Матери солдат-срочников, которые, как оказалось, отправлены выполнять "спецзадание" в Украине, ищут своих сыновей и требуют вернуть их в Россию. Корреспонденту Север.Реалии удалось поговорить с одной из них, а также с сотрудниками организации "Солдатские матери Петербурга".
– 23 февраля Сергей и Артем последний раз мне позвонили, больше я их не слышала. Сергею 19, Артему 20, они погодки, один после 9-го класса техникум закончил, другой после 11-го, в один год и ушли в армию, я еще радовалась, что попали в одну часть. Вместе они у меня и пропали, – рассказывает Елена.
Она – многодетная мать, у нее шестеро детей, семья живет в Белгородской области. После 23 февраля Елена постоянно звонила в часть, где служат ее сыновья, ездила их искать на своей машине по окрестным полям – поначалу ей говорили, что они наверняка стоят лагерем где-то недалеко.
– Когда они сюда приехали, я ездила их навещать, знала, где стоит часть, 21 февраля я последний раз видела Сережу, Артем не смог ко мне выйти. А вечером 23-го они мне позвонили, сказали – мама, все хорошо, не волнуйся, мы, может, 2–3 дня не выйдем на связь. До последнего дня они у меня были срочники, о контракте речь не шла, они были категорически против контракта. Они же ушли в армию 18 ноября, только три месяца отслужили.
Один из сыновей Елены окончил строительный техникум, выучился на прораба и хотел работать на стройке, другой окончил агротехникум, планировал поступать в вуз, учиться дальше на заочном, чтобы одновременно работать и помогать семье.
– Я нашла их часть, приезжала, виделась с другими ребятами, которые с ними знакомы, но они сказали, что не знают, где они. И видно было по ним, что не врут, а действительно не знают. Они говорят – нас в одну сторону повезли, остальных в другую. Я дней десять искала, у кого бы узнать, не могла ничего добиться, мне смотрели в глаза и врали, что мои дети – срочники, и они никуда не попадут, где-то в полях сидят. Наконец я нашла телефон психолога нашей части, и она мне сообщила, что мои дети числятся в списках контрактников и выполняют спецзадание. Это был шок для нас – и я, и другие мамы написали заявления в прокуратуру, в Генеральную прокуратуру, и каждая от себя, и совместное письмо написали, нам помогают сейчас "Солдатские матери".
Правда, правозащитники сегодня очень мало могут помочь Елене и таким, как она: они связаны по рукам и ногам новыми законами, запрещающими сбор любой информации о российской армии – причем информацией может считаться и имя солдата-срочника, и отношения в казарме, если речь идет о неуставных отношениях. Тем не менее, небольшую помощь в поисках солдат, не выходящих на связь со своими родными, правозащитники все же оказывают, – говорит юрист организации "Солдатские матери Петербурга" Антон Щербак.
– К нам обратилось несколько десятков родителей, чьи дети перестали отвечать на звонки, среди них есть по меньшей мере двое, которые знают, что их сыновья в плену. Мы связаны законом о запрете сбора персональных данных, поэтому по сути мы можем дать родителям только консультации общего характера, поделиться своими мыслями, дать образцы заявлений, – говорит Щербак. – Мы пытались скоординировать родителей этих военнослужащих, чтобы они взаимодействовали между собой, помогали друг другу, но это не получилось – у нас люди очень плохо объединяются, это вообще проблема нашего общества. Такого, как во время чеченских кампаний, уже нет – тогда матери вместе даже в Чечню ездили, вызволяли своих детей, сейчас же все атомизированы. Родители напишут обращение по поводу сына – и сидят, ждут, когда он на связь выйдет, ничего больше не делают. Только мать одного пленного солдата ездила в Москву, в Минобороны, в Администрацию президента, везде от ворот поворот получила, только заявление у уполномоченного по правам человека оставила. Я не понимаю этого – у меня нет детей, но мне кажется, я бы все бросил и поехал через границу искать своего сына. А что терять-то, смыл жизни тогда какой – если ты вкладывался в ребенка, конечно. Но иногда кажется, что мамы ничего о своих детях не знают, знать не хотят и не заботятся. Не знаю, чем объяснить эту апатию, – может, просто все запуганы. – говорит Щербак.
По словам Елены, там, где она живет, у нее оказалось множество товарищей по несчастью, и все они держатся вместе и помогают друг другу.
– Нас очень много таких, у кого дети 23 февраля отзвонились, и больше мы их не слышали, – говорит Елена. – Мы объединились и ищем наших сыновей вместе. Только здесь, в нашем чате, человек 40, а я знаю, что в других военных частях то же самое творится, мамы срочников тоже ищут своих детей. Каждый день я и другие мамы делаем новую заявку на наших сыновей, обычно часа через 2–3 Минобороны отзванивается, нам говорят – такой-то и такой-то живы-здоровы, выполнят спецзадание, как смогут, выйдут на связь. Дней 10 уже я это слышу. Я только сейчас спокойнее начала разговаривать, а так у меня все время истерики были от одной мысли, что у меня дети там.
Елена возмущена, что ее сыновей послали участвовать в боевых действиях совершенно не обученными.
– У них не было никакой боевой подготовки, я всегда была с детьми на связи и уверена, что за это время они ничего, кроме лопат, в руках не держали. Они ничего не умеют, то в караулах стояли, то снег кидали – как они их могли туда послать?! Я не падаю с ног только потому, что если не я, то кто же тогда будет моих детей оттуда доставать? И, конечно, огромная поддержка в том, что нас, мам, много, мы друг друга подбадриваем, не даем унывать, вместе боремся. Кто-то как юрист помогает заявления составлять, каждый свою лепту вносит. Для нас было колоссальным событием, что Путин признал, что там есть срочники, – ведь до этого и в военкомате, и везде, куда я только ни обращалась, ответ был один и тот же – "не может быть, это вы придумываете". Но я понимала, что они там, еще до того, как мне подтвердили это. Я знаю точно – если бы мои дети были здесь, они бы обязательно мне позвонили.
– А вы уверены, что они не в плену?
– Да не дай Бог… У меня самой нет сил эти списки смотреть, но старший сын все время их просматривает. У меня четыре мальчика и две девочки – надо было одних девочек рожать.
– Какие у вас последние сведения о ваших детях?
– Сегодня звонила в часть, мне сказали – живы-здоровы, в ближайшее время их будут оттуда вывозить. Я хочу в это верить – но совсем не уверена. Я вообще перестала во что-либо верить – потому что я столкнулась со сплошным враньем. Необученных детей засунули на войну – я не знаю, как это понимать. Если бы они пошли сами, осознанно, по контракту – это другой вопрос. Но я уверена, их туда послали, не спрашивая. Мы сейчас живем под девизом "отсутствие новостей – это хорошая новость": нам сказали, что если из военкомата позвонят – ждите похоронку. Вот так и живешь: никто ничего плохого не сказал, день прошел и хорошо. Это же страшно так жить – и бояться новостей. Мы с матерями в постоянном страхе, в постоянной тревоге, это просто невыносимо. Я уже и не сплю, и не ем, не могу нормально жить, пока не услышу моих детей – что они здесь, на нашей территории.
Елена работает косметологом, с мужем она разведена, но ее очень поддерживают старший сын, мама и племянница – и все остальные матери, с которыми они за это время сроднились, так что появилось ощущение большой дружной семьи. В этот час, по ее словам, объединились все родственники, все друзья. Старший сын Елены ездил с ней по полям на машине, когда она искала там Сергея и Артема, младшие дети тоже очень переживают за братьев.
– Мамы у нас из разных городов, и все такие замечательные, все за своих детей порвать готовы, все борются, пишут, звонят, все молодцы, очень приятно видеть, что у нас такие сильные женщины. Я верю, что мы сможем добиться своего, что мы детей оттуда вытащим. Сегодня была в военной прокуратуре, они говорят – рассмотрим обращение за 30 дней. Я говорю – вы что, там на минуты счет идет, они же постоянно в глаза смерти смотрят! Они говорят – обещаем, что ваши дела будут в приоритете – на расторжение этих липовых контрактов. Нам сказали, что как только докажут, что контракты ненастоящие, так сразу детей будут оттуда вывозить. Но, по-моему, вы сначала вывезите, а потом доказывайте. У других матерей тоже ни один из детей не хотел подписывать контракт. – говорит Елена.
Юрист "Солдатских матерей Петербурга" Александр Горбачев сомневается, что легко будет доказать, что контракт подписан с нарушениями.
– Тут главный вопрос – в подписи, в наличии или отсутствии определенной процедуры: документы направляются, возвращается проект приказа и потом подписывается с человеком контракт, – поясняет он. – Ключевым является наличие подписи. Я не знаю, что там произошло, чисто гипотетически – могли им подсунуть чистые листы, либо сам человек подписал что-то не глядя, либо командир нарушил действующее законодательство: допустим, пришла ему разнарядка, что в части должно быть столько-то контрактников, и он их вписал. Трудно сказать, что там было – это уже должны правоохранительные органы выяснять.
Юрист Антон Щербак считает, что дети Елены не должны находиться в зоне боевых действий.
– По закону срочника можно отправить для участия в боевых действиях только после четырех месяцев службы. А тут получается, что можно сразу контракт заключить, и даже если человек оружия в руках не держал, что, его сразу можно туда отправить? Это очень странно. Получается, что срочника через три месяца службы нельзя отправить на бойню, а срочника, который на таком же сроке подписал контракт, можно. Но это же сюр. Мы знаем случаи, когда срочников заставляли подписывать контракт под разными предлогами. Одна мама рассказывала, что ее сыну говорили, что иначе отправят в такую часть, где он в лучшем случае сам повесится. А есть люди, которые задним числом узнали, что они уже контрактники – видимо, процедура заключения контракта была полностью сфальсифицирована.
– Велики ли шансы у матерей вытащить из Украины своих сыновей?
– Не знаю. У нас такое законодательство, что с правовой точки зрения опереться особо не на что. На все добрая воля командиров.
День и ночь занимаясь поисками своих сыновей, Елена не может не думать о так называемой "спецоперации".
– У меня двоякое чувство – мне всегда было жалко людей из ДНР, ЛНР, но то, что сейчас творится, по-моему, еще страшней. Если там такие потери среди мирных жителей, я считаю, это вообще того не стоило. Человеческая жизнь всегда ценнее всего. Мне кажется, можно было найти общий язык, чего-то добиться, о чем-то договориться. В основном все матери так настроены. Роддом в Мариуполе, куда попал снаряд, это же ужас, кровавое побоище. Я вот все время думаю – нам-то здесь еще ничего, у меня все-таки и старший сын, и трое младших детей со мной, а как люди живут там в постоянном страхе, что на них что-то упадет? Война – это страшная вещь. – говорит Елена.
По данным Генерального штаба ВСУ, на 10 марта российские войска потеряли более 12 тысяч человек. Независимого подтверждения этих данных нет. По данным ООН, за две недели войны в Украине погибли не менее 549 мирных жителей. Среди погибших 41 ребенок. 957 человек ранены (среди них 52 ребенка). Причина большинства смертей мирных жителей – обстрелы из тяжелой артиллерии и реактивных систем залпового огня, ракетные и авиационные удары.
