8 сентября 1941 года началась блокада Ленинграда, продолжавшаеся 842 дня. Это была самая трагическая страница в истории города. Свидетелей тех страшных дней осталось совсем немного. Корреспондент Север.Реалии поговорил с заслуженным учителем РФ, председателем Комитета блокадников в городском Совете ветеранов Людмилой Смирновой, которая всю блокаду провела в городе вместе с родителями и потеряла маленькую сестренку, умершую от голода.
Сейчас в Совете ветеранов Санкт-Петербурга состоит 30 жителей блокадного Ленинграда. Тех, кому была вручена медаль "За оборону Ленинграда", в городской ветеранской организации осталось всего пятеро.
Людмила Михайловна Смирнова родилась в Ленинграде 7 апреля 1939 года. Вместе с родителями она жила в доме на Конторской улице, рядом с пожарной каланчой. Каланча сохранилась и сегодня, а деревянный дом в 1943 году разобрали на дрова: окруженный город нужно было чем-то топить, и с каждой зимой положение дел стремительно ухудшалось. Жители согревались самодельными буржуйками. В ход шли не только столы и стулья, но и книги.
– Нас перевезли в другую квартиру, на Малую Охту, улица Стахановцев, дом 19, квартира 22. Когда блокада началась, отец работал шофером на заводе Петрозавод, и у него была бронь, но когда началась блокада, он ушел добровольцем на Дорогу жизни. Стал шофером там. Когда это случилось, вместо него на Петрозавод пошла работать мама. Она стала курьером первого отдела, носила почту. А меня отдали в очаг. Так раньше называли детские сады. Он находился на Георгиевской улице, сейчас она называется Шапитовская. Здание это не сохранилось, оно было на углу Среднеохтинского проспекта и Шапитовской, – вспоминает Людмила Михайловна, без запинки выдавая адреса 80-летней давности. – В нашем детском саду ни один ребенок не умер.
Уже потом Людмила Михайловна узнала, что продовольственные карточки сдавались в детский сад ежедневно, кроме выходных, и поэтому детям, его посещавшим, удавалось поесть чуть больше, чем 125 граммов хлеба, выделявшихся на "иждивенца".
Когда родителям предложили отправить маленькую Люду и ее сестренку в эвакуацию, мать не смогла расстаться с детьми. "Если умрем, то вместе", – сказала она тогда. Но хоронить пришлось младшую сестренку Людмилы, умершую от голода. Ей было всего шесть месяцев. Есть было нечего, и мама покормила младенца дурандой. Во время блокады так называли спрессованные куски жмыха, отходов, оставшихся после производства муки. Их распаривали в кастрюле или запекали. В так называемое "смертное время", страшную зиму 1941–42 года, дуранда спасла тысячи жизней ленинградцев, но младенческий организм этой грубой пищи не выдержал.
– Отец пришел с работы, сколотил гроб, и Веру похоронили. Мама, чтобы запомнить, где могила, записала в шкафу на стенке, рядом с какими могилами похоронила дочку. Наша квартира была на пятом этаже. А потом мы переезжали на улицу Стахановцев, лифта там не было, и поднять этот шкаф наверх было некому. А на следующий день, когда родители вернулись за шкафом, его уже не было, видно, кто-то разобрал его на дрова. Мама так и не смогла вспомнить, где похоронила Веру.
От голодной смерти ленинградцы спасались, как могли. Людмила Смирнова хорошо помнит, как дедушка, умерший от голода на втором году блокады, перед смертью говорил маме, что весной нужно собирать крапиву и осот и заваривать их кипятком, делая крапивную кашу. Из ведра получалась небольшая тарелочка. Еще одним видом пищи была та самая дуранда.
– Даже сейчас, когда я произношу это слово, во рту слюна появляется, – говорит Людмила Смирнова. – Это было настоящим лакомством. О том, как она делается, я узнала уже потом, студенткой, когда поехала на целину. Из семечек подсолнечных выдавливаешь все масло, остается шелуха, которая пахнет семечками. Вот из этих остатков и делали прессованные блоки.
Всех ужасов блокады, о которых очень много написано и рассказано, Людмила Михайловна не помнит. Взрослые, как могли, пытались оградить ее от них.
– Наверное, нас слишком оберегали. Да и маленькие мы были, не понимали всего, конечно. Взрослые старались сделать так, чтобы для нас, для ребят, жизнь была обычной. В очаге проходили праздники, а на Петрозаводе для детей работников была организована елка. Мне подарили на ней куклу. Очень сильным было чувство голода, память о котором на всю жизнь осталась. В День Победы маму отпустили с работы пораньше, и мы вместе с ней пошли к Медному всаднику, там были гуляния. Тогда еще карточки действовали, но там, видимо, в честь праздника стояла лавка, а в ней продавались булочки и игрушки. Когда мама предложила мне выбрать, что купить, я булочку выбрала, конечно. Голод – это очень сложное испытание.
Фашисты и немцы
Вспоминая блокаду, Людмила Смирнова рассказывает не только о бомбежках, голоде и постоянном чувстве страха, но и о том, что за эти годы "переболела всеми детскими болезнями", в том числе коклюшем. В это время она лежала в больнице Карла Либкнехта. В те дни, когда не было бомбежек, детей выводили гулять к воде на набережную Невы: для лечения болезни рекомендуют длительные прогулки у водоемов. С больницей связан и еще один эпизод, врезавшийся в детскую память. На прогулке медсестра в первый раз сделала маленькой Люде косички, вместо лент вплетая туда медицинские бинты. А когда ее приходила навестить мама, девочка говорила ей, что каша в больнице гуще, чем в детском саду.
– Нас во время блокады водили из садика выступать перед солдатами в госпиталь на Шапитовской улице, где сейчас городская больница. Я читала стихотворение "Два маленьких котенка поссорились в углу". Потом уже только узнала, что это "английские песенки" в переводе Маршака. Книга с этими стихами до сих пор стоит у меня дома на полке, как память о тех годах. Мои девочки их потом тоже выучили.
Рассказывая о собственном детстве, Людмила Смирнова многое вспоминает до мельчайших деталей. Как гуляла во дворе на улице Конторской. Как говорила маме: "Зачем ты так высоко комнатку взяла?", когда маме приходилось поднимать ее на плечах на пятый этаж уже по новому адресу, на улице Стахановской, и как там же зимой всех детей укладывали спасть на кухне – там стояла плита и было хоть какое-то тепло.
– Мама приходила с работы, мы ложились, накрывались одеялом, она мне читала "Муму", и мы обе плакали. Голодная, уставшая, а все равно читала. А засыпали все время только с одной мыслью: чтобы поскорее закончилась война, и папа вернулся домой. Мы особо верующими не были, но тогда все молились об этом.
Родители Людмилы Смирновой, как и она сама, пережили блокаду и войну и оказались долгожителями. Отец умер в 1996 году в возрасте 89 лет. А мама ушла два года спустя, дожив до 91 года. В доме до сих пор хранятся их медали "За оборону Ленинграда". У самой Людмилы Михайловы есть знак "Житель блокадного Ленинграда". Она хорошо помнит, что даже спустя много лет после войны ее родители и родственники, каждый год собиравшиеся за столом 9 мая, никогда не говорили о блокаде. Слишком много горя принесла она семье, забрав жизни близких людей. Главным тостом на застольях в День Победы всегда были слова "лишь бы не было войны".
Немцев Людмила Смирнова в первый раз увидела уже после войны. В Ленинграде оставалось большое количество пленных, работавших на восстановлении города. Одна встреча с вчерашними захватчиками особенно врезалась в память.
– У нас рядом на Таллинской они строили дом. Это, наверное, 1947–1948-й был. Тогда как раз первые коммерческие батоны в продаже появились, серые такие. И один раз, когда мы с мамой шли и несли батон, подошли пленные. Мама отломила кусок и дала им. Я спросила у нее, зачем ты это сделала, ведь это же фашисты. А она мне ответила, что есть фашисты, а есть немцы. И я это запомнила и стала к ним как-то спокойнее относиться. На войне это враг, а здесь уже человеческие отношения какие-то. Они потом еще ходили по домам, стучались в квартиры и разные поделки предлагали.
"Там тоже люди гибнут"
После войны жизнь семьи Смирновых пошла своим чередом. Отец, вернувшийся с фронта весь в орденах и медалях, продолжил работать шофером, а Людмила пошла в первый класс. Потом поступила в Ленинградский педагогический институт имени Герцена и, будучи студенткой, ездила на освоение целинных земель. А в 1961 году, получив диплом по специальности учителя химии, биологии и основ сельского хозяйства, поехала работать по распределению в Мурманскую область, в город Оленегорск. Через два года вышла замуж и вернулась в Ленинград. Вместе с мужем вырастила двух дочерей. В родном городе она почти 40 лет работала учителем химии в 533-й школе Красногвардейского района. В 1978 году Людмиле Михайловне присвоили звание "Герой социалистического труда", с вручением ордена Ленина и золотой медали "Серп и Молот". В 2003 она стала почетной гражданкой Красногвардейского района.
В советское время Людмила Смирнова избиралась депутатом Красногвардейского районного Совета народных депутатов, членом Центрального комитета профсоюза работников просвещения и Ленинградского городского комитета КПСС.
В свои 83 года она по-прежнему очень активна. Возглавляет комитет в ветеранской организации и продолжает работать с молодежью, руководствуясь неизменным жизненным принципом "кто, если не мы". Но с сожалением замечает, что сегодняшние формы проявления патриотизма часто обесценивают само это понятие.
– Знаете, мы, наверное, сами виноваты, что это все так воспринимается. Когда георгиевскую ленточку или нашу блокадную зеленую ленточку вешают куда попало, чуть ли не на выхлопную трубу машины, для меня это, конечно, дико. Если это все-таки какие-то дорогие для нас символы, связанные с победой, такого быть не должно. Не стоит их вешать где надо и где не надо.
За новостями о так называемой "спецоперации" в Украине Людмила Смирнова внимательно следит, в основном, по телевизору, но считает, что полностью доверять поступающей оттуда информации сегодня нельзя.
– Мы, наше поколение, привыкли верить тому, что напечатано в газете или сказано по радио. Сегодня, когда можно сделать любой документ, уже не знаешь, кому верить. Одни говорят одно, другие – другое, а сам ты непосредственно не можешь видеть, что происходит, – размышляет Людмила Михайловна. – Показать можно все, что угодно, но у медали ведь всегда две стороны. Недавно наш генерал Чирков ездил с группой на границу с Донбассом. Говорил, что мирное население там готово просто молиться на наших солдат. И постричь бесплатно в парикмахерской могут, и продукты свои принести. С другой стороны, у нас женщина есть, в НМЦ завхозом работала, у нее родная сестра там (в Украине. – СР) осталась, под Винницей. И эта сестра долгое время даже звонить не хотела сюда, говорила "вы нас уничтожили". Мы же стреляем, там тоже погибают, правильно? И родители тех детей, которые погибли, к нам соответственно относятся. А вообще, как на пороховой бочке живем. Жаль молодежь, опять столько молодежи погибнет хорошей!
К началу блокады Ленинграда в городе не было достаточного для длительной осады количества продовольствия и топлива. Единственным путём сообщения с Ленинградом стал маршрут через Ладожское озеро, досягаемый для вражеской артиллерии, авиации и военно-морских сил, располагавшихся на озере. Пропускная способность этой транспортной артерии не могла полностью удовлетворить потребности города, в Ленинграде начался массовый голод, последствия которого усугублялись суровой зимой первого года блокады и проблемами с отоплением. Ценой этого стали сотни тысяч жизней: по официальным данным, от голода и бомбежек в городе погибло более 641 тысячи человек, но многие историки предполагают, что на самом деле количество погибших может превышать миллион человек. Историк Марк Солонин, указывает на то, что советское руководство не сделало всего возможного для того, чтобы наладить снабжение Ленинграда и не допустить массовой гибели людей.
За три блокадных года немецкой авиацией было совершено 272 воздушных налёта, из которых 193 были выполнены в ночное время. На город было сброшено 69 613 зажигательных и 4686 фугасных бомб. Воздушная тревога объявлялась в городе 642 раза, общее время ее продолжительности составляет 702 часа. От бомбардировок погибло около двух тысяч человек, еще десять тысяч получили ранения разной степени тяжести.
