Лучший способ избежать проблемы – не ходить туда, где она возникнет.
Виктор Пелевин. Transhumanism Inc.
Новый роман Пелевина "Круть" написан так небрежно и рыхло, словно автором его была бесплатная нейросеть или настоящий российский пенсионер, вышедший в отставку из внутренних органов. Обещанный читателю в качестве "заманухи" сюжетный ход изжеван и обсосан ещё в прошлом веке: очередное мировое зло несется к Земле, оседлав астероид, и только главный герой (полицейский алгоритм) может совершить подвиг и спасти человечество.
Виктор Олегович – опытный мастер слова и без помощи сторонних критиков сам, наверное, прекрасно понимает, какая это страшная туфта, особенно на фоне происходящих событий. Но обязательство каждый год выпускать по "роману" требует жертв. В данном случае жертвой опять становится читатель, преданный фанат "раннего Пелевина" – того самого многообещавшего писателя, который ещё не начал гнать однообразные многосерийные саги про вампиров и искусственный интеллект.
Кстати, по поводу "раннего" и "позднего" он сам довольно удачно, хотя и саркастично, шутит в своем новом романе, один из героев которого, альтер-эго самого Пелевина, писатель "раннего карбона" Шарабан-Мухлюев играет в BDSM-игры с литературной критикессой по кличке Рыба. Натерев 25 своих романов "чесноком, луком или колбасой", он заставляет героиню нюхать книги, по-собачьи стоя на четвереньках. Это одна из немногих сцен "Крути", в которой рассказчик по-настоящему оживляется, как будто описанная игра происходила на самом деле.
Одна моя знакомая, давно живущая за пределами России и слегка подзабывшая нюансы русского языка, очень удачно оговорилась, сказав "Искусственный Интеллигент" вместо "Интеллект". Я сразу подумал о Пелевине, покорившем читателей 90-х годов стилистически безупречным "Чапаевым и пустотой", после прочтения которого наступало временное освобождение от проклятых вопросов русского бытия типа "что делать" и "кто виноват".
– У интеллигента, – сказал он (Котовский. – СР) с мрачной гримасой, – особенно у российского, который только и может жить на содержании, есть одна гнусная полудетская черта. Он никогда не боится нападать на то, что подсознательно кажется ему праведным и законным. Как ребенок, который не очень боится сделать зло своим родителям, потому что знает – дальше угла не поставят. Чужих людей он опасается больше. <…> Интеллигент не боится топтать святыни. Интеллигент боится лишь одного – касаться темы зла и его корней, потому что справедливо полагает, что здесь его могут сразу выебать телеграфным столбом. (В. Пелевин, "Чапаев и пустота")
30 лет спустя, на третьем году полномасштабного вторжения России в Украину, оказалось, что создатель великого романа сам попал в положение описанного им русского интеллигента, боящегося стать сексуальной жертвой телеграфного столба. Это ведь по-настоящему опасно для публикующегося в России автора – написать о вампире, который захватил целую страну в заложники и каждый день убивает сотню-другую человек… Нет, издательство "Эксмо" определенно не напечатает такую книгу и, следовательно, не выплатит гонорар. А мы до сих пор не уверены, интересует ли Виктора Олеговича что-нибудь, кроме денег? Когда-то давно, в другом прекрасном романе "Священная книга оборотня", он сформулировал свое экономическое кредо устами древнекитайской лисы-проститутки, которая настолько умна и нахальна, что позволяет себе рассуждать о Набокове и "Лолите":
– Писателю мечталось <…> о скромном достатке, который позволил бы спокойно ловить бабочек где-нибудь в Швейцарии. В такой мечте я не вижу ничего зазорного для русского дворянина, понявшего всю тщету жизненного подвига. А выбор темы для книги, призванной обеспечить этот достаток, дает представление не столько о тайных устремлениях его сердца, сколько о мыслях насчет новых соотечественников, и еще – о степени равнодушия к их мнению о себе. То, что книга получилась шедевром, тоже несложно объяснить – таланту себя не спрятать… (В. Пелевин, "Священная книга оборотня")
С равнодушием к соотечественникам у Пелевина всегда был полный порядок. А вот что касается второго пункта, то в этот раз таланту удалось спрятать себя настолько успешно, что возник даже недоуменный вопрос: а был ли мальчик?
Потому что в новой книге Виктора Олеговича неудачно всё, начиная с названия, которое вводит читателя в заблуждение: "Круть" – это совсем не круто в смысле сюжета и характеров. Их, собственно, там и нет. Виртуальный мир баночной аристократии теоретически мог бы стать основой для компьютерной игры, если бы автор добавил туда интриги, страстей, эффектных образов, ярких персонажей и запоминающихся диалогов. Но автор поленился. Эстетика болотных огней, которые вспыхивают нереальным отсветом потустороннего, – это всё, что он может предложить читателям "Крути".
Такой же выморочной, как баночная реальность, где хранятся мозги властителей дум и сильных мира сего, предстает Сибирь, на территории которой разворачивается действие романа. Если можно, конечно, назвать действием обрывочные видения нового ГУЛАГа, состоящего из "ветроколоний", в которых ЗК крутят педали странных механизмов, якобы создающих ветер для всей планеты.
О Сибири Пелевин фантазирует без напряжения, поскольку знает о ней примерно столько же, сколько знал Жюль Верн, когда сочинял роман "Михаил Строгов", в котором описывается "татарское восстание" при Александре Втором. Клюква несусветная. Но у Жюля Верна, по крайней мере, была любовная линия и сюжет на уровне "Капитанской дочки". Так что в Бразилии даже сняли сериал по мотивам этого далекого от реальности произведения.
"Сибирский" роман Пелевина вряд ли кто-нибудь захочет экранизировать – актерам будет нечего играть. О Сибири мы не узнаем ничего, кроме набора банальностей.
"Тройка экспертов-филологов из НКВД могла объявить любого жителя страны вражеским агентом и сослать в Сибирь".
Шуточек:
"Моя русофобочка, приди ко мне!
Отбудешь пятерочку на Колыме…"
Или таких обобщений:
"Я увидел глобус. У северной оконечности Евразии в сушу был воткнут маленький красный флажок.
– Зло войдет в мир вот здесь.
– Сибирь, – сказал Ломас. – Малозаселенные территории. Леса. Больших городов рядом нет. Промышленных производств – тоже".
Ну да, в Париже, как известно, везде канкан, в Лондоне – туманы, а в Сибири – "малозаселенные территории. Леса". Эта информация сильно расширяет кругозор.
Цинизм бескрайний, "как вид с останкинской телебашни", всегда был козырем Пелевина, и раннего, и позднего. Раньше его освежающие шутки вызывали ощущение, что автор зрит в корень.
"Реальность в наше время – это платформа, находящаяся в частной собственности, и если вам что-то не нравится, вас никто не заставляет держать здесь свой аккаунт". (Transhumanism Inc.)
А потом наступил 2022 год, и оказалось, что цинизм Пелевина строго ограничен рамками российской цензуры и издательской политики. В девяностые писателю не запрещалось сравнивать правительство России с верхушкой Третьего Рейха, а президента Ельцина – со "внезапно прозревшим гауляйтером Восточной Пруссии", и писатель сравнивал. Теперь за это статья, и за разговоры о Буче – тоже статья, и вообще – за "разговорчики в строю" могут внезапно и больно наказать. Поэтому вчерашний циник удаляется в безопасное пространство виртуальной реальности, никак не связанное с хроникой текущих событий.
А в результате его книги благополучно продаются по всей России, включая "новые территории". В отличие от книг "иностранных агентов".
Совпадение? Не думаю.
Андрей Филимонов, писатель и журналист
Высказанные в рубрике "Мнения" точки зрения могут не совпадать с позицией редакции.
