Кабы я была царица… Нет, я бы не закатила пир на весь крещеный мир. И полотна бы на всех ткать не стала. И даже с рождением богатыря бы повременила – я бы выпросила у царя пленника из подвала. Даже если тот пленник и не в его подвале сидит – все равно, царствовать и пировать как-то неуютно, пока за забором кого-то нарезают на кусочки. На том же экономическом форуме разноплеменной компанией бараньи бока жевать. Кусок в горло не лезет.
Не буду врать – не каждую минуту думаю о Романе Протесевиче. Но каждые 15 минут – думаю. Просто не могу не думать. Во-первых, о том ужасном, что там с ним делают. Во-вторых, о том, что испытывают каждую минуту его родители – это вообще страшно представить. И, наконец, о том, что посреди культурной Европы, где живут такие респектабельные, все понимающие люди, поголовно грамотные, умеющие пользоваться ножом и вилкой, водить машину и говорить слова “амбивалентый” и “релевантный”, плюхнулся на полянку людоед и, чавкая, демонстративно пожирает своего врага – не сразу, а по частям, в качестве приправы заставляя его прилюдно каяться и даже не слишком замазывая кровоподтеки на лице.
То есть людоед в своем застенке со смаком строгает блогера на мелкие части, а все остальные, респектабельные, выразили, конечно, озабоченность, даже возмущение выразили, даже сказали, мол, не пустим больше это чмо к себе в гости, да и самолетики наши теперь пусть его небес своими брезгливыми крылышками не касаются. Ну, и все. А чего вам еще? Ну, пытают человека. Ну, жалко. Но у нас, знаете ли, дела.
Стыдно за свое бессилие. Стыдно за равнодушие так называемого цивилизованного мира
Нет, им не жалко – ни Протасевича, ни его родителей, ни его девушку, ни самих себя. А себя пожалеть стоит – тем, кто сегодня гордо называются политиками и разводят руками – а что мы можем сделать? Потому что раз у них за душой не осталось ничего, кроме этого вопроса, значит, и ничего человеческого не осталось.
На этих словах, конечно, многие снисходительно улыбнутся – нашла, мол, где искать человеческое, у политиков. С одной стороны – да, смешно. С другой – совсем не смешно: когда человеческое исчезает, вершители мировых судеб окончательно превращаются в безликих пигмеев, и ими вертит, как хочет, наглая шпана из подворотни, показывая в темноте ножик: а что ты против этого сделаешь – а ничего. И ничего хорошего такая “взвешенная” политика этим спокойным и трезвым не сулит.
На самом деле, если бы люди, стоящие у вершин власти, были способны на одно естественное движение, для нормального существа рефлекторное – просто пожалеть человека, попавшего в такую страшную беду, они бы нашли выход из положения, которое только кажется безвыходным. Торгуйтесь, покупайте у садиста жизнь Протасевича, угрожайте, льстите, обещайте, делайте самые фантастические предложения, соблазните, в конце концов (отчаянно фантазирую), начальника тюрьмы – никогда не поверю, что он не покупается, или все ваши хваленые intelligence service – просто шелуха от семечек под скамейкой в деревенском клубе.
Если бы я была большим политиком разных стран, мои дипломаты вились бы ужами вокруг Лукашенко, танцевали бы с ним вальс и ламбаду, выторговывали бы Протасевича по частям – на минутку, на вершок, на вот столько и полстолько. А моя разведка ползала бы на брюхе вокруг Окрестины и уже нанялась бы там на службу, и была бы придумана какая-нибудь блестящая и головокружительная по дерзости операция, которая потом вошла бы в учебники. Умники и скептики скажут, что все это глупые мечты, а я спрошу – как это получается, что пока только изгои и гопники придумывают блестящие и дерзкие операции, всякие отравления и похищения? Значит, они крупнее – пусть и в своем негодяйстве, умнее и талантливее маленьких, скучных и правильных игрушечных политиков, умеющих только качать головами, как заведенные, и выражать озабоченность.
Я никогда не поверю, что никто в мире не может предложить Лукашенко что-то, от чего он не сможет отказаться, и пригрозить ему тем, чего он по-настоящему испугается – просто никто об этом даже не думает. И это скотское равнодушие отольется всем – тираны и убийцы именно этим продуктом и питаются, имен но он придает им еще больше силы и отвязанности.
Да, конечно, – возразят мне, – и в наших тюрьмах и ментовках пытают не хуже – так что же, мировая общественность должна теперь каждый раз на ушах стоять? – А что, в идеале – было бы, конечно, неплохо, но до этого мировое устройство явно не доросло. И все-таки этих несчастных не хватали на глазах у всего мира, обманом развернув и посадив чужой самолет, значит, такого сильного повода вмешаться все-таки нет. А в случае с Романом Протасевичем – как раз есть.
Недавно Лев Тимофеев написал с горечью, что он – ни с теми, кто осуждает Протасевича, ни с теми, кто ни в чем его не винит, но что, по его мнению, сам Протасевич был совсем не готов к ситуации, в которой оказался. С этим трудно спорить – конечно, не был, а я скажу – и не должен был быть готов. Он же не пламенный герой, не революционер-подпольщик, не разведчик, знающий, что его ожидает в тылу врага – он попал в этот тыл случайно и уж точно не по своей вине. А вот все остальные – люди так называемой доброй воли и высокого положения – вот они действительно оказались не готовы ему помочь и сделать хоть что-то, чтобы охреневший диктатор, в сто раз талантливее и изобретательнее их всех, вместе взятых, не чувствовал себя победителем, сумевшим показать: до всех дотянусь, где бы вы ни скрывались, и ничего мне за это не будет.
Стыдно.
Стыдно за свое бессилие. Стыдно за равнодушие так называемого цивилизованного мира. Гроша ломаного не стоит вся эта цивилизованность, если она не может сделать так, чтобы даже одного, отдельно взятого человека перестали пытать. В такие минуты хочется попросить другой глобус.
Софья Рогачева – журналист
Высказанные в рубрике "Мнения" точки зрения могут не совпадать с позицией редакции
