На кадрах телесюжета над головами хмурых, неулыбающихся мужчин летит "Ура!", трубачи выдувают "Марш славянки", провожающие хлопают по бокам автобусы с литерой Z, а те напоследок коротко гудят. Патриотический репортаж о первых мобилизованных из Республики Коми на региональном телеканале вышел 24 сентября 2022 года. Среди 35 мобилизованных, которые отправлялись на войну из Усть-Куломского района, есть и 29-летний Алексей Пашнин.
Пашнин ушел по повестке на войну из коми деревни Великополье, через полгода погиб в Луганской области и вернулся домой в цинковом гробу. Родным сказали, что он умер от "повреждений, причиненных неуточненными военными действиями", но близкие считают, что Алексея убили сослуживцы. В Минобороны заявили, что умер он не из-за войны, и не выплатили родным ни копейки.
"Мать, мужайся"
До деревни Великополье от столицы Коми Сыктывкара – около 250 километров, асфальт где-то разбит, местами его вообще нет. Зимой дорога подмерзает, и проехать по ней, в отличие от межсезонья, еще можно.
Усть-Куломский район – один из немногих в республике, где большинство жителей причисляет себя к коми. Таких здесь почти 77%. И встречающиеся по пути названия населенных пунктов тоже звучат чисто по-коми: Кебанъёль, Вомынбож, Пожегдин. Кажется странным, что среди них появилась деревня с абсолютно русским названием Великополье. Настолько странным, что, когда в пабликах во "ВКонтакте" начали обсуждать гибель мобилизованного Пашнина, некоторые засомневались в существовании такого поселения в Коми.
Но небольшая деревня, которая даже в региональных СМИ никогда не звучала, четыре года назад отметила свое 300-летие. А русская фамилия Пашнин, которую здесь носят исключительно коми, досталась им от основателей – братьев Пашниных.
По преданию, те были беглыми крестьянами с Поволжья из деревни Великополье, а на новом месте их фамилия и название родной деревни прижились.
Но это все, что здесь имеет русские корни. Коми деревни похожи друг на друга: никаких излишеств и украшательств, все крепкое и добротное. Огромные бревенчатые дома и старинные амбары на ножках, заснеженные поля как по линейке разделены на огороды, во дворах и на окраинах – вековые кедры, ели и лиственницы. Один из таких кедров стоит на углу в огороде у Раисы Пашниной, мамы мобилизованного Алексея.
Раньше тяжелые работы по хозяйству лежали на нем: засадить огород картошкой, нарубить дров, натаскать воды. Но с сентября этого года, когда пришло известие о гибели сына, 66-летней Раисе Пашниной помогают родные: навещает старший сын из Сыктывкара, а к зиме из соседней деревни к ней перебралась жить сестра-близнец Лидия. Для Раисы, с 16 лет работавшей в совхозе телятницей и дояркой, всю жизнь прожившей в доме, построенном отцом, о переезде в город не может быть и речи. Она сама называет себя не очень образованной, говорит по-коми, а переходя на русский, с трудом подбирает подходящие слова. Тогда с переводом помогают родные.
– Военком сказал, что заберет сына по мобилизации на три-четыре месяца, а потом вернет. Обманул, – говорит Раиса Пашнина.
Она вспоминает, как сына отправили на войну.
– Пришли три женщины из сельсовета, сказали: "Мать, мужайся, сыну повестка пришла".
– Мы сначала не поверили, подумали, что это шутка такая, – добавляет племянница Раисы Пашниной, дочь ее сестры Любовь Игнатова. – Потому что Алексей вообще служить не должен был. У него с детства было косоглазие, его и по призыву то сначала еще до войны не брали.
"Даже собрать не успели"
Алексей получил эту болезнь после травмы в детстве. Но матери, растившей одной двух сыновей, выбираться из отдаленной деревни в город на лечение было сложно. И хотя зрение у парня было отличное, косоглазие осталось. Он хотел со временем сделать операцию и исправить дефект, но не успел.
– Алешенька – поздний ребенок, очень желанный, домашний. Но несчастливый он у меня, несчастливый. В детстве тяжело было – без отца рос. Когда я на пенсию вышла, ему 13 лет исполнилось. В детстве не могли ничего ему купить – такая жизнь была трудная, зарплату не платили. Он велик просил. "Вот, – говорю ему, – подрастешь и сам купишь". Он когда начал работать, купил все, что хотел: центр музыкальный, для стройки инструменты, палатку для рыбалки, – рассказывает его мать Раиса Пашнина.
После школы Алексей выучился на печника, клал печи во всех соседних деревнях. Две печки, сделанные его руками, в доме и бане Пашниных. Армия Алексею не грозила: невысокий, едва под 160 сантиметров, он к тому же страдал дистрофией – не дотягивал до минимальных к призыву 45 килограммов, косоглазие тоже давало право не идти на службу.
Но Алексея Пашнина, похоже, задевало, что он не может пойти служить, как остальные деревенские парни. Он несколько раз сам ходил в военкомат и в итоге добился отправки в армию. Несмотря на дефект глаз, Алексей оказался отличным стрелком.
Раиса Пашнина достает дембельский альбом, где на первом развороте фото Путина, Шойгу и Герасимова, и только на шестой странице – снимок сына. С гордостью показывает благодарность, которую ей прислало командование за хорошее воспитание сына, и характеристику, где Алексея рекомендуют к работе в структуре МВД.
Вернувшись, Пашнин нашел другой заработок: устроился упаковщиком на фанерный завод в поселке Жешарт, что в 400 километрах от дома, и ездил туда вахтами.
Один случай, по мнению тети Алексея Лидии, точно описывает душевные качества Алексея. Она перебирает русские слова и не может найти в своем лексиконе слово "безотказный":
– Алеша в отпуск в деревню приехал, а тут с завода позвонили и попросили приехать что-то грузить. Пыталась его переубедить и сказать, что он в отпуске и там могут без него обойтись. Но он все равно поехал. Вот такой он у нас верный был, – объясняет она.
Пару лет назад, когда в селе Помоздино открылся магазин "Пятерочка", Алексей устроился туда продавцом-кассиром. Снять жилье на месте не получилось, и он ездил на работу на велосипеде: каждый день 35 километров в одну сторону и столько же обратно – летом и зимой.
– В четверг, 22 сентября, тете Рае домой повестку принесли. Бумажку оставили, а там ни печати, ни подписи. Просто написано: явиться в военкомат. Не сказано даже, какого числа, – рассказывает Любовь Игнатова, племянница Раисы Пашниной и крестная мать Алексея.
Это уже потом родные узнали, что можно было проигнорировать бумагу из военкомата, а все, что Алексею грозило бы за неявку, – это штраф в три тысячи рублей.
– Но у меня Леша не такой был, не такой, – уверяет Раиса Пашнина. – Он не мог спрятаться за спину, все равно бы пошел. "Другие там воюют, погибают, а я буду прятаться?"
Уже в пятницу военкомат взялся за набор основательно: Алексею позвонили в магазин и велели явиться за повесткой. К вечеру он добрался до военкомата, где узнал: на завтра, к 9 утра, ему надо быть в административном центре Усть-Кулом. Оттуда на войну будут отправлять мобилизованных со всего района.
– Мы даже собраться нормально не успели. Как узнали, тут же поехали в Великополье, – рассказывает крестная Любовь, она с детьми живет в селе Керчомъя. – Давайте, говорит Алексей, хотя бы друзей позову. Быстро-быстро, что нашли, накрыли на стол. Леша был очень грустный – он все время у меня перед глазами стоит. Все говорили: "Что, мало, что ли, послужил? Еще, видать, придется". Ну да, соглашался он.
Из Великополья, где прописано около 200 человек, он оказался единственным мобилизованным. В соседних деревнях тоже провожали парней, в том числе нескольких одноклассников Алексея. Все набранные тогда, уточняет Любовь, были одного возраста: 29–33 года.
Утром 24 сентября у военкомата приехавшим из окрестных деревень мужчинам выдали списки, какие вещи и медикаменты собрать за пару часов. Любовь, не желая отдавать крестника, пыталась доказать в военкомате, что тот не подлежит призыву. Помчалась за доказательствами в поликлинику к окулисту, но тот отказался выписать заключение.
– Сказал: "Я не могу ничего написать, иначе меня посадят", – вспоминает Любовь слова врача, – "И не такое уж сильное у него косоглазие, тем более зрение отличное". После этого мы уже побежали вещи покупать.
– Если бы я знала, чем закончится, я бы Лешеньку в лесу спрятала, никуда бы не пускала, – говорит его мать Раиса. – Думала, что Боженька сохранит. Читала молитвы день и ночь, читала-читала – не помогло.
Посылки с берестой
Семья Алексея рассчитывала, что мобилизованные пройдут медкомиссию. Но их не осматривали ни в столице региона Сыктывкаре, ни в Ленинградской области, куда их направили в учебную часть. Деятельная крестная Любовь продолжала бороться за Алексея. Писала письма в прокуратуру, что тот не подходит по здоровью: проблемы со зрением и камни в почках, требовала вернуть домой.
– После моих обращений к нему приезжали в часть, но он возвращаться отказался. Позвонил и отругал. Просил, чтобы я больше не писала. Думаю, все это из-за мужской солидарности, – предполагает Любовь Игнатова.
В учебке мобилизованным выдали форму, бережливый Алексей всю гражданскую одежду отправил домой. Когда у Алексея в учебке сломался телефон, то новый ему подарил глава Усть-Куломского района Сергей Рубан.
– Алексей просил потом поблагодарить главу района. Он ему такой дорогой телефон подарил. Алексей-то себе таких вещей не позволял, – вспоминает Любовь Игнатова. – Не было возможности купить. Он же со своей зарплаты матери помогал. У тети пенсия едва до 14 тысяч дотягивает, а сам получал около 18–19 тысяч.
Посылки Алексею семья отправляла регулярно. Иногда вместе с тушенкой и сгущенкой из коми деревни Великополье в посылку клали пакет с берестой.
– Все, что мы присылали, им потом пригодилось. Их сначала в Луганске бросили и забыли. Оставили в чистом поле: ни еды, ни палаток, ни инструментов не привезли, – пересказывает разговоры с крестником Любовь. – Перебивались тем, что добудут. Одноклассник Алексея из деревни Ярашъю как-то подстрелил косулю. Ребята всех собрали, в ведре сварили ее, у кого-то осталась последняя банка рассольника, кинули туда же. Зайца как-то подстрелили, тоже сварили.
– Мы Алешеньке на фронт бересту посылали. Ох, как он потом благодарил, говорил, что очень она их там выручала. Они вместо дров жгли это, – Раиса Пашнина пытается вспомнить слово по-русски, показывает руками охапку чего-то рыхлого, – то, что от виноградника остается.
У Любови Игнатовой сохранились листы с напечатанными на них данными части, которые они наклеивали на посылки для Алеши. Бесполезные теперь листы крестная бережет: "Оставила на память".
В ноябре прошлого года мобилизованные из Коми перестали выходить на связь. Их жены и матери Усть-Куломского района скооперировались и поехали на службу в Ульяновский монастырь. В храме друг у друга все интересовались: есть новости?
– И вдруг звонок, одной женщине позвонил сын и только сказал: "Передай всем – у нас все нормально", – вспоминает Любовь. – Все прямо ахнули! Звонок как чудо!
После этого Алексей тоже позвонил и рассказал, что их отправили на передовую. У Любови случайно сохранилась запись разговоров с крестным с ноября прошлого года. Чтобы уточнить детали, она предлагает ее переслушать, но предупреждает – мать не выдержит. Как только в телефоне раздается голос Алексея, Раиса захлебывается в рыданиях. Не в силах общаться, она надолго уходит.
– "Вежань, вы не верьте тому, что по телевизору показывают". Вежань – это по-коми крестная, – поясняет Любовь. – Он сказал, что их отправили на передовую в Херсонскую область. Я возмутилась: обещали же оставить в тылу, обучать. "Командир сказал: "Мне на вас пох…й. Сказали отвезти на передовую, вот привез". Сидим в окопах, не высовываемся, пули летают, страшно голову поднять. На полях лежат трупы наших парней, но мы забрать их не можем". Я переживала, матери-то ждут тела ребят. Но Алексей позже, как они уже уехали, сообщил: тела так и не удалось забрать.
После одного из боев Алексей позвонил крестной и попросил все досконально записать.
–"Вежань, запиши мой личный номер". Я испугалась – зачем? "Вдруг со мной что-то случится, погибну, ранят или возьмут в плен, ты меня по нему найдешь", – говорит. Передал пароли от онлайн-банка, попросил погасить кредит.
Деньги, которые с ноября стали приходить на карту сына, – по 199 тысяч – для Пашниных были огромными. Поэтому, как и просил Алексей, семья сначала погасила долги. У Пашниных были кредиты почти на 140 тысяч рублей: Алексей купил велосипед, а его мать Раиса планировала поставить зубные протезы. Но сначала решили отремонтировать дом: заменили пару окон, приобрели стройматериалы, трубы для скважины. Денег "на зубы" Раисе Пашниной уже не хватило.
Однажды, когда часть находилась на передовой в Херсонской области, Алексей в телефонном разговоре сказал то, что всех удивило.
– "Я в человека стрелять не смогу, – сказал он. – Меня, скорее всего, убьют или возьмут в плен". Я стала его убеждать, чтобы стрелял, иначе он погибнет. Но он отказывался. Он действительно не мог бы стрелять в человека. Алексей был слишком добрый, в драку не лез, ни с кем не ссорился, – рассказывает Любовь Игнатова. – А однажды сказал: "Когда вернусь, стану попом".
"Убил кто-то из своих"
Родным стало поспокойнее, когда часть Алексея перевели в относительный тыл – в Луганскую область. Раиса Пашнина, помня обещание военкомата, что мобилизованных вернут через 3–4 месяца, ждала возвращения сына в начале 2023 года. Ей предложили пройти лечение, но она отказывалась: сын же скоро вернется. К его приезду она купила новую кровать, постельное белье, покрывало.
"Все уже старенькое было", – уточняет Любовь. Но сын попросил маму не откладывать лечение и не его ждать, сказал, что, возможно, мобилизованных вернут к августу.
27 марта Алексей Пашнин, как обычно, позвонил родным. Рассказал, что ночью был в наряде, а сейчас вернулся в землянку: хотел поесть и лечь спать.
– Алексей был очень спокойный, уравновешенный человек, никаких конфликтов у него не бывало, – рассказывает Гелий Пашнин, сын крестной, с которым Алексей был дружен с детства. – Только про ротного Кавырдина часто говорил, тот неприятный человек был, но на него все ребята из Коми жаловались. В тот день Алексей сказал, что все в порядке: еда есть, одежда теплая. Это был обычный разговор.
На следующий день, 28 марта, на пороге дома Раисы Пашниной в Великополье стояли люди из военкомата, сельсовета и фельдшер наготове с лекарствами.
– Сказали: "Ваш сын накануне в 21:30 скончался", а дальше я ничего не помню, – рыдая, вспоминает Раиса, – только какие-то уколы делали.
О том, что произошло и как Пашнин погиб среди сослуживцев, родные до сих пор никак не могут узнать от Минобороны. Во врученном Раисе Пашниной уведомлении сказано: умер, захлебнувшись рвотными массами. Но эти сведения потом больше ни в каких документах не появлялись.
– Уведомление о смерти – это филькина грамота. От чего захлебнулся – утонул, отравился? Все туманно, – говорит Игнатова. В предположение, что Алексей якобы захлебнулся из-за того, что был пьяным, родные не поверили. Он особо алкоголь не пил.
Семья месяц ждала, когда тело Алексея после экспертизы в морге Ростова-на-Дону привезут домой. Представитель Усть-Куломского военкомата пообещал им, что, получив от ритуального агентства акт за транспортировку тела и за рытье могилы, они компенсируют эти расходы Пашниным. Тем временем Любовь Игнатова за все похоронные дела – транспортировку тела, копку могилы, работу патологоанатома, мытье тела, крест – платила сама наличными.
Родные сразу предупредили, что цинковый гроб будут вскрывать и похоронят Алексея в обычном, деревянном.
– Когда мы в Усть-Куломе открыли гроб, ахнули, – вспоминает Любовь Игнатова. – Старший брат Дмитрий посмотрел и Алексея не признал: "Это не он". Я на минуту обрадовалась, решила: ошиблись, привезли другого. Но когда всмотрелась, увидела знакомые губы, нос. Все лицо было в грязи и крови, на теле синяки. Видно было, что перед смертью Лешка сильно мучился. Мы были в шоке, поняли, что это никакое не отравление. Кричали: "Что вы с ним сделали?"
Любовь стала требовать от тех, кто сопровождал гроб, документы. Обычно бумаги родственникам не выдают, но Игнатова была настойчива и полученный документ сфотографировала. В нем судмедэксперт из Ростова-на-Дону причиной смерти назвал перелом свода черепа и травматический отек головного мозга. Формулировка в заключении была такая: "повреждения, причиненные неуточненными военными действиями". Присутствовавший при вскрытии гроба местный патологоанатом предположил, что удар сзади был нанесен каким-то тупым предметом, похожим на приклад.
– Лешку точно убили! Сделал это кто-то из своих. Но за что? Мы даже догадываться боимся. Мы же не знаем, что там творится, – говорит Любовь Игнатова.
Любовь с сыном Гелием просили других мобилизованных из Усть-Куломского района узнать, что произошло. Те сообщили: двух свидетелей происшествия вызвали на допрос, а после возвращения те отказались что-либо рассказать. Вместе с Пашниным в окопе нашли без сознания еще одного парня, такого же хиленького по телосложению, скромного и неконфликтного, как Алексей. Его откачали и отправили в госпиталь. Родные не смогли найти его, чтобы от него узнать подробности. Расследование же убийства, как говорят родные, из-за продолжающихся боевых действий не закончилось.
"Смиритесь и живите дальше"
Когда первое потрясение после похорон прошло, родные опомнились: после гибели сына матери положены деньги. Это единовременная выплата за гибель участника войны, страховая выплата за погибшего военнослужащего, зарплата практически за весь март, который отслужил Алексей, ежемесячная компенсация матери за гибель сына, наступившую при исполнении им обязанностей военной службы, и, кроме того, 38 тысяч компенсации от военкомата за доставку тела и рытье могилы.
До середины лета семья, помня о причинах смерти в заключении патологоанатома – "повреждения, причиненные неуточненными военными действиями", рассчитывала на все положенные выплаты. Но когда Любовь Игнатова, пытаясь хоть что-то узнать о причинах гибели племянника, пришла в военкомат, ей выдали копию выписки из приказа войсковой части Алексея. Там помимо информации, что его исключают из списков личного состава, было указано: "Смерть наступила в период прохождения военной службы и не связана с исполнением обязанностей военной службы". Эта формулировка, как оказалось, перечеркнула право матери на единовременную выплату в 5 миллионов и на ежемесячную выплату за гибель мобилизованного сына. Раиса Пашнина побывала в районном соцобеспечении, и там ей в этих выплатах отказали.
– Сказали, что сын сам умер – не в бою, поэтому ни мы, ни военкомат вам ничего не должны. Я очень сильно обиделась, – говорит мать.
И ее племянница Любовь Игнатова вновь взялась за отстаивание прав. Семья убеждена, что в приказе указаны недостоверные сведения о том, что Алексей погиб "не в связи с исполнением обязанностей военной службы". Единственный документ, который говорил об обратном, – это заключение судмедэксперта. Но, похоже, его выводы нигде не учитывалась. Игнатова обращалась в военную прокуратуру Воркуты, по Северо-Западу, России, в приемную президента, в местный военкомат, к главе Усть-Куломского района и приемную главы Республики Коми, но везде получала отписки.
– Мы хотим знать, что случилось, – говорит Любовь Игнатова. – Чтобы признали: Алексей погиб на войне, а матери выплатили все, что положено. Она потеряла сына на войне. Он мобилизованный, на войну не по своей воле уехал. Да хотя бы полагающуюся страховку в три миллиона выплатили, ей бы этого до конца жизни хватило. Но страховая компания так до сих пор и не получила документы из части.
– Я, может, и дальше на свою пенсию проживу, но очень обидно за сына. Он все-таки там шесть месяцев мучился, – говорит Раиса Пашнина.
– Я хочу, чтобы справедливость восторжествовала. Как Лешина мать будет жить на 14 тысяч пенсии? У нас машина дров на зиму столько стоит, – говорит племянница.
"Все равно ничего не добьетесь"
После нескольких месяцев безуспешных попыток добиться от прокуратуры ответов и поисков адвокатов, родные Пашнина решили придать этой истории огласку. Сын Любови Игнатовой Гелий Пашнин от лица матери погибшего написал пост, который распространил про местным пабликам. В нем говорилось, что Алексея вырвали из мирной жизни за три дня, что он погиб на войне и что деньги семье не выплатили, а мать живет на 14 тысяч рублей. Пост вызвал дискуссию среди пользователей.
Кто-то не поверил, что у людей может быть такая низкая пенсия. Кто-то, встретив в тексте слово "мобилизованный", посчитал, что "пахнет ЦИПСОшкой" [Центр информационно-психологических операций Украины] и история выдуманная. А кто-то и вовсе решил, что "пост запущен специально для выявления процента мыслящих против". В комментариях многие люди были на стороне матери:
"Забрали парня? Забрали! Он вряд ли хотел этого сам! И не важно в бою, в карауле или на койке! Погиб во время прохождения службы! Значит командование обязано посодействовать матери погибшего бойца".
"Нищенское государство даже своих солдат обеспечить не могут, везде побираются, собирают со всех городов еду, одежду и все остальное!!! Ещё и выплаты не делают, парни защищают родину, гибнут!!"
Как говорит сын Любови Игнатовой Гелий Пашнин, семья рассчитывала, что на их историю отреагируют органы власти и СМИ. Но телевидение не решилось сделать сюжет: "не хотят переходить дорогу власти". Отреагировало только государственное агентство "Комиинформ", выдав официальную позицию: Минтрудсоц Коми получил от Военного комиссариата Коми информацию, что смерть рядового Пашнина "наступила в период прохождения военной службы, смерть не связана с исполнением обязанностей военной службы". Право же на выплаты по случаю смерти военнослужащего имеют родственники "лиц, принимавших участие в специальной военной операции, и погибших (умерших) при ее выполнении". Данные судмедэкспертизы, которые сфотографировала Любовь Игнатова, не могут служить юридическим основанием для выплат. Также госиздание заверило, что военкомат Усть-Куломского района произвел все выплаты на похороны.
Впрочем, как признает Любовь Игнатова, по поручению из приемной главы Коми к ним обратился юрист, который помогает составить исковое заявление в суд. А в прокуратуре Усть-Кулома пригласили на прием и помогли составить жалобу в Генпрокуратуру на бездействие должностных лиц военной прокуратуры. Военкомат Усть-Кулома отреагировал по-своему.
– Там сказали: "Вы только зря деньги на адвокатов потратите, все равно ничего не добьетесь. Смиритесь, живите дальше", – пересказывает разговор с военкомом Любовь Игнатова. – Мне так обидно стало, в горле комок встал.
Первый, но не последний
Алексей Пашнин стал первым из мобилизованных Усть-Куломского района, кто погиб на войне в Украине. По неофициальным данным, которые собирают волонтеры, в Коми на конец сентября погибло около 330 человек. Из них 27 были родом из Усть-Куломского района. Среди районов республики и по соотношению на 10 тысяч населения – здесь самое большое число погибших.
В первые дни войны под Харьковом пропал без вести житель поселка Тимшер Усть-Куломского района 19-летний контрактник Денис Казмалы. Спустя время, чтобы разыскать сына, на войну добровольцем отправился его отец Иван Казмалы. Правда, из этой затеи ничего не вышло: Иван оказался в лагере для украинских военнопленных, сына не нашел, а обещанных за службу денег не получил.
Летом прошлого года похоронка на имя Александра Тутринова пришла в усть-куломское село Куратово. Для матери гибель сына стала второй военной потерей. Первый раз она потеряла отца Саши: Семен Тутринов погиб в 2002 году во время службы в Чечне. А после гибели его сына-контрактника в Украине на фасаде школе в селе появились две мемориальные таблички с фамилией Тутринов.
"Мне бы только теплый туалет"
К могиле сына Раиса Пашнина пробирается через сугробы, стряхивает снег с креста, фото, венков и падает на ледяные пластиковые цветы, обняв бугорок земли. Над пустым кладбищем раздается крик – мать голосит на родном языке.
Позже, успокоившись, Раиса по-хозяйски оглядывает участок, выделяющийся неестественно яркими искусственными цветами, и удовлетворенно замечает:
– Спасибо за могилку, – благодарит она, не уточняя адресата. – Похоронили как полагается, честь по чести.
На похороны 20 апреля приехали незнакомые Пашниным чиновники из правительства Коми, играл духовой оркестр, солдаты несли венки, а военкомат обещал через год заменить деревянный крест на более достойный памятник. Впрочем, по предположению Любови Игнатовой, теперь, когда Минобороны решило, что парень погиб не во время военных действий, на памятник им вряд ли стоит рассчитывать.
Дома Раиса Евлогиевна ставит чайник и продолжает с сестрой Лидией Пашниной нескончаемый разговор о том, ради чего погиб Алексей. У 66-летних сестер-близняшек разный взгляд на войну с Украиной. Но они обходятся без ссор.
– Я проклинаю эту войну, сколько хороших людей погибает, – говорит сестра Лидия. – Кому она нужна? Мне даже не хочется смотреть эти новости по телевизору, потому что знаю, какая это глубокая рана для матерей, жен. Сколько инвалидов стало! Вон у нас в Ярашъю сколько приезжали – все покалеченные, раненые.
– Леша все время говорил: по телевизору ничего конкретного не показывают, не верьте. Вам всю брехню показывают, на самом деле не так, – добавляет Раиса Пашнина.
Лидия слышала, что жены мобилизованных требовали вернуть родных с войны, и уверяет, что готова к ним присоединиться:
– Я бы пошла тоже! И пусть, что у меня никто не мобилизован. Племянник погиб, и из Ярашъю ушли хорошие и добрые парни. Один контракт заключил на 11 месяцев. Работы нет, дом нужно ремонтировать, вот и пошел. Уже два раза раненый приезжал, ходить почти не может. Говорит, не думал, что такая страшная война, а обратно вернулся. Дома три ребенка, мать каждый день плачет. Тоже, как Алеша, говорит: "По телевизору все не то показывают. Только, мол, хорошо воюем, побеждаем-побеждаем, а одни украинцы гибнут". Я думала, может, есть у нас в Усть-Куломе такие женщины. Вышла бы с ними на митинг, чтобы отпустили парней и войну окончили. Наверняка кто-то и из деревенских тоже бы пошел. У нас этой мобилизацией матери и жены очень недовольны.
Раису Пашнину теперь уже возмущает не сама мобилизация – сына не вернуть, а то, что государство не хочет выплачивать ей компенсацию за его гибель. Перебирая отписки, которые семья получила из разных учреждений, Раиса вздыхает. И, как будто оправдываясь, перечисляет, на что ей пригодились бы деньги.
– Нам бы скважина очень необходима да теплый туалет, – вздыхает мать солдата.
Старый колодец Пашниных обвалился, и Алексей с братом собирался сделать скважину: купили даже материалы, но не успели закончить. Теперь две пожилые сестры для еды и бани носят воду коромыслами от соседей. У Раисы Пашниной больные ноги, ходит она с трудом, поэтому без помощи сестры не справится.
Хотя Пашнины еще ни копейки выплат не получили и неизвестно, получат ли их вообще, в деревне уже ходят разговоры, что матери дали за сына 12 миллионов рублей. "Куда она эти деньги будет девать?" – спрашивают деревенские.
– Сколько положено – столько пусть и заплатят, – вступается за сестру Лидия. – Закон такой есть.
Но если не удастся через суды доказать свою правоту, сестры уверяют, что бороться больше не будут.
– А почему мы будем деньги спрашивать, раз не хотят? С голоду не помрём, не такое переживали. Только обида останется. Чем Алеша хуже остальных мобилизованных? – говорит Лидия.
На выходе из подклети стоит велосипед. Уходя по мобилизации, Алексей попросил: "Мама, не трогай, как вернусь – починю". Так с прошлого сентября он и стоит вверх колесами.
