"Он выходил сражаться насмерть". О чем умолчали в фильме "Чемпион мира"

Фильм "Чемпион мира" режиссера Алексея Сидорова, вышедший в российский прокат прямо перед Новым годом, рассказывает об одном из самых напряженных поединков за шахматную корону между советским гроссмейстером Анатолием Карповым (действующим на тот момент чемпионом) и претендентом на титул – Виктором Корчным, который к тому моменту являлся "лицом без гражданства" (он покинул СССР в 1976 году и был лишен гражданства).

Блокадник, любимец питерской богемы, а затем "невозвращенец" Корчной изображен в фильме злобным неврастеником. Его жена – легендарная Петра Лееверик появляется лишь в эпизоде. Между тем уроженка Вены, узница воркутинских лагерей, ставшая для Корчного не только женой и другом, но и главным менеджером, она играла особую роль и в том знаменитом поединке за шахматную корону. О чем умолчали в очередном блокбастере студии ТРИТЭ Никиты Михалкова – в материале Север.Реалии.

Трехмесячная серия игр проходила в городе Багио на Филиппинах в 1978 году. Карпов представлял Советский Союз, Корчной выступал без флага. За два года до этого, находясь на турнире в Голландии, он принял решение не возвращаться в СССР. Поэтому советским журналистам, которые писали о чемпионате, было дано указание как можно реже упоминать в своих материалах фамилию Корчного. Его называли просто "претендент" и, разумеется, не рассказывали о том, что на родине у "претендента" остались в заложниках жена и сын, за которыми непрерывно следят агенты КГБ.

Три года спустя победивший в том напряженнейшем матче со счетом 6:5 Анатолий Карпов напишет книгу "В далеком Багио", где расскажет о том, как скандально вел себя на чемпионате Виктор Корчной и какие "провокации" устраивала во время турнира его голландская подруга и менеджер Петра Лееверик (в девичестве Хайне; Лееверик – фамилия её второго мужа – голландца), подсовывавшая запрещенный "Архипелаг Гулаг" членам советской делегации. Конечно, если бы поклонники Карпова знали тогда, что в 17 лет Петра была арестована НКВД и осуждена на 20 лет лагерей "за шпионаж", её поступок не показался бы им таким уж странным.

"...Она была на три года и на много-много лет старше Виктора: когда они познакомились, он только начинал жизнь в незнакомом мире, известном Петре с рождения. Уроженка Вены, Петра Хайне вскоре после окончания войны, в августе 1945 года, перебралась в Лейпциг. Девушка поступила в университет, стала членом католической студенческой организации, но когда годом позже вернулась домой на каникулы, её арестовали в советской зоне столицы Австрии, предъявив обвинение в шпионаже в пользу Америки. После трёх дней в подвале и стоянии по щиколотку в ледяной воде она подписала приговор, не понимая ни слова по-русски. Язык она выучила в воркутинском лагере, где провела половину своего двадцатилетнего срока.

...Петра стала для него не только подругой (официально брак был оформлен в 1992 году), но и секретарём, экономкой, менеджером, телохранителем и шофёром. Помимо этого она исполняла роль налогового советчика, адвоката и даже секунданта на матчах за мировое первенство..." – писал советский, впоследствии нидерландский шахматист, гроссмейстер Геннадий Сосонко.

Но в книге чемпиона мира этих подробностей нет, как нет их и в фильме "Чемпион мира", снятом в патриотической стилистике "весь мир против наших, а наши побеждают".

В фильме какие-то загадочные вертолеты по ночам зависают над виллой, где живет Карпов, и не дают ему спать. Параноик Корчной мотает ему нервы своими выходками. Петра Лееверик сверлит из зала недобрым взглядом. Но всё тщетно, потому что главный герой знает: за ним вся страна. Член советской делегации так и говорит, зачитывая приветственные телеграммы: "С нами вся страна – рыбаки, животноводы!" К тому же главный герой – симпатичный парень, у него ясный взгляд, четкая речь, крепкие нервы. А ещё – больной отец и любимая девушка, которая не спит ночами, переживая за исход каждой партии. У зрителя просто не остается другого выхода, кроме как полюбить этого человека и желать ему победы.

Потому что Корчной (в исполнении Хабенского) симпатии не вызывает. У претендента зеркальные темные очки, расшатанная нервная система и практически никакой биографии. Хотя всего один факт, что шахматную карьеру настоящий Корчной начинал в Доме пионеров блокадного Ленинграда в 1943 году, мог бы придать человеческое измерение его кинообразу. Но фильм "Чемпион мира" не о людях и, пожалуй, даже не о шахматах. Это идеологическая работа на тему: наши – лучше всех и всегда борются с мировым злом.

Идеологию фильма вполне отражает байка, которую рассказывали во время того памятного матча 1978 года. Якобы "враг нашего советского народа" Корчной единственный остался сидеть, когда включили советский гимн, и тогда гроссмейстер Михаил Таль (по другой версии – шахматный журналист Александр Рошаль) похлопал его по плечу и громко шепнул: "Вставай, проклятьем заклейменный!"

Гроссмейстер Эмиль Сутовский, генеральный директор ФИДЕ и чемпион Европы по шахматам 2001 года, ныне живущий в Израиле, рассказал в интервью Север.Реалии о перипетиях того матча в Багио, непростом характере Виктора Корчного и его отношениях с Петрой Лееверик.

– Чемпионат 1978 года в Багио был больше, чем шахматы. Анатолий Карпов писал об интригах "группы Корчного". Сам Корчной в своей книге жаловался на особые методы давления на него, которые использовали "советские товарищи". Что в этом правда? Когда вы познакомились с Виктором Львовичем, он делился с вами воспоминаниями?

– Да, он любил об этом вспоминать. Мы познакомились ещё в 1990-х годах, а в 2005-м, на турнире в Венгрии, провели вместе две недели, регулярно общаясь, и на прогулках, и между партиями. Я тогда был на подъеме, мне было 28 лет, а Корчной был еще весьма силен, хотя уже пожилой человек, но боролся на высоком уровне. В принципе, у него было черно-белое видение этой ситуации. А я, как бы смущаясь немножко, в наших диалогах озвучивал роль "адвоката дьявола" и говорил: "Виктор Львович, ну, все же было не так однозначно, на самом деле". Конечно, у советской делегации было гораздо больше ресурсов, чтобы влиять на матч, и трудно сравнивать огромную советскую машину и ресурсы Корчного. Свою команду Корчной собирал с миру по нитке, в ней были представители нескольких стран: американцы, англичане, израильтяне, индийцы. Вот про индийцев говорили разное, поскольку они были парапсихологами, членами запрещенной секты "Ананда Марга", их обвиняли в том, что они действуют не всегда "мирными средствами".

Но, естественно, опять-таки сравнить это с советской "машиной". Все, наверное, знают историю о том, как Карпову во время партий приносили кефир по специальному рецепту. Карпов мне, кстати, тоже рассказывал об этом замечательном напитке – я с Анатолием Евгеньевичем общался еще больше, чем в Виктором Львовичем, – и однажды напрямую спросил: "Ну, а что там было, в этом кефире?" На самом деле, очень интересно. И он ответил: "Я жутко сожалею, что утрачен его рецепт. Напиток разрабатывался для советских космонавтов, и это было очень мощное тонизирующее средство". Поскольку партии продолжались по много часов, ему во время игры приносили для поддержания сил. Но теперь рецепт утрачен.

– Тот самый кефир, о котором Корчной в своих воспоминаниях написал: "В середине партии Карпова подкармливали наркотиком. Зачастую после кормежки он начинал строчить ходы, как из пулемета"?

– Не знаю, классифицировался бы он как допинг сегодня. То есть это не было на основе кофеина или каких-то средств, он говорил, что он разрабатывался для космонавтов, и к сожалению, человек, который это разрабатывал, вскоре умер, а рецепт так никто и не записал, и он не сохранился.

– Какую роль на турнире играла Петра Лееверик?

– Она была руководителем делегации, поскольку Корчной, в принципе, практически был такой волк-одиночка на тот момент. Хотя он жил в Швейцарии, но он даже не мог толком Швейцарию представлять, потому что недавно туда перебрался. Согласно правилам ФИДЕ, ты не можешь так вот запросто начать представлять страну. Была целая битва за это, и швейцарская федерация не вписывалась за Корчного в этой битве. И главой делегации он, собственно, назначил Петру – свою подругу, тогда это была подруга, они поженились потом, в девяностые годы. А так они всегда были, начиная с конца 70-х, вместе, и она была дама такая очень интересная, очень воинственная. Она относилась к Советскому Союзу гораздо хуже, чем сам Корчной. Виктор Львович, что ни говори, все-таки не был диссидентом. Его очень многое в советской системе доставало, раздражало, он был человеком сложным, человеком конфликтным, очень принципиальным, но, с другой стороны, он не боролся с системой. Да, врагов в СССР он нажил себе немало, и это было связано с его характером. Он был человеком очень колючим, очень острым на язык, он мог высказать нечто нелицеприятное даже своим коллегам, и во время игры тоже его манера игры, манера поведения за доской, она была всегда очень… как бы помягче сказать… ну, не всегда корректной.

– Что он делал во время игры?

– Среди шахматистов есть тактика "мелкого фола", когда ты можешь как-то шуметь, шуршать руками незаметно, может быть, для судьи, и раздражать соперника, постукивать костяшками пальцев, например. И он этого не чурался, надо сказать. Вообще, Виктор Львович был фантастическим бойцом и фантастически преданным шахматам человеком, но, скажем так, было два вида отношения к Корчному. Восторженное отношение: Корчной настолько велик и так много положил на эту чашу, что мы простим ему всё это, и критическое: Корчной – это просто злобный дядька, с которым противно иметь дело. Не существовало промежуточного варианта, мол, Корчной – приятный человек, который посвятил свою жизнь шахматам. Лично я, например, всегда ему все прощал, хотя, играя с ним, часто на него жутко злился, за то, что он меня выводил своим поведением из себя. С ним я играл ниже своего уровня, скажем так, потому что он, действительно, умел это…

Это даже не психология, а такая тактика мелкого фола. Поэтому говорить о том, что Корчной был весь такой белый и пушистый, и борец за свободу, а Карпов был таким комитетчиком, это неправильно. У нас принято всегда бело-черные оценки давать. На самом деле, все не так просто. В плане манеры поведения за доской Карпов куда как более корректен. И Корчной в ситуации, когда, скажем так, нервы были взвинчены, чувствовал себя гораздо более уверенным. Я частично этим и объясняю тот факт, что этот матч, который был жутко нервным с обеих сторон, сложился достаточно удачно для Корчного. Потому что в целом, если по шахматной составляющей говорить, Карпов, конечно, куда более значимая фигура, но Корчной своими бойцовскими качествами, своим умением лечь костьми и все сделать для победы, в том числе, и не совсем дозволенное… Короче говоря, использовать все шансы, в том числе и те, скажем так, за которые может быть стыдно, он все-таки этого не чурался.

– Он и книгу свою назвал "Шахматы без пощады", видимо, в этом тоже проявилось его мировоззрение. Возвращаясь к вопросу о Петре, вы сказали, что она была главой делегации. В чем была ее роль?

– Да, Петра была главой делегации, и ей приходилось бороться с главой делегации Карпова, Батуринским. Представьте, с одной стороны Батуринский – человек, который сделал карьеру в органах, полковник в отставке, очень жесткий дядька, а с другой – Петра, которая прошла лагеря, Воркуту, тоже очень жесткая, предельно жесткая. В те годы, когда мы общались, ей уже было далеко за 70, и она уже чуть смягчилась, но даже по лицу, по манере, по отдельным репликам, по жестам можно было вот эту жесткость сразу почувствовать. Это была женщина совершенно неординарная, она была в своем роде круче Корчного. Потому что Корчной все-таки прежде всего фантастический шахматист, и как игрок, и как борец, и так далее. Петра была очень образованной женщиной, знала пять языков, пожила во многих странах. Выросла она в Вене, после войны оказалась в советской оккупационной зоне, и ее обвинили в шпионаже. Я не совсем понимаю, что такое шпионаж в то время, ну, находилась она в зоне расположения советских войск, и что? Ей было всего 17 лет, когда ее схватили. Однако факт остается фактом, Петру отправили в Советский Союз, и она 10 лет провела в воркутинских лагерях.

– Она что-то рассказывала вам лично об этом времени?

– Не помню, чтобы она говорила про лагеря. Кроме того, что там она выучила русский язык. Но во всех её разговорах чувствовалась ненависть к советскому режиму, который ей жизнь сломал. К счастью, не совсем сломал. Ей еще повезло, что в 1956 году её освободили и позволили уехать обратно на Запад, относительно молодой женщиной. Все-таки успевала пожить жизнь, а могло все закончиться совсем-совсем иначе. Приговор был 20 лет. И в лагерях, как мы знаем, с людьми случалось всякое. Но те, кто прошли лагеря, выжили, превозмогли и не сломались, они становятся удивительно мощными такими людьми. Петра была очень умным человеком, но при этом очень жесткой и категоричной, со своим черно-белом видением мира.

– Какие у них между собой были отношения? У Петры и Виктора Львовича?

– Они вели очень интересные беседы. Я помню, им было уже за 70, ему – 74, она на пару лет старше, и это всегда были какие-то отношения… "дореволюционные" – всегда на "вы", всегда одеты, даже на завтрак, как будто они собрались на какой-то светский вечер. Прогуливались неспешно под ручку. И она, хотя не играла в шахматы совсем, в игровом зале всегда присутствовала, решала кроссворды чаще всего или читала книжку, пока Виктор играл. Это могло продолжаться и четыре часа, и пять, она никуда не уходила, всегда находилась рядом с ним, в нескольких метрах. И, соответственно, во время матчей ее роль, как главы делегации, была очень важной во всех спорных вопросах, которые возникали постоянно. В Багио, например, конфликт произошел с самого начала, когда запретили играть в честь Корчного гимн Швейцарии, потому что он как бы не швейцарец. Советская делегация заявила: мы протестуем, вы не имеете права. И это все надо было оспаривать. Потом был знаменитый эпизод с доктором Зухарем, парапсихологом, который якобы влиял на ход игры, сидя в зале. Я думаю, что этот момент, действительно, был нарочно спровоцирован советской делегацией, в расчете на то, что Корчной – человек мнительный и верил во всякие такие "воздействия".

– Как, если Петра шахматами не интересовалась и не играла, она познакомилась с Корчным? Они вам рассказывали?

– Это очень интересная история. После отсидки в Воркуте Петра, вернувшись на Запад, вышла замуж за голландца и к шахматам никакого отношения не имела. Но у нее сохранилось такое love-hate отношение ко всему советскому, к тому, что происходило в Союзе. Известно, например, что она пыталась вступить в переписку с Солженицыным, который за несколько лет до того тоже оказался на Западе. И когда Корчной давал сеанс одновременной игры, по-моему, это было в Голландии, она оказалась то ли среди участников, то ли среди зрителей, ну, для этого не обязательно хорошо играть, достаточно знать ходы. В общем, она сама инициировала знакомство с Корчным. И они достаточно быстро сошлись.

– То есть ее "не отпускала" страна, где она, в общем-то, единственный раз была только по принуждению в лагере.

– Какой-то психологический момент в её отношении к Союзу присутствовал. Может быть, Петра увидела в Викторе путь отмщения, может быть, это была просто сильная какая-то связь с чем-то советским. Сейчас об этом смешно говорить, и большинство людей с трудом уже могут понять, почему в 1976 году гроссмейстер уехал на Запад и там остался, и этот поступок вызывает настолько сильные эмоции. Но я-то с детства помню советские книги о шахматах, и там даже имени Корчного не упоминается, вообще ни разу. Даже в книге Каспарова, выпущенной в 1983 году, пишется просто: "первая партия", "вторая партия", "мне предстояло сыграть с соперником опытным, повидавшим многое", – и нет нигде имени "Корчной". Настолько это проходило красной нитью, что сборники партий других великих шахматистов, например, Геллера, в которых Корчной упоминался, исчезали и становились библиографической редкостью. Это действительно удивительный факт, и сейчас это трудно понять. Но Корчного бойкотировали на уровне, так называемых, неофициальных турниров… Советский Союз не мог запретить Петросяну, Спасскому или Полугаевскому играть с Корчным на чемпионате мира. Но во всех турнирах не официального цикла, а в таких традиционных гроссмейстерских турнирах, которых было достаточно много, советская Шахматная федерация в течение нескольких лет выставляли ультиматум: если играет Корчной, то мы не присылаем советских шахматистов. И поскольку советских шахматистов было два-три в этих турнирах, то зачастую организаторам приходилось делать выбор. Некоторые принципиально говорили: хорошо, мы тогда пригласим Корчного и будем без советских. А некоторые говорили: вместо Корчного тогда пусть играют Карпов, Белявский, Полугаевский, и так далее.

– А вы сами у Корчного выигрывали?

– Я не выигрывал. Я играл с ним три раза, проиграл две партии, одну свел вничью. На меня очень воздействовала его манера игры, тут нечего и говорить. Правда, одну партию я проиграл действительно по делу, ничего не скажу, а в двух остальных он меня просто сумел так вывести из состояния равновесия… В этот момент я уже играл объективно гораздо сильнее, и у меня был гораздо выше рейтинг, но в этих двух партиях я по ходу игры имел огромное преимущество, но в итоге сделал одну ничью и одну проиграл вместо двух побед, потому что вот… трудно мне игралось. Но были и более хладнокровные спортсмены, которые с этим справлялись. А были и такие в молодом поколении, которые просто "в стык" шли – он им мешает, и они ему мешают, он костяшками хрустит, а они фигурками по доске бьют или по часам. Я себе такого позволить не мог, потому что Виктор Львович – великий, и все такое, а менее сентиментальные души так делали. И он, кстати, никогда этим не возмущался, он понимал, что ему отвечают той же монетой, и принимал это.

– При этом его в английской Википедии называют "самым сильным шахматистом, не ставшим чемпионом мира".

– Я бы тоже так сказал, безусловно.

– То есть, отвлекаясь от психологии, в чем была сила его игры?

– Можно сказать у него было очень много сильных сторон. Прежде всего у него была абсолютно филигранная техника эндшпиля, особенно в сложных партиях, которые надо ощутить, проанализировать, вдуматься. Во-вторых, он был очень жестким шахматистом, скажем так. В то время многие шахматисты играли очень "богемно", не кровопролитно. Слабого соперника они обыгрывали, а когда играли с сильным соперником – экономили силы, не рисковали, довольствуясь ничьей. Корчной каждую партию играл по максимуму, он в каждой партии вкладывался полностью, и, в конце концов, это окупалось в самые важные моменты. Потому что, когда ты играешь четвертьфинальный или полуфинальный матч на первенство мира, ничьей быть не может, должен определиться победитель. И вот эта его извечная готовность бороться в каждой партии по максимуму, она привела к тому, что в Багио он чуть не разбил Карпова, более молодого и сильного игрока. Корчной бился в каждой партии просто не на жизнь, а на смерть, и ему это позволяло добиваться уникальных совершенно результатов. Ни у кого из шахматистов не было такой серии побед с максимальным, почти стопроцентным результатом. Потому что он даже в ситуации, когда уже первое место было обеспечено, продолжал играть на максимуме. Его можно с Фишером сравнить, но у Фишера карьера была короткая, и у него там было столько нервных срывов, что очень трудно проследить какую-то одну линию. А у Корчного она была, даже в преклонном возрасте… Ведь в чем беда возрастных шахматистов? Не только в том, что становится хуже память или концентрация, а в том, что уходит воля, вот это желание обязательно победить, уходит огонь. Ты думаешь: ну, хорошо, я уже чемпионом мира не стану, у меня и так все хорошо, а дома у меня дети и внуки, чего я буду здесь сгорать? Сыграл как сыграл, ну, постарался. Корчной и в 70 лет выходил и ложился костьми, в 2001 году он выиграл турнир, где играли пять шахматистов, четверо из которых входили в мировую элиту.

– То есть у них обоих с Петрой были такие огненные характеры?

– Безусловно, да.

– Вы написали в своем тексте на фейсбуке, что она ему бутерброды с черной икрой готовила.

– Это у него это была, скажем так, особая диета, состоявшая из черной икры. Он всегда возил с собой баночку, и Петра ему, действительно, заботливо делала бутерброды. Причем себе не делала, только ему. Я хорошо помню эту сцену.

– Жене Корчного и их сыну долго не разрешали выехать из Советского Союза. Может быть, отчасти этим обстоятельствам был обязан их союз с Петрой? Он вам не рассказывал ничего об этом?

– Нет, это слишком личное, и я не могу претендовать на то, что мы были такими близкими друзьями с Виктором Львовичем. Но я не сомневаюсь, что он чувствовал одиночество, уехав из Союза, и ему был нужен друг, партнер и какое-то "плечо". И как раз Петра сыграла эту роль в его жизни. Благодаря её поддержке он до 80 лет одерживал победы. В 70 лет он выиграл турнир, а когда ему было 80, он в турнире выиграл партию у Фабиано Каруана, который стремительно врывался в этот момент в мировую десятку. Причем выиграл ее по абсолютно таким классическим канонам, эта партия до сих пор образцовая и совершенно блестящая. А ведь он уже еле-еле видел в то время.

"Когда я звонил в Швейцарию, трубку чаще всего, а в самый последний период – всегда, брала она (Петра Лееверик. – СР). Мы несколько минут болтали о том о сем, но лагерная тема довольно часто всплывала в наших разговорах.

– Все это время они были счастливы вместе, если по-киношному опять же спросить, вот эта пара?

– Вы знаете, счастье же не обязательно в страстной любви. Она помогла ему прожить максимально долгую жизнь в шахматах, полностью воплотив себя. Поэтому, безусловно, она для него была счастливой судьбой. Без нее он не смог бы на 40 лет практически продлить свою карьеру, скажем так. Ведь он оказался на Западе, когда ему было уже 45.

– По тем временам почти пенсионный возраст.

– Да, когда большинство людей начинали думать о спокойной старости. А у него в этот момент начинается взлет, он проходит претендентский цикл, борется на равных с Карповым в этом мачте в Багио. И более того, об этом мало кто знает, но, проиграв этот матч самым драматичным образом, он всего через неделю едет на шахматную Олимпиаду в Буэнос-Айрес и там побеждает. Карпов, моложе его на 20 лет, после турнира несколько месяцев приходит в себя, а Корчной летит на другой континент, там сражается и побеждает – берет золото на первой доске. И так в каждой партии он сжигал себя. Просто удивительно, что он умер не за шахматной доской, потому что этот человек всегда выходил сражаться насмерть, – говорит Эмиль Сутовский.

P. S. Виктор Корчной ушел из жизни в 2016 году. Ему было 85 лет. Петра Лееверик скончалась в прошлом году в день своего 93-летия.