За последний месяц россияне купили на 43% больше пачек антидепрессантов, чем в тот же месяц годом ранее. Продажи нейролептиков увеличились на 35%. Корреспондент Север.Реалии вместе с экспертами и пациентами разбиралась, что могло повлиять на повышение спроса на препараты и правда ли, что россияне через два года ковида стали более депрессивными.
Об ухудшении психологического состояния на фоне пандемии ученые говорят уже не первый месяц. В ноябре прошлого года в авторитетном медицинском журнале Lancet была опубликована статья экспертов из британского Оксфордского университета, в которой они проанализировали 69 миллионов медицинских карт жителей США, более 62 тысяч из которых переболели коронавирусом.
Исследование показало, что почти каждому пятому американцу диагностировали расстройство психики в течение трех месяцев после выздоровления. Чаще всего это была тревожность, депрессия и бессонница. "Вероятно, это обусловлено сочетанием как психологических стресс-факторов, связанных с данной конкретной пандемией, так и физических последствий болезни", – говорил тогда психиатр-консультант Университетского колледжа Лондона Майкл Блумфилд.
До них итальянские ученые из института в Сан-Рафаэле исследовали состояние более 400 пациентов, перенесших коронавирус. Спустя месяц после выздоровления более чем у половины из них был как минимум один психиатрический симптом.
На прошлой неделе результаты подобного исследования были опубликованы в журнале Science. В нем анализировали медицинские карты почти шести миллионов человек, из которых 154 тысячи переболели ковидом. Ученые выяснили, что переболевшим на 40% чаще диагностировали депрессию.
Шансы 50 на 50
Единого мнения о том, что именно приводит к депрессии, у ученых нет. С начала пандемии Андрей Шмилович, заведующий кафедрой психиатрии и медицинской психологии РНИМУ имени Пирогова и основатель центра "Ре-Альт", изучил несколько десятков исследований, посвященных так называемой постковидной депрессии.
Данные очень разрозненные, отмечает психиатр, и нет убедительных доказательств, что постковидное состояние у людей в большей степени, чем другие заболевания, приводит к депрессии. Вероятность этого, говорит эксперт, 50 на 50.
Марина Соколова из Вологды тяжело заболела коронавирусом в начале 2020 года – по словам врачей, она была на грани смерти. На тот момент у нее уже были признаки депрессии, а тяжёлое течение коронавируса только всё ухудшило. После выздоровления ей диагностировали тревожно-депрессивное расстройство и выписали "Золофт".
– Позднее к моему диагнозу добавились посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР) и обсессивно-компульсивное расстройство (ОКР). Последнее стало моим способом справиться с непереносимым страхом вокруг происходящей пандемии. Когда проявилось ОКР, начались серьезные проблемы: я не могла выходить из дома, боялась общественных мест, перестала встречаться с людьми, – рассказывает она.
Шмилович отмечает, что психиатрии давно известно: инфекционные заболевания могут провоцировать клиническую депрессию, но не могут быть ее причиной. Такой провокацией может быть и грипп, и герпес, и ОРВИ, и любая другая инфекция.
– У меня были и депрессивные пациенты в постковидный период, но все эти пациенты к тому моменту уже сталкивались с депрессией до ковида. Вирусная инфекция в таких случаях провоцирует рецидив, нарушая химический баланс мозга, – объясняет психиатр.
Неправильная диагностика
Спрос на антидепрессанты, по данным исследований, повышался и до появления коронавируса. До начала пандемии, в период с 2013 по 2019 год, россияне стали покупать вдвое больше препаратов для лечения депрессии. Что тогда, что сейчас эксперты связывали повышение спроса в том числе с возможной гипердиагностикой депрессии.
Резкий рост продаж препаратов последнего года действительно может быть связан с коронавирусом, но в другом смысле. Одно из проявлений постковидного синдрома – это астения, расстройство психики, которое в первую очередь связано с резким снижением физической активности и когнитивных способностей, говорит Шмилович. Внешне оно может напоминать подавленное состояние, которое наблюдается у больных клинической депрессией.
– Направо и налево встречается, что из-за схожести этих двух состояний ставятся неправильные диагнозы. Особенно часто это бывает тогда, когда депрессию берутся диагностировать и лечить не психиатры. У нас по разным причинам эту функцию могут делегировать врачам других специальностей – терапевтам, неврологам, гастроэнтерологам и даже инфекционистам. Психиатров действительно не хватает во всем мире, в том числе в европейских странах и в США.
Маркетолог Анастасия Нефедова из города Остров в Псковской области вместе с мужем переболела коронавирусом в августе 2021 года. Она перенесла болезнь тяжелее и после выздоровления часто отмечала у себя подавленность, раздражительность и повышенную утомляемость.
– Я не могла работать, не хотела видеться с друзьями, часто плакала, не могла спать. У мужа таких проблем не было. В итоге через два месяца, когда меня уже грозились уволить с работы, он убедил меня обратиться к врачу. Я рассказала терапевту, что со мной происходило. Она написала в карточку "депрессивное расстройство" и выписала два препарата, один от депрессии, второй – для сна.
Таблетки Нефёдова принимала не больше двух недель, состояние за это время, по ее словам, только ухудшилось – к симптомам добавилась головная боль и полная потеря аппетита. Терапевт больше ничем помочь не смогла и направила пациентку в Псков к психиатру. Тот отменил препараты и перенаправил Нефёдову к психологу, с которым она занимается уже больше месяца. Диагноз ей не отменили, но таблетки она больше не принимает.
Врачебная гипердиагностика – это тема, с которой часто сталкиваются психологи, отмечает кандидат психологических наук, психолог-исследователь Ольга Маховская. Пациента сразу сажают на антидепрессанты, а причина оказывается психологической и требующей терапии.
– У тех, кто переболел, по данным исследований, остается депрессивный хвост. Сколько он длится – непонятно, поскольку исследования ограничены во времени. Некоторые пациенты с постковидным синдромом (около 10–12%) и через полгода чувствуют себя подавленно. Количество таких людей накапливается, и рыночная ситуация отвечает этому.
Тотального ухудшения состояния россиян не произошло, считает Маховская, социальная депрессия – это нормальная реакция на ненормальные обстоятельства вроде пандемии. Это не результат химических реакций в мозгу, которые бывают при клинической депрессии, и лечить ее препаратами не нужно. Но не все врачи умеют правильно диагностировать.
Повышение случаев обращения россиян к докторам она связывает в том числе с посттравматическим стрессовым расстройством – отсроченным реагированием психики на начальный этап пандемии и шок от того, что ковид действительно угрожает жизни.
– Люди два года держались. Мы всегда можем по инерции держаться какое-то время, но в конце концов наступает усталость экономическая и социальная. Когда мы теряем кого-то, когда наступает относительная бедность, когда в новостях фейки и конспирологические теории – мы уже не справляемся.
При посттравматическом расстройстве у пациентов наблюдается ангедония – потеря чувствительности, когда людям становится все равно. Она может стоять за "адаптацией" к новым условиям, когда люди говорят, что уже привыкли. И это явление, по мнению Маховской, также можно спутать с депрессией.
Культурный код
Ещё одна причина может быть в том, что депрессия – это эстетизированное в России заболевание, болеть которым "незазорно".
– Переживание тоски – это практически наш культурный код: Чехов, Достоевский, Звягинцев, Тарковский, Михалков. Это культурная модель, которая отличает нас от американцев, – объясняет Маховская. – У них истории всегда с моралью, выводом, подсказкой, как выходить из той или иной ситуации. У нас – истории-диагнозы, в них нет оптимизма, и я думаю, это наша национальная особенность.
Опрошенные корреспондентом Север.Реалии пациенты, напротив, рассказывали, что сталкивались с осуждением и стигматизацией своего заболевания. Петербурженка Светлана Афанасьева, которой в прошлом году диагностировали тревожно-депрессивное расстройство с паническими атаками, говорит, что в основном негатив исходит от старшего поколения.
– В моем случае – со стороны родственников. Они обесценили мою болезнь, сказав, что я слишком много думаю и накрутила себя. Это, конечно же, задевает, но я не пытаюсь им что-то доказать. Друзья же все оказали поддержку, – рассказывает она.
Анастасия Нефёдова говорит, что сама стыдилась поставленного диагноза и скрывала от друзей, что начала ходить к психологу: "Нам всем под 40 лет, дети уже почти взрослые, а тут какая-то новомодная болячка". В итоге именно 15-летняя дочь и помогла Нефёдовой перестать чувствовать себя "неполноценной" и стыдиться своего состояния.
Отец 24-летней вологжанки Соколовой доказывал ей, что во всех антидепрессантах есть наркотики, а психологи просто выкачивают из пациентов деньги. Мама тоже не поддержала: "Ты что, хочешь быть зависимой от таблеток?"
– Мне пришлось очень долго и терпеливо объяснять, что мои диагнозы не блажь и не капризы, а настоящая болезнь, – говорит Соколова. – И я до сих пор не уверена, что они смогли по-настоящему меня понять.
