Последние годы я все время мучительно думаю – почему вот это все с нами случилось. И мне кажется, я нашла ответ, только он такой печальный, что не вдруг выговоришь. Вот, смотрите, дали сейчас Нобелевскую премию мира Дмитрию Муратову – казалось бы, надо радоваться, ведь получил ее человек без страха и упрека, не так ли? Но нет – раз не дали Навальному, отовсюду летит недовольное шипение: почему Муратову, а что он такого сделал. На этот вопрос даже отвечать не хочется – как говорится, если надо объяснять, то не надо объяснять, почитайте "Новую газету" и посчитайте ее убитых журналистов. Да, я тоже хотела, чтобы дали Навальному, а почему не дали – пусть политологи разбираются. Но если дали Муратову, для меня очевидно, что возмущение неуместно – ну, не Пескову же дали, в самом деле! Радоваться надо за прекрасного человека и гражданина – но именно этого мы и не умеем.
Вот недаром говорят, что разделить радость гораздо труднее, чем горе, – это правда. Горе – вещь очевидная: кому-то плохо, и оттого, что мы поахаем, повсплескиваем руками, повторим 10 раз "держись, старик!", мы сами вроде как становимся лучше – ну, пожалели же. А вот если с человеком, пусть с тем же самым, приключится что-нибудь хорошее – это ведь никак меня, любимого, не возвышает, я даже как-то теряюсь в лучах чужой удачи. И это, честно говоря, плохо о нас говорит – вот и при награждении Муратова не смогли выдохнуть единственно возможное – аксиос, достоин, не сумели разделить его радость.
У этого отсутствия со-радования есть и еще одна сторона, оборотная, – если, не дай Бог, на Муратова начнутся гонения, вряд ли толпы народа встанут стеной за "Новую газету", как в 2001-м не стали стеной за разгромленное НТВ. Да что там Муратов – а когда с 2012 года громили российские НКО, превращая в иностранных агентов тех, кто помогал инвалидам, диабетикам, ВИЧ-положительным, призывникам, заключенным, мигрантам, людям из ЛГБТ-сообщества, женщинам, пережившим насилие, да кому угодно – за сотрудников НКО, в большинстве своем бескорыстных и самоотверженных, кто-нибудь заступился? Даже из тех, кому они годами помогали, что-то мы не видели на улицах – когда на них еще можно было выходить – людей с плакатами "Руки прочь от такого-то НКО!".
А сейчас, когда “Солдатские матери Петербурга” объявили, что больше не смогут помогать военнослужащим, потому что ФСБ выкатила очередной список, чего нельзя – и теперь нельзя все, разве заступились за них мамы тех солдат, которым они помогли, написали хоть какое-нибудь открытое письмо? А ведь таких – тысячи. Видимо, им все равно, что теперь уже нельзя в слезах позвонить правозащитникам и спросить, что делать, если моего сына, Иванова, Петрова, Сидорова, избивают в такой-то части, ибо этим звонком ты, преступная мать, разглашаешь сведения о морально-психологическом климате в армии, а этого нельзя. И пусть твой сын умрет от побоев и издевательств, это будет по закону и во славу государства, а рассказать об этом и сделать так, чтобы его не убили, – это не по закону и роняет государственное лицо мордой в грязь.
Кто-нибудь может подумать, что я обвиняю этих беззащитных (теперь уже окончательно беззащитных) женщин, но это не так. У меня нет на это никакого права, тем более что я знаю, в какой стране мы все росли. Умные люди уже много раз написали, что человек не в силах противостоять тоталитарному государству – противостоять надо, пока режим не установился, а потом уже поздно – только успевай зарывать трупы. Вот и успевали, и дрожали ночами при шорохе шин, и писали доносы – не только потому, что хочется отхватить комнату соседа по коммуналке, а потому что страшно не написать. Убиты ведь не только расстрелянные, покалечены не только прошедшие лагеря, но и все остальные – кто это видел и молчал, и кто не хотел видеть и понимать, потому что это слишком страшно. Они стали покорными и непонимающими – за редчайшими исключениями, – и они-то нас родили, вырастили и воспитали.
В основе покорства и страха – глубокое убеждение, что от тебя ничего не зависит. Мне кажется, что скептическое отношение к НКО – это наследие советского сознания, из которого каленым железом выжигалось всякое понятие о благотворительности: ведь если нужна благотворительность, значит, советские граждане в чем-то нуждаются, а это уже поклеп на лучшее в мире государство, которое всё всем дает в избытке. Так и не оценили энтузиастов, помогавших ближним, – и позволили затоптать их организации, дело всей жизни, ростки прекрасной России будущего. И их придется выращивать заново.
Тоталитаризм не только убивает, он развращает души. Сколько у нас сирот при живых родственниках? Тем более инвалидов – берем ли мы в семьи маленьких калек, как делают, причем массово, на "растленном" Западе? То-то. А когда очередного физика обвиняют в госизмене за лекции в иностранном университете или статью в иностранном журнале в рамках программы собственного НИИ – где ряды гневных физиков, требующих от ФСБ отпустить коллегу? Ау, физики, – не видно этих рядов. По сетям гуляют видео чудовищных пыток в тюрьмах и колониях – мы что-то сделали, чтобы этого не было? По-моему, даже не особо ужаснулись. Мы ругаем власть – но сами туда ни ногой, даже на собрание дома нам в лом прийти, чтобы решить, как покрасить стены в подъезде. Мне тоже, увы, в лом. Мы все – так себе граждане, так я думаю, в этом и ответ на все наши "почему".
Ведь когда хозяйка собирается испечь пирог, она не берет тухлое масло и заплесневелую муку, потому что знает, что хороший пирог получится только из хороших продуктов. Почему же мы думаем, что из плохих людей (из нас то есть) можно испечь хорошее государство? Оно же из людей состоит и больше не из чего, в чем бы нас ни убеждали прохвосты во власти.
Кстати, о пытках – я вот думаю, в 37-м у нас их был огромный арсенал, но что-то нигде нет и намека на то, чтобы кого-то насиловали палкой от швабры. Что это за поветрие такое, что за страсть пихать мужикам в зады эти палки, да еще на видео все это снимать! По-моему, нормального человека должно от этого тошнить, и если люди в форме массово перенимают самые гнусные обычаи лагерной воровской среды, то никаким государством здесь уже точно не пахнет – это просто шайки садистов и насильников. А почему этот вид пыток им так полюбился – об этом нам уже какой-нибудь будущий дедушка Фрейд растолкует, потому что прежний Фрейд от этой картины, наверное, просто бы тихо рехнулся.
Ну, и напоследок еще раз об иностранных агентах. Положа руку на сердце, это ведь тоже извращение, причем с каминг-аутом в одном флаконе. Потому что думать о своем народе, что он, этот народ, способен беспокоиться о качестве асфальта на своей улице, о составе воздуха, которым он дышит, об атмосфере в армии, где служат его дети, о недопустимости семейного насилия и о многом другом только тогда, когда этим народом руководит исподтишка мировая закулиса, – это чистое и неприкрытое русофобство. То самое, в котором наша власть так любит обвинять всех, кто заметит в стране какой-нибудь непорядок. Мы, конечно, как сказал классик, ленивы, нелюбопытны и вообще не подарок, но в глазах наших властей российский народ – если следовать логике закона об иноагентах – является сборищем слабоумных терпил, только по подсказе Госдепа способных заметить, что лес рядом с домом вырубают, в реку слили навоз из ближней свинофермы, а муниципальный бюджет потрачен не на новый асфальт, а на протухшие наборы и сомнительные концерты для ветеранов. И журналисты, по мнению властей, способны об этом написать только по чужой подсказке, а не потому, что это видят их глаза.
Это не так. Но они в этом убеждены. Поэтому иностранные агенты – только начало пути, в конце которого – дружный хор сотрудников предприятий: "Требуем расстрелять, как бешеных собак!" Очень не хочется его услышать. Но мрачная логика извращения именно такова.
Софья Рогачева – журналист
Высказанные в рубрике "Мнения" точки зрения могут не совпадать с позицией редакции
