обычно случается в тяжелые времена. Потому что это форма намеренного абстрагирования, форма самоиронии, спасительного юмора, который заставляет немножко спокойнее посмотреть на трудности, особенно на страх смерти.
– То есть в основе словотворчества лежит страх.
– Да, страх, вернее, его формы. И, повторяю, все это происходило и раньше, просто сейчас процесс стал невероятно сконцентрированным. В общем, март-апрель у нас были очень креативными. И лингвисты спохватились, и вот уже первые публикации в июне появились относительного этого языкового пиршества. Примеров множество. Вот "вакхцинация" – употребление спиртных напитков как форма излечения. "Вирус-мажорный" – от форс-мажорный. "Вируспаниэль" – такое шутливое наименование собаки, с которой гуляли, когда нельзя было выходить из дома. "Вируспруденция" – юриспруденция в период самоизоляции. "Карантини" – какой-то спиртной напиток во время карантина, по аналогии с мартини. "Карантим", "карантикулы" – это частотное очень образование, относящееся к самоизоляции. "Карантиниада" – это разного рода спортивные соревнования в период самоизоляции, это слово встречалось в разных регионах. Очень популярным выражением стал "ковидивный" новый мир, из Хаксли. Еще появились "ковидонавт" с "коронавтом" – соединение астронавта и ковида, это либо о враче в противочумном костюме, либо о том, кто носит средства индивидуальной защиты. Появилась и "ковидономика", и такое чудище, как "ковидра" – гидра плюс ковид. Об этой группе слов уже написано несколько статей.
– А вы бы сами что выделили, какие у вас любимые слова?
– Мне очень понравилась фольклорная тема. "Сестрица Удаленушка и братец Ковидушка" или "Диванушка" – разные сказочные мотивы. "Змей Ковидыч", "Змей Короныч" – много слов и контекстов у нас фиксируется именно по фольклорно-сказочной теме. Кстати, это очень странно, потому что обычно такие случаи были очень редкими, а тут фольклорная тема очень ярко проявилась, ее много. Существует теория, что фольклор изменился и что больше нет коллективной языковой личности, а есть уже только сугубо городской фольклор, или так называемый постфольклор, который строится на индивидуальных формах самовыражения. Но вот ситуация коронавируса все-таки возвращает коллективную языковую личность, это видно в обращении к фольклорной тематике, в обыгрывании сказки, всех жанров фольклора, в обращении к истокам, к своей фразеологии. Мне кажется, что это было своего рода спасательным кругом, попыткой найти какие-то твердые основы, за что-то зацепиться. Потому что все современное – это здорово, формы самореализации – здорово, но все-таки, когда есть какие-то незыблемые вещи, на них опираться легче. И такой вещью стал наш фольклор.
– Ваш словарь – толковый, то есть он объясняет значения слов?
– Мы разработали подробно около тысячи слов, с полным лексикографическим описанием, с толкованиями, со структурой значений, с этимологией, и около 2,5 тысяч слов мы дали списочно, это самые обычные – "коронамошенник", "коронамор", "коронамонитор", "коронамодус", "ковид-заболевший", "ковид-зависимый" – такие слова не требуют толкования. Еще у нас в словаре есть дополнительный словарик антипословиц на основании коронавирусной лексики, авторами которого являются очень известные в России и за рубежом ученые – это профессор Санкт-Петербургского университета Валерий Михайлович Мокиенко и Харри Вальтер, профессор Грайфсвальдского университета, которые уже много лет занимаются русскими антипословицами. Например: "сделал дело – гуляй на балконе смело"; "обещанной вакцины три года ждут"; "человек человеку друг, товарищ и вирус"; "карантин на месяц, а вещи бери на год"; "с инфицированными жить – в карантине выть". То есть и в СМИ, и в сети, на разных сайтах пословиц и поговорок возникло очень много переделок наших традиционных, исконных пословиц и поговорок с учетом современной ковидной лексики. Вот, например: "око за око – зум за зум". А зум – это отдельная тема коронавирусной эпохи, с ним очень много слов появилось. Отдельным приложением к словарю мы сделали синонимы, которые возникли в эту эпоху, их ужасно много, на один ковид – примерно около 130 синонимических наименований, около 80 наименований карантина. По 60–70 наименований каждой из групп на ковид-диссидентов и сторонников исполнения всех противокоронавирусных мер. И это все у нас в словаре есть.
– Можно какой-то вывод из этого сделать, например, что язык жив, что он активен?
– Конечно! Было всего несколько месяцев языковой творческой игры, а для ученых это оказалось невероятным, они собрали материал для потрясающего количества обобщений. Ведь обычно все эти процессы происходят долго, их приходится вылавливать, их трудно обобщать, а сейчас абсолютно все есть – основные тенденции словообразования, основные механизмы и принципы языковой игры, почему, когда и зачем слова возникают. Сейчас эти обобщения стали возможны, потому что языкового творчества в такой концентрированной форме ни я сама, ни мои коллеги вспомнить не можем. Даже период перестройки, тоже невероятно активный по образованию новых слов, длился долго, то есть словарь перестройки включает лексику десятилетнего периода. А здесь у нас всего несколько месяцев 2020 года, ну, и немножко 2021 года мы включаем, поскольку вакцина тоже дала активную языковую игру, но обобщений у нас получилось больше, чем на словарь.
Тогда тоже были те, кто не верил врачам, сбегал из больниц, кто считал, что это какой-то заговор государственный
Наверное, основной плюс нашего словаря, что мы зафиксировали всю новую лексику, которая возникла в этот период, или новые значения, присвоенные уже существующей лексике. И в центре всего оказался человек, он – мера всего, он и тот, кто оценивает, и тот, кто страдает, и тот, кто спасает. Это очень хорошо видно через лексику. У нас был очень красивый обзор всех метафор, которые активно использовались на страницах СМИ. Это, прежде всего, военные метафоры: ковид-война, борьба с ковидом, врачи на передовой. И статей о том, что военная метафора доминирует в этом дискурсе, было ужасно много и за рубежом, и у нас. Одна из самых частых метафор – это ковид-апокалипсис, то есть метафора катастрофы. И, как ни парадоксально, ковидный карнавал – тоже одна из частых метафор. Тут, конечно, двойное значение, и прямое, и переносное, ведь тут и маски присутствуют. Очень сильно и ярко обыгрывалась карнавальная метафора, и она тоже у нас представлена очень хорошо. Есть у нас красивый очерк, сопоставляющий холеру XIX века по лексике с "коронабесием" современного периода, и есть абсолютно идентичные явления, факты, которые возникали в XIX веке и сейчас. Это очень красиво было показано в очерке Ирины Борисовны Дягилевой. Тогда тоже были те, кто не верил врачам, сбегал из больниц, кто считал, что это какой-то заговор государственный. И там у них была "холеромания", "холеробесие" – на такого рода группах слов это потрясающе ясно видно. В этом смысле сегодняшняя психологическая реакция и реакция в XIX веке – совершенно однотипные.
– То есть человек не меняется.
– Ничего абсолютно психологически не меняется. Обычно на конференции по современному материалу историков нет, а тут у нас была коллега, которая проследила это по лексике XIX века. И все были, мягко говоря, в шоке, потому что и цитаты были аналогичные современным, и лексика частично похожая. И психологически реакция народа одинаковая и тогда, и сейчас.
