Когда российские силовики пропускают какой-нибудь серьезный теракт, государственные чиновники, депутаты и пропагандисты (вместо того чтобы задуматься, хороши ли силовики) хором начинают жалеть о том, что государство не может точно так же, как террористы, убивать людей. С чужими гражданами, например в Украине, оно может расправляться открыто. А вот со своими – только втихаря, без огласки. И это, конечно, корень зла. Ведь смертная казнь, особенно публичная, несомненно, решила бы все проблемы!
А, собственно, почему они так думают?
Может быть, существуют исторические свидетельства, из которых неоспоримо следует, что смертные казни – это еще одна российская "скрепа"? Что они благоприятно воздействуют на нравственность, улучшают правопорядок, повышают доверие граждан к государству?
Даже беглый обзор российской истории свидетельствует скорей об обратном.
Тему возвращения смертной казни также подняли советник генерального прокурора России Наталья Поклонская и директор ТНТ Тина Канделаки.
Смерть "по дешёвке"
Смертная казнь на Руси практиковалась, что называется, издревле. Как, впрочем, и в сопредельных европейских странах. В Средние века считалось, что правосудие должно быть экономным! То есть идея посадить преступника в темницу (которую надо еще построить), а потом кормить и поить много лет за государственный счет не вызывала энтузиазма.
Другое дело – экзекуция! Отрубить преступнику палец, ухо, руку или ногу, а в крайнем случае и голову – куда менее затратно. Вжик, и все.
Конечно, тюрьмы (вернее, "погреба" и "порубы") тоже строили, но в минимальном количестве, и долго там заключенных обычно не держали. Зачем? Изолировать преступника от общества куда проще, отправив его на тот свет, без всяких тюремных издержек.
Согласно "Русской Правде" (юридический сборник XI века, а не то, что вы подумали), вора, пойманного с поличным, могли на месте "убить как собаку". В "Судебнике" 1550 года смертной казнью карались душегубство, разбой, ложный донос, похищение людей, убийство своего господина, святотатство и, конечно, крамола, то есть измена государству. А за мелкие проступки могли выставить у "позорного столба", высечь кнутом, отрезать косу женщине или обрить голову мужчине. И – гуляй себе дальше.
Душа повешенного принуждена выходить из тела через нижний проход
При Иване Грозном в систему исполнения наказаний внесли некоторое разнообразие. В качестве тюрем стали использовать монастыри, куда ссылали знатных особ, которых неудобно было казнить. Государственная казна дополнительных расходов не несла, а если что – в монастыре всегда можно было найти провинившегося и по-тихому удавить.
Хотя, в принципе, Иван Грозный казни любил и одобрял. Часто они были публичными, причем умерщвляли людей весьма изощренно: поочередно отрубали конечности, забивали кнутом, подвешивали за ребро, травили собаками. Короче, "все, как он любил". Повешение за шею (которое тоже применялось на Руси начиная с XIV века) осуждалось общественным мнением с религиозных позиций. Потому что "душа повешенного принуждена выходить из тела через нижний проход и тем оскверняется". Грозный, будучи человеком просвещенным, вряд ли в такую ерунду верил, но все равно вешать не велел.
Зато государственных изменников, предателей и личных врагов Государя иногда варили в кипятке, на медленном огне, постепенно нагревая воду, чтобы они подольше страдали. Но тут надо было носить воду, готовить дрова, то есть хлопотать. Поэтому чаще всего осужденных сажали на кол. Это была самая популярная казнь XVI века, дешевая и эффективная. И самая зрелищная. Потому что осужденный долго мучился и этим "развлекал" собравшуюся толпу.
Таких развлечений народу предлагалось великое множество.
В правление Грозного было казнено (не считая замученных под пытками) более 4 тысяч человек, причем из них около 700 дворян и бояр.
Все это в совокупности с опричниной произвело на граждан неизгладимое впечатление и закончилось, как известно, Смутным временем. То есть жестокость и казни улучшению государственного порядка никак не способствовали. Скорее наоборот. Отчасти из-за этого Борис Годунов, взойдя на престол, объявил о первом в истории России моратории на смертную казнь (который, правда, продержался всего пять лет).
Второй в российской истории попыткой лишить палачей работы стал указ "Тишайшего" царя Алексея Михайловича, который в 1653 году приказал смертную казнь для воров и разбойников заменить "ссылкой в Сибирь, поволжские и украинные города".
Народ отвык
Но и эта "оттепель" не продлилась долго. Церковный раскол, спровоцированный "реформами" патриарха Никона, чуть было не привел к новой смуте. "Старой веры" придерживались многие, в том числе стрельцы – элитное подразделение царской армии. Они чуть было не извели правящее семейство Нарышкиных в результате нескольких бунтов.
Поэтому молодой Петр I, едва войдя в силу, начал уничтожать стрельцов сотнями. Он собственноручно отрубил головы пятерым бунтовщикам. При Петре для обезглавливания начали использовать меч вместо топора.
Также Петр "изобрел" специальную пыточную машинку для вырывания ноздрей, чем, говорят, "очень гордился".
Будучи "западником", император старался внедрять европейские достижения во всех сферах жизни и смерти. Узнав, что в Англии смертная казнь применяется за 160 видов различных преступлений, он немедленно внес поправки в отечественное законодательство. Соборное уложение 1649 года грозило смертью лишь за 60 различных проступков – при Петре их перечень удвоился. А главное, что при первом российском императоре появился новый, "прогрессивный" вид смертной казни – через расстрел из аркебузы, который так и назывался в официальных документах: "аркебузирование".
Правда, такой экзекуции могли удостоиться далеко не все, а только достаточно знатные преступники. На простолюдинов государство жалело порох и пули, поэтому их, как и прежде, ожидали виселица и плаха. При этом никто не отменял сожжения для раскольников, четвертования для самых опасных разбойников (вроде Степана Разина или Емельяна Пугачева) или заливания в глотку свинца для фальшивомонетчиков. На кол время от времени тоже продолжали сажать. Причем трупы "в назидание потомкам" оставляли на эшафоте иногда на несколько месяцев, чтобы, как говорится, до каждого дошло. К примеру, первого сибирского губернатора князя Матвея Гагарина повесили в Петербурге за то, что не хотел делиться с казной доходами от занимаемой должности. Тело Гагарина оставалось на виселице до тех пор, пока губернаторскими останками не брезговали вороны. Это была максимально отвратительная инсталляция, посвященная вечной теме sic transit gloria mundi. Стали после этого чиновники меньше воровать? Смешной вопрос.
Казней в петровское время производилось так много, что сама собой напрашивалась аналогия с Иваном Грозным.
Царь Петр любил порядок,
Почти как царь Иван.
Так написал по этому поводу Алексей Константинович Толстой в бессмертной поэме "История государства российского".
Елизавета Петровна, взошедшая на трон через 15 лет после кончины отца, ввела третий мораторий на смертную казнь. Ситуация тогда чем-то напоминала нынешнюю: формально казнь существовала, однако исполнение смертных приговоров императрица не утверждала. Все 20 лет ее правления, с 1741 по 1761 год, действовали указы, согласно которым суды должны были присылать Елизавете на подпись все "смертные" судебные приговоры, а до особого распоряжения держать осужденных в тюрьмах. К концу царствования Елизаветы таких бумаг, "положенных под сукно", скопились многие сотни.
Говорят, что перед дворцовым переворотом 1741 года (благодаря которому Елизавета взошла на престол) она дала обет, что в случае удачи за все свое правление никого не казнит. И слово данное сдержала.
20 лет – это довольно долгий срок, и в результате в России выросло целое поколение людей, подзабывших о существовании смертной казни. Она стала восприниматься как нечто экстраординарное, почти варварское. При этом в большинстве стран Европы продолжали рубить головы направо и налево, и публичные казни оставались любимым развлечением черни.
В этом смысле понятно удивление английского посланника, уже в екатерининское время присутствовавшего на четвертовании Емельяна Пугачева и с недоумением писавшего о том, что "публику на казнь пришлось почти насильно сгонять со всего города". Народ отвык.
Кровавый страстотерпец
Екатерина II старалась не выглядеть более кровожадной, чем её предшественница. За все 30 лет ее правления казни происходили лишь трижды: по делу поручика Мировича, над участниками Чумного бунта 1771 года и при подавлении пугачевского восстания.
В том же ключе продолжали действовать и последующие российские императоры. Казни в России на долгое время стали явлением почти экстраординарным. С 1775 по 1812 год не было подписано вообще ни одного смертного приговора, и позднее их счет шел максимум на десятки. Казнили либо вовсе вопиющих злодеев, либо "государственных преступников", в случаях бунтов (как было с декабристами) или после покушений на монарших особ. Согласно статистике, с 1826 до 1905 года в России было совершено 525 казней, из них по политическим делам – 192. Остальных опасных преступников ссылали в Сибирь и на сахалинскую каторгу.
В 1900 году наступил XX век – как его называли тогда в прессе, "век пара и электричества". Паровозы и другие символы прогресса как-то не очень хорошо соединялись с картиной закованных в кандалы бритоголовых каторжан, бредущих в Сибирь (где тоже появились и железная дорога, и электрическое освещение). Короче говоря, Николай II отменил уголовную ссылку в Сибирь, заслужив тем благодарность сибиряков.
Однако уже через несколько лет напуганный революцией 1905 года император поверил своему премьеру Петру Столыпину (в честь которого виселицы стали называться "столыпинскими галстуками"), что смертная казнь – это единственный способ сохранить все "как было". Историки до сих пор не определились, был ли последний российский самодержец чересчур жесток или же, наоборот, слишком нерешителен, но факт остается фактом: всего за пять лет Николай "догнал Ивана Грозного" по статистике казней. С 1905 по 1910 год через повешение или расстрел был казнен 3741 человек, причем 3015 приговоров – "за политику".
Все эти экзекуции (из-за которых Николай II получил прозвище "кровавый") доказывали только одно: что смертная казнь "не работает" для сохранения порядка. Однако это доказательство осталось на уже перевернутой странице российской истории.
А потом появилась совершенно новая "общность людей", как писали классики марксизма-ленинизма. Так называемый "советский народ". Народ, для которого идея насилия над классовым врагом стала естественным правилом жизни.
И стойкое представление о том, что под угрозой смертной казни люди становятся более законопослушными, также возникло именно в XX веке, при большевиках. Ленин, который сам действовал как террорист, практикуя захват заложников и массовые расстрелы, передал по эстафете эту идею Сталину. А тот довел ее до абсолюта, взяв в заложники всю страну. И если как следует "копнуть" любого нынешнего сторонника смертной казни, скорее всего, выяснится, что в основе его мировоззрения лежит известная нехитрая формула: "При Сталине был порядок! Если что не так – расстрел!"
Однако озвучивать эту формулу с высоких трибун пока отваживаются только самые "отмороженные" депутаты вроде Андрея Гурулева.
Казнить нельзя отравить
Нынешняя российская власть, конечно, относится ко всем этим разговорам пока с некоторой настороженностью. Ей определенно нравится делать ставку на насилие, и она бы с радостью ввела казни и расстрелы. Вот только что из этого выйдет…
Нет. Она не уверена.
Поэтому и введение смертной казни то обсуждают, то публично отвергают. Но, в конце концов, есть же другие методы. Убийства с помощью хитрых ядов, убийства в тюрьмах, да мало ли что еще. Масса способов распоряжаться чужими жизнями. Зачем связывать себя рамками закона, зачем брать на себя публичную ответственность? "Случилось то, что случилось... Такова жизнь".
А что касается введения смертной казни, так пусть себе обсуждают. Пусть требуют и возмущаются, пусть боятся и надеются. Это отличная "дымовая завеса", за которой можно забыть о главном. О том, что террор и убийства уже происходят здесь и сейчас.
Что почитать по истории предмета:
1. Гернет М. Н. Смертная казнь. – М., 1913.
2. Скрынников Р.Г. Опричный террор. – М., 1969.
3. Толстой А.Н. Петр Первый. – М., 1934.
4. Толстой А.К. История государства российского от Гостомысла до Тимашева. – Berlin, 1884.
5. Ольденбург С.С. Царствование императора Николая II. – 1939.
