Альбине Леоновой из Пскова недавно исполнилось 20 лет. До марта 2022 года она была студенткой университета – училась на психолога, в свободное время ходила на митинги. 26 февраля она вместе с друзьями нарисовала на асфальте в центре города голубя и написала "Нет войне". После этого Альбину задержали на 11 часов, а ее парня пообещали посадить в тюрьму на 10 лет. Девушка без визы уехала в Германию и попросила там политубежище.
– Интересно вышло, что именно в Германии я могу говорить, что я против войны России с Украиной. Если бы кто-то сказал о таком лет 10 назад, я бы не поверила, это просто абсурдно. Но получилось так, что все это время Россия становилась агрессивнее, а Германия продолжала сбавлять эти темпы. Здесь сделали правильные выводы после Второй мировой как во внешней, так и во внутренней политике: в Германии ценят людей, их благополучие и права. Думаю, немцам легко понять, каково это, когда твоя страна убивает или убивала невинных людей и тебе хочется это прекратить, – говорит 20-летняя Альбина Леонова.
Она стоит у трейлера в деревне Итен. Это ее дом на ближайшие полгода. Комфортная квартира с любящими родителями, университет с друзьями, собака Лиса и спасенный голубь Агар остались в Пскове, за чертой войны. Альбина провела ее сама, написав "преступное" "Нет войне" на асфальте. В 16 лет она вышла на свой первый в жизни митинг после роликов Алексея Навального в ютубе.
– Навальный очень смелый, харизматичный и убедительный человек, грамотно противопоставляет себя власти, такой обличитель. Причем делает это правильно: любые его слова можно проверить. И все митинги, которые он устраивал, были не за него, а для страны – против коррупции, против Путина. Они с ФБК делали важную работу – рассекречивали, что и как у нас происходит во власти. У Навального очень хорошая команда, – говорит Альбина.
"На митингах почувствовала, что я не одна"
Из всех митингов 2018–2019 года она больше всего запомнила акцию против строительства в семи километрах от Пскова химического завода "Титан-полимер", когда в гайд-парк вышло больше 700 человек с самыми разными политическими взглядами.
– Там было действительно много людей, в отличие от других митингов. Я стеснялась, потому что тогда была несовершеннолетней, да еще ходила на митинги одна, поэтому тихо стояла где-то сбоку и просто радовалась тому, что я там нахожусь. Это был первый раз, когда я увидела стольких людей, которые со мной согласны, которые хотят влиять на ситуацию. Это было очень важно: я, наконец, почувствовала, что не одна, – признается Альбина.
В 11-м классе она была на митингах против ареста Навального – и снова одна. Никто из приятелей не рискнул.
– Четко помню, что шла на них с уверенностью, что меня посадят. Я обсуждала это со знакомыми, но они не захотели, потому что очень боялись, что им не дадут работать там, где они хотят – в госучреждениях. Тогда у всех начался страх: все думали, что их поймают и случится что-то ужасное. У меня тоже он был, но я понимала, что это не повод не ходить. Власти угрожают, пытаются запугать людей, но, если мы позволим им это сделать, то никто никогда и не узнает, что нам не нравится происходящее и нас много. У обычных людей мало возможностей повлиять на политику, поэтому не нужно упускать такие шансы. Я внутренне была готова к аресту, – говорит Альбина.
От акции 23 января, когда в поддержку Навального в Пскове вышло более полутора тысяч человек, у нее осталось ощущение полного хаоса.
– Еще на подходе к митингу я увидела, как ОМОН задерживает людей, и очень злилась на то, что они себе это позволяют, – вспоминает Альбина. – А потом все было хаотично. Вот человек ведет трансляцию, советует куда колонне сдвигаться дальше – и тут раз, его хватают, видео прерывается, все идут по другому маршруту, там полиция, снова меняют дорогу – часть людей теряется, кого выхватывают и уводят.
На второй митинг пришли только 200 человек.
– Мне было очень жаль. Навальный вернулся в Россию, совершил героический поступок. Он показал, что для него важна родина, важны граждане, которых он не бросит, даже если ему угрожают. А в Пскове живет около 200 тысяч человек, и только буквально одна тысячная пришла. Меня это очень расстроило, – рассказывает Альбина.
Ее впервые судили после апрельской акции, тогда сторонники Навального позвали людей на улицы, чтобы потребовать освобождения политика, который с 31 марта держал голодовку в колонии и просил допустить к нему независимого врача. В Пскове митинг получился неожиданно праздничным: участники водили хороводы под песни "Перемен", "Смерти больше нет" и "Это пройдет" и скандировали: "Путин вор!", "Свободу Навальному", "Врача", "Свободу политзаключенным!", "Я, мы, он, она – против Путина страна". После этого полиция приехала к Альбине домой.
– Я сначала вообще не поняла. Почему нужна я, почему пришли какие-то странные мужчины, стоят в дверях и что-то от меня хотят. Дверь им открыла мама, ее эта ситуация позабавила. Но когда позже она забирала меня из отделения, то сказала, что вести какую-либо оппозиционную деятельность бессмысленно, потому что даже при ее жизни власть не изменится. Проще просто уехать в другую страну. В тот момент я была не согласна. Мне казалось, у России есть шансы. Слишком много людей не согласны, – отмечает Альбина.
Полиция обвинила Леонову в нарушении санитарно-эпидемиологических норм во время хоровода и оштрафовала на три тысячи рублей.
– Это было смешно. Антикоронавирусные нормы на тот момент не соблюдались нигде. Даже в государственных учреждениях можно было спокойно ходить без маски. А в основу решения суда легли видео, которое снимал непонятно какой мужчина, на нем не было полицейской формы, – недоумевает Альбина.
Страна "поехавшего деда"
В период протестного затишья лета-осени 2021 года, в поисках "политической активности, потому что без нее никак", она пришла в пространство "Шаг". Там не только слушали лекции и семинары, но и работали в предвыборном штабе псковского "Яблока".
В "Шаге" она познакомилась с 27-летним Кириллом Григорьевым, которого псковский политик Лев Шлосберг позвал из Москвы работать на местных выборах. Кирилл участвовал в выборах с 2014 года (баллотировался в муниципальные депутаты и был наблюдателем), у него был внушительный багаж политических задержаний и административных дел. Молодые люди сошлись, и после кампании пара жила на два города: Кирилл приезжал к Альбине к Псков, а она на каникулах – к нему в Москву. Когда стали появляться новости о возможной войне, они до последнего не верили в ее реальность.
– Мне казалось, это способ запугать, что этого не может быть по-настоящему. Это же бессмысленно! Мы живем в 21-м веке, и после Второй мировой мы все уже поняли, почему воевать плохо, что это ни к чему хорошему не приводит, только к бессмысленным смертям. А 24-го просыпаюсь, и мне парень сообщает, что война началась. У меня был шок и разочарование, я не могла поверить, – говорит Альбина.
В тот же день она пошла на митинг: 24 февраля в псковском гайд-парке собралось 30 человек. Их очень быстро разогнала полиция. Люди переместились на площадь Ленина, но их снова разогнали.
– Полиции было больше. А меня переполняло возмущение. Мне хотелось подходить к каждому человеку и говорить: "Боже мой, вы понимаете, какая катастрофа? Вы видите, что происходит? Это возмутительно! Давайте что-нибудь с этим сделаем!" Я не могла поверить, что хоть кто-то будет готов отправиться на эту войну и убивать людей, – признается Альбина.
Она купила ватман и рисовала плакаты для антивоенных пикетов, но выйти с ними не могла: полицейские дежурили на площадях с утра до вечера. И тогда Альбина решила провести акцию ночью. Вместе с парой друзей около двух часов ночи 26 февраля они пришли на городскую набережную. Полицейские подошли в тот момент, когда Альбина успела написать "Нет войне" и дорисовывала голубя. То же самое делали ее друзья. Молодые люди попытались разбежаться, но полиция поймала всех и в автозаке привезла в отделение.
– Мы несколько раз просили у полицейских представиться, объяснить, за что нас задерживают. Они ничего не отвечали. Это длилось почти 11 часов, в полицейском коридоре мы провели всю ночь и утро. Нас обыскали, изъяли все, что было, забрали телефоны и даже не хотели оформлять это в протокол изъятия, – рассказывает девушка.
Утром полицейские сообщили, что подозревают Альбину и ее друзей в "нанесении надписей на различные объекты". Молодым людям в числе прочего пытались вменить и чужие антивоенные высказывания на зданиях.
– Полицейские пытались убедить меня в том, что бесполезно выходить против войны. Мне это казалось таким нелепым! 19-летняя девушка рисует голубя и "Нет войне" на асфальте, а вы смотрите на нее как на ужасного преступника? Что может быть еще более безобидным? Это же абсурд! Мне непонятно, что у полиции в головах. Как они себя убеждают в том, что то, что они делают, правильно? – возмущается Альбина.
В тот же день ее парня Кирилла Григорьева задержали сотрудники Центра "Э". Несколько часов его допрашивали, задавая вопросы про Альбину и работу у Шлосберга. А потом объявили, что смогли взломать его телефон, нашли там экстремистские картинки и еще знают, что он сотрудничал со штабами Навального. За все эти "преступления" Кириллу пообещали десять лет колонии и сказали, что его дело уже в Москве. Адвоката сотрудники Центра "Э" пустили в кабинет только в самом конце беседы и при нем говорили только об антивоенном граффити на набережной.
– Мы вернулись домой и стали думать, как уезжать. Я поняла, что меня посадят, если я продолжу, а молчать я, естественно, была не готова. Нельзя жить и делать вид, что все в порядке, нельзя же закрывать на войну глаза. Молчание – это поддержка происходящего. После антивоенного митинга в 30 человек я поняла, что люди не возмутятся и таких, как я, будет очень мало, а потом они и вовсе закончатся. Мне стало стыдно быть русской, быть частью тех, кто просто так разрушает чужие жизни, семьи, города, кто все это организует, исполняет, оправдывает, называет чёрное белым и запрещает поступать иначе. Это не я, это не то, за что я выступала и боролась. Нынешняя Россия – не моя страна, это страна поехавшего деда, разрушающего все на своем пути и тянущего всех на дно, – объясняет Альбина.
Русские против войны
Вместе с Кириллом они выбирали между Норвегией и Германией. В Норвегию визы прекратили выдавать в начале марта, а в Берлин можно было попасть транзитным рейсом из Турции. 21 марта во время пересадки в Дюссельдорфе Альбина и Кирилл попросили убежище.
– Подходим к полицейским, а они спрашивают: "Вы граждане ЕС? Нет? Тогда вам в другое окошко!" Но самое интересное началось потом. Во время интервью, которое проводится со всеми, кто просит помощи, офицер выслушал историю о нашем преследовании и сказал: "Мы понимаем ваши проблемы, ведь Россия – это молодая демократия", - смеется Альбина. – Тем, кто жил в России, слышать такое смешно! Здесь не очень понимают, как у нас все происходит. Сейчас в ситуации с отменой виз это особенно заметно: "Пусть остаются и протестуют". Похоже, европейцам кажется, что тюрьма грозит только тем, кто очень популярен. При этом немцы очень сочувствуют россиянам, это заметно даже в бытовом общении.
Интервью заняло несколько часов, и к вечеру Альбину и Кирилла отправили в первый лагерь – в город Унне, где живут 50 тысяч человек.
– Лагерь напоминал общежитие: там стояли двухъярусные кровати, полы и стены были немного обшарпаны. Нам повезло: несмотря на то что мы не женаты, нас поселили вместе как пару. Выходить из лагеря и гулять можно было в любое время, только на 48 часов пропадать нельзя. Еду выдавали раз в день и еще 35 евро в неделю, так что проблем с питанием не было. Еще обеспечивали шампунями, зубной пастой, щетками, постельным бельем, можно было брать одежду, – рассказывает Альбина.
Через два месяца ее вместе с Кириллом перевели в другой лагерь в центре города Марл, пособие – 75 евро в неделю.
Альбина не забросила политику. Она выходит на антивоенные митинги, стояла с пикетом в поддержку Юлии Цветковой.
– Здесь у меня есть возможность выйти, а у россиян ее нет. Мы, те, кто протестует за рубежом, можем показать, что есть русские, которые против и, если бы они могли выходить в России, они бы это делали. Но там ее нет и теперь они выходят в других странах. Я выходила за Юлию Цветкову и уверена, что ей было важно видеть эту поддержку, как и остальным. Важно показывать, что нельзя издеваться над политзаключенными, что россиянам не все равно, когда такое происходит, – уверена Альбина.
В августе ей дали политическое убежище. Оно позволяет остаться в Германии на три года, проходить интенсивные курсы немецкого, учиться в университете, работать, снимать квартиру, получать медицинскую страховку и даже путешествовать в другие страны. Это большое везение, считает Альбина.
– Я и сама очень хочу знать, почему мне дали убежище, – говорит она. – Тогда бы могла помогать советами другим. Но я не знаю, мне кажется, это в каком-то смысле лотерея. В Германии убежище получают около 30% заявителей, еще 30% после апелляции. Не буду скрывать: все эти несколько месяцев я думала о том, что многие россияне имеют куда больше оснований для него, рассуждала, действительно ли я имею на это право. Но сейчас понимаю, что мой запрос о помощи более чем уместен, и рада, что могу оставаться в месте, где мне дышится свободно.
Кирилл Григорьев еще ждет ответа от властей, но их с Альбиной уже перевезли из лагеря в коммуну Инден и поселили в трейлере с пластиковыми стенами.
– Не иначе, перепутали меня с Барби, – шутит Альбина. – Я в первый день в трейлере не верила, что все вот так. Это все было очень странно: неогороженный участок земли, на котором стоят семь трейлеров. В нашем три небольшие комнаты, одна с двуспальной кроватью, две с односпальными, в каждой есть по шкафу. Туалет, плита, холодильник, ванная – все есть, стиральные машины стоят в общем отдельном помещении. Есть обогреватели, но некоторые не работают. Трейлер рассчитан на семью с детьми, поэтому к нам могут кого-то подселить. В Индене семьи беженцев живут в трейлерах годами. Меня такое положение вещей очень мотивирует учить немецкий, потому что хочется жить в каком-то более развитом месте.
У Альбины скоро начнутся бесплатные курсы немецкого, пока она учит язык сама. Как только почувствует, что говорит свободно, будет поступать в университет и параллельно работать. Учиться планирует, как и в Пскове, на психолога.
– Я выбрала психологию, чтобы помогать людям, это связано с моими политическими взглядами. Глобально поменять ситуацию в России сложно, при этом многие в подавленном состоянии, им тяжело в нем жить. И если я не могу поменять власть, то научусь облегчать людям их страдания. Сегодня политический режим в России отражает то, как наших людей воспитывают в семьях. У нас коллективный отец, который ругает и бьет непонятно за что, но приходится его слушаться. А поставить под сомнение его авторитет, осудить – семье страшно. Люди к этому привыкают и не готовы меняться. Мне кажется, если они начнут даже в обычных ситуациях отстаивать свою точку зрения, не бояться проявлять себя, жить так, как им хочется, а не так, чтобы вписаться в общественные рамки, то постепенно общество станет более демократическим и ориентированным на права человека.
– Планируете когда-то вернуться в Россию?
– Мне жаль, что пришлось все бросить. Я жду возможности безопасно возвращаться в Россию, часто скучаю, всё-таки там осталось почти всё, что мне важно. Так и не могу понять, уехать в Германию было самым худшим или самым лучшим решением в моей жизни. Но точно очень важным.
