В оккупированной российскими войсками части Запорожской области военная полиция конфликтует с военнослужащими из-за автомобилей, не зарегистрированных в войсках: такие по решению командования должны изыматься. Дошло чуть ли не до перестрелки, причем с применением тяжелого вооружения. Корреспондент Север.Реалии разбирался, почему армии вторжения на третий год войны не хватает машин и какие риски для мирных жителей это создает.
Правила ведения войн ("Женевские конвенции") помимо прочих условий обязывают воюющие стороны обеспечить безопасность для мирного населения. В идеале гражданские лица вообще не должны погибать в ходе военных действий. Однако российским военнослужащим эта цель не представляется важной. К примеру, солдаты готовы даже с оружием в руках отстаивать свое право на использование гражданского автотранспорта, хотя командование пытается это запретить. При этом военнослужащие прекрасно знают, что подставляют мирных жителей, перевозя боеприпасы и личный состав в обычных легковушках, выяснил корреспондент Север.Реалии.
"Порядок наводят только в кабинетах"
Военная полиция (ВП) контролирует дороги по всей оккупированной территории Украины, а также по уставу "следит за правопорядком" в войсках. На блокпостах они представляются по старинке – "комендатура", как было принято в СССР. В 2015 году военные комендатуры стали отделами военной полиции.
Среди солдат у них репутация "трусливых нахлебников", которые "достают" обычных военных исключительно в тылу: на передовой военная полиция не показывается. Сложилось такое отношение главным образом из-за автомобилей, которые закупают или находят для армии волонтеры. Еще в 2023 году командиры боевых соединений получили устное распоряжение (и сами они должны оформлять это как письменный приказ), что переданные волонтерами машины, не поставленные на учет в военной автоинспекции, должны изыматься. На деле до недавнего времени машины никто не отбирал, по крайней мере в оккупированных частях Запорожской и Херсонской областей, однако пришло новое начальство и напомнило о принятых решениях.
– Заметьте, к исполнению принимаются только придурочные приказы вроде этого (отъема незарегистрированных автомобилей. – СР), а приказы об обеспечении войск всем необходимым – нет. Я понимаю, если бы военных машин было дохрена, а всякие старые "Лады" и "Мерсы" мы бы использовали, чтобы по бабам кататься, но нет же. Порядок наводят только в кабинетах, – говорит Андрей.
Военнослужащий войск РФ Андрей нашел корреспондента Север.Реалии через петербургских волонтеров – специально, чтобы пожаловаться на комендатуру. У него накипело, но ни военкоры, ни тем более провластные СМИ не хотят ссориться с военной полицией.
Несмотря на войну поблизости, Андрей, улыбчивый тучный мужчина, не носит бронежилета, к автомату берет только один запасной рожок. Он командир небольшого отряда с бронетранспортерами – бронегруппы. Раньше работал в МЧС водолазом, но уволился из-за бюрократии. Через год после начала полномасштабной войны с Украиной он сбрил усы и бороду, коротко постриг волосы и пошел на фронт.
– Даже не знаю, патриотизм какой-то взыграл, наверное, – объясняет он. – Я всю жизнь на службе государству был: и грузы из-под воды доставали, и нефтеразливы ликвидировали, а потом я, как набрался опыта и жирка, был переведен на службу кабинетную. И там невозможно просто оказалось: на каждый униформенный носок смета на десяти листах, полная херня, не для меня. Я ушел в частный сектор, так сказать, консультировал небольшие компании, помогал "кладоискателям" (водолазам, которые ищут ценности на дне рек и каналов. – СР), неплохие деньги, я вам скажу, даже иногда больше, чем здесь выходило, но все как-то не то.
– А тут – то?
– Ну, тоже не совсем. У нас даже шутка бытует, что вот закончится война, вернемся все домой. Те, кто на донецком направлении воевал, в случае стычки какой-то скажут: "Слышь, я воевал", а мы: "Прояви уважение, я почти воевал".
Пока мы разговариваем, в блиндаж то и дело заходят люди – то за патронами, то за "боевым распоряжением". Боец просит "бээрку", чтобы на обратном пути заехать в Мелитополь.
– Сейчас сделаю, ты у меня вписан вроде, – откликается бывший водолаз и поясняет: – Бээрка – боевое распоряжение, без которого [сволочи], ради которых мы с вами здесь и собрались, не дадут ему проехать, дадут по шее и посадят в зиндан суток на десять.
Непечатным словом он называет военную полицию. Она, по его мнению, должна следить не за солдатами, а за людьми, передвигающимися через блокпосты. Среди них много "ждунов" – так он называет мелитопольцев, которые не смирились с российской оккупацией и ждут возвращения украинской власти.
– В Мелитополе же как было – он сдался практически без боя, но вы и сами можете посмотреть: все чисто, разрушенных зданий нет. Нормальных фильтрационных мероприятий там не проводилось. Просто сменились флаги, и все продолжили жить как живут. Мне кажется, это противоречит базовой концепции безопасности, – говорит Андрей.
Люди в Мелитополе и правда не очень приветливы по отношению к российским военным, и чем ближе к Днепру, тем злее взгляды.
– Ну, вот, я, например, не борзею, права не качаю и так далее, а все равно сталкиваюсь с презрением и ненавистью. Кто-то из принципа на мове (украинском языке. – СР) говорит. Это однозначный "ждун", но что я ему сделаю, за косой взгляд же я его в ФСБ не потащу, – жалуется солдат оккупационных войск.
Он вызывает служащих медроты, которые дислоцируются неподалеку. Около месяца назад два его бойца столкнулись с военной полицией, которая приехала к ним на позиции и попыталась забрать машины, на которых медрота вывозит раненых.
– У нас две "буханки", на которых мы вывозим трехсотых ("код 300", ранен. – СР). Эти "буханки" нам дали волонтеры из Архангельска, просто подарили, ничего мы им не платили, – рассказывает предысторию один из них. – Штабные машины давно сдохли. Они тоже остались, но ремонтировать их надо после каждого выезда, и непонятно, не остановятся ли они на полпути потом. Новые машины надежные, а на штабных мы в город ездим докупать медикаменты, которые надо быстро восполнить. И вот в июле к нам заявилась вэпэша (военная полиция. – СР). Типа у них приказ все забрать, это неучтенное. Мы их послали, и они уехали.
Однако военные полицейские вернулись с усилением – старшим офицером и машиной с пулеметом.
– Я им говорю еще раз, что они могут идти на***, а пугать нас не надо. Теперь уже офицер разговаривал, требовал отдать, объяснял приказом и так далее. Ну, против пулемета нам не выстоять, конечно. Мы тогда сослались, что ничего не объясним своему командиру, куда машины делись, а он сейчас на выполнении боевой задачи. Сказали, что мы все отдадим, но пожалуйте нам письменный приказ и приезжайте вечером. Они вроде успокоились, а мы стали думать и додумались до того, что машины сломаем так, чтобы они не уехали, а мы легко их потом починили. Короче, мы просто вынули свечи зажигания, поставили на их место старые и через одну. В общем, приехали эти ребята, но, кстати, без письменного приказа. Мы сказали "добро, забирайте". Они машины завести не смогли, – продолжает рассказ боец.
– Надо еще сказать, что они довольно трусливы. У нас тут рядом, чтобы выехать с позиций, есть две дороги: одна через жужжащее поле (жужжащее от дронов. – СР), там открытая местность и хреновая дорога, можно увязнуть в песке. Вторая – по раздолбанной дороге, над которой тоже дохрена дронов. Там можно ехать быстрее, но только не свернуть никуда, а с "буханкой" на прицепе ты сильно не разгонишься. То есть, в принципе, забрать они могли, если бы пригнали еще машину и взяли на буксир наши, но только они ссыкуны и просто свалили, – добавляет второй.
– Вы же поймите, нам гражданские тачки не нужны были бы, если бы были свои. Потому что обычная "буханка" ничем не оборудована, ее не поставить на довольствие, то есть бензин мы покупаем сами, внутри все ремонтируем и монтируем, чтобы помощь можно было оказать, сами. Выданные штабные машины оборудованы лучше и удобнее, но у них один минус: они нихрена не ездят! – горячится первый боец.
"Руки на месте, башка не вся"
Экс-водолаз успокаивает их и отправляет в соседнюю комнату своего блиндажа – попить чаю.
– Эти парни вывозят моих трехсотых, половина была бы двести (погибшие. – СР), если бы не они, а с ними вот так. Мы и так тут в говне сидим. Я понимаю, что донецкое направление приоритетное, но нам-то хоть что-то дайте. Сколько машин мы уже разъ***ли, боевых имею в виду, – на десять потерянных нам восполняют одну. Ну вот и сиди без транспорта, – жалуется он.
Вскоре такая же история с машиной случилась и у самого Андрея.
– У меня сейчас на ходу три машины. УАЗик для перемещений чисто между блиндажами. Это по факту мотор и каркас. "Мерин" (старый "Мерседес") и "Лада". Вот на последних двух мы, например, возим боекомплект, в том числе на передовую. Эти машины мы купили просто у местных. Тачки разбитые, мы постоянно в них копаемся, ремонтируем, чтобы продержались еще день, потом еще день. И тут приезжает ВП. Надо сказать, что на передовую они не приезжают, а мы тут на второй линии, так сказать. И вот они приехали и говорят: "Забираем, не положено". Я отказываю. Они стали залупаться, типа сопротивление оказываю и "мы тебя сейчас на этих машинах под трибунал", но уже парни мои собрались. И тут, надо сказать, есть у нас самый отбитый, самый смелый, не раз отсидевший в зиндане мужик. Он контуженный, два месяца лежал в госпитале, потом вернулся к нам, и вот он как раз чаще всех в этих машинах копается, потому как чаще всех и ездит. Руки на месте, башка не вся. Он им говорит: "Если вы сейчас не свалите, я вас [убью]. Нам даже БТР выкатывать не придется, я сейчас сяду в башню, пушку разверну и по вам [выстрелю]". Они офигели, но, кажется, не поверили, а он просто развернулся и пошел открывать БТР. ВП прыгнули в машину и уехали. Сорвиголова наш вернулся, смеется, а я ему говорю: дятел, они сейчас вернутся же с подкреплением, – рассказывает Андрей.
– Мы буквально были готовы развернуть стволы. А у нас тут укрепрайон – рассредоточиться запросто и ждать пока приедут. Бэтээры в капонирах, укрытие отличное. Нас отсюда только артой и танками выбивать можно. Но, конечно, они зассали. Оказалось, что бравые воины написали на нас донос, по ихнему "рапорт". Но ни к чему это не привело. Вот две недели сидим и ждем, понадобятся ли нам патроны, – продолжает он.
"Соблюдая правила, войны не выигрывают"
Волонтер, автор нескольких Z-каналов (он попросил не называть их из-за закона о нежелательных организациях), одну их "буханок" лично привез на фронт.
– Военная полиция всегда так себя ведет. Они же настоящую войну не видели, даже с волонтерами по опыту они не сравнятся. Они работают там, где уже почти безопасно, – говорит блогер-волонтер. – Вообще их работа в том, чтобы, например, поймать пьяного солдата до того, как он успеет кого-нибудь застрелить, а потом вздрючить его командира за то, что такое допустил. Такие истории есть. Ну и вообще, поехал солдат в самоволку, к женщине, например, а у нее контакты с украинцами, ну и зарезали солдата, а то и допросили. Чтобы этого не случилось, стоят блокпосты. Наказания жесткие – холодная яма или обнимать березы (провинившихся на несколько суток могут приковать наручниками вокруг ствола дерева. – СР), но зато большинство запоминает с первого раза.
– А транспорт зачем отнимают?
– Есть [придурки], которые попадают в ДТП, например. Они военные, а машины гражданские. Солдат на довольствии, и отвечать должна армия, а она про эту машину ни сном ни духом. Эти ситуации ВП видит, а как те же машины возят боекомплект – ты же не погонишь пять ящиков с патронами на передовую под дронами на грузовике – они уже не видят. И поэтому в их глазах личные машины военных – это вред. Ну и спорить с приказами у них не принято, а посадить солдата в зиндан – это "палка" (отчет о проделанной работе. – СР), как у ментов на гражданке. Вот и получается, что на передовой их нет, поэтому они не видят сути, а на безопасной земле отрабатывают план... В первую очередь должны быть выполнены боевые задачи. Все, что случилось за рамками, как говорится, сопутствующие потери. Соблюдая правила, войны не выигрывают, – утверждает наш собеседник.
Российский военный эксперт (имя не называем из-за закона о нежелательных организациях) говорит, что внутренние конфликты в армии РФ – стандартная практика.
– Обычные военные, особенно боевые офицеры, не любят чеченцев, например. Военная комендатура, особисты, никогда не братались с солдатами. Что касается этих машин, то практически все легковые автомобили, которые сейчас находятся у российских военных, куплены ими за свои деньги и переданы волонтерами. Если их всех заберут, то первый вопрос, конечно, куда их девать, а во-вторых, пусть будут готовы услышать отчет о невыполнении боевой задачи: раньше на легковушке проводили разведку, а теперь разведки-то нет. Ну, конечно, в целом такой подход не очень способствует поднятию боевого духа: вы нам ничего не даете, мы уж, ладно, покупаем сами, так вы это отбираете! Аргумент в пользу того, что, пользуясь гражданскими машинами, военные подставляют гражданских, полностью легитимен. Но военная полиция, отмечу, действует под совершенно другим предлогом, – считает эксперт.
В Женевских конвенциях использование гражданского транспорта военными напрямую не прописано, но подобные действия могут попадать под понятие вероломства, считает юрист Евгений, эксперт по международному праву, попросивший не указывать его фамилию. По общему правилу военные не должны изображать из себя гражданских.
– Для того чтобы содействовать усилению защиты гражданского населения от последствий военных действий, комбатанты обязаны отличать себя от гражданского населения в то время, когда они участвуют в нападении или в военной операции, являющейся подготовкой к нападению. Это сказано в п.3 ст. 44 ЖП1, – поясняет он. – Примером вероломства является симулирование обладания статусом гражданского лица или некомбатанта, сказано в пункте 1 статьи 37 Женевских протоколов (часть первая), – цитирует эксперт положения международных правил ведения войн.
В самом начале войны с Украиной, когда российским войскам не удалось взять "Киев за три дня", стало понятно, что необходимо больше ресурсов. Нехватка машин стала одной из самых острых проблем: не хватает грузовиков для перевозки людей и буксировки легкой техники, например минометов. Восполняли недостающую технику в инициативном порядке, например, губернаторы регионов. Псковская область в начале войны покупала своим десантникам "Тигры".
Сколько всего легковых авто находится "на службе" у российских военных в Украине, неизвестно – это расходники, как и дроны. Новые машины нужны всегда, говорят военные. Подразделению, чья живая сила уместится в пять грузовиков, нужно около 50 легковушек. А их в лучшем случае бывает пять-десять, да и те постоянно ломаются или их подбивают.
Мы не разглашаем настоящее имя автора этой публикации из-за угрозы уголовного преследования по закону о нежелательных организациях в России.
