Ровно два года назад, 2 октября 2020 года, главный редактор издания KozaPress Ирина Славина совершила самосожжение у здания МВД Нижнего Новгорода, написав на своей странице в фейсбуке: "В моей смерти прошу винить Российскую Федерацию". На самоубийство 47-летняя журналистка пошла из-за многолетнего давления властей. Сегодня Север.Реалии публикует отрывки одного из последних интервью Ирины Славиной.
Трагическая судьба Ирины Славиной стала символом свободной российской журналистики, особенно важным теперь, когда она подверглась тотальному разгрому и фактически перестала существовать.
После гибели Славиной многие говорили о том, что силовики, издевавшиеся над Ириной и подвергавшие ее жесткому прессингу, должны быть наказаны. Семья Ирины Славиной после её смерти заявила, что винит в "доведении до самоубийства" людей, которые "организовали и осуществляли давление на журналистку". Родственники Славиной вместе с правозащитниками эти два года пытались инициировать уголовное дело по статье "Доведение до самоубийства", но СК как минимум трижды отказывал в его возбуждении. Первый раз СК сослался на возможное "смешанное расстройство личности" у журналистки, затем ведомство решило, что суицид стал результатом "внутренней переработки и осознанного желания уйти из жизни". Несмотря на регулярные отказы, семья журналистки не сдаётся, но не сильно верит, что у них что-то получится. Сайт независимого издания KozaPress не работает с февраля 2021 года. Дочь журналистки Маргарита Мурахтаева, которая первый год после смерти Ирины Славиной вела издание вместо матери, заявила, что она решила "отпустить "Козу" к своей хозяйке".
Запись интервью с Ириной Славиной была сделана в начале пандемии коронавируса – это было учебным заданием студенток одного из вузов Петербурга. Одна из девушек, которая беседовала тогда со Славиной, рассказывает, что новость о смерти Ирины была для неё ударом.
Студентка вспоминает: после часа разговора Славина стала для неё "символом, какой должна быть журналистика – правда вопреки всему". От предложения опубликовать интервью сразу после смерти Ирины Славиной девушка отказалась. Только в 2022 года она отдала запись в распоряжение Север.Реалии.
– KozaPress – это не совсем привычное издание, – рассказывала Ирина Славина. – Оно состоит из одного человека – меня. Но это нельзя назвать естественным и правильным, потому что СМИ – это прежде всего команда. Но меня выручает то, что очень многие люди публикуют интересные посты, которые удаётся потом размещать в "Пятой колонке" как статьи колумнистов. Есть журналисты, которые работают у меня бесплатно. Есть айтишник, который уже 5 лет ведёт проект – тоже бесплатно. Плюс небольшие донаты, которые позволяют мне хоть как-то существовать.
Я решила вести отчёт истории издания с поста в фейсбуке. 12 мая 2015 года я написала пост, который собрал почти 400 комментариев. Тогда очередной раз по воле учредителей я осталась без работы и фактически вышла на рынок с волчьим билетом. Вообще-то СМИ принадлежат, как правило, одним и тем же финансовым и промышленным группам. У них определённая редакционная политика. Я понимала, что с моей репутацией скандального журналиста я работу себе нигде не найду. Сидела в фейсбуке, рассуждала: "Нижегородцы, нужно ли вам издание, которое публиковало бы информацию, необходимую читателям, а не обслуживало интересы нашего местного Нижегородского Кремля?" И мы тогда просто гипотетически придумывали названия, у меня тогда даже в мыслях не было заводить СМИ: для этого не было ни денег, ни компетенций – потому что одно дело быть журналистом, другое дело управлять редакцией. Но родилось название KozaPress – его придумали люди. А потом мне в личку написал один молодой человек и сказал: "А давайте я сделаю вам сайт, давайте регистрировать СМИ".
И все это мы запустили без копейки моих собственных денег. Первые платежи, которые пришлось делать в налоговую и в прочие структуры, – это всё задонатили пользователи фейсбука, мои читатели... Я прекрасно понимаю, что крупные инвестиции – это сразу потеря независимости. Я пока не вижу никакого выхода. К сожалению, донатов мало. Пожертвований не хватает даже платить себе более-менее рыночную зарплату. И мне приходится подрабатывать дизайнером, до определённого момента я подрабатывала в других СМИ за гонорары – так выплывала четыре года. На пятый я ушла в свободное плавание, потому СМИ были уже не готовы мне платить. Всё очень скверно у нас на рынке труда.
– Вы упомянули, что у вас была скандальная репутация журналиста, и вы всё это время работали в Нижнем Новгороде. В этом году было пять лет с момента смерти Бориса Немцова, который плотно связан с городом. Вы освещали как-то эти события?
– Мне даже в камере полиции удалось посидеть в связи с этим. Но вообще надо сказать, что KozaPress, несмотря на бедность ресурсов – полтора землекопа в редакции, – занимало вторую строчку в рейтинге цитируемости "Медиалогии".
– Мы вас так и нашли. У вас была ниже посещаемость по сравнению с более крупными изданиями. Но при этом из списка цитируемости вы были самым привлекательным СМИ.
– Смотрите, про посещаемость все объясняется просто – потому что KozaPress в день публикует не больше 6–7 новостей. В то время как другие СМИ валят поток информационного мусора, по 30–40 каких-то публикаций в день. Естественно, это привлекает трафик.
Более того, редакционная политика (как ни смешно это звучит, потому что редакционная политика – это я) – никакой желтизны, никаких бытовых криминальных новостей, никаких кровавых ДТП. Единственное исключение – это ДТП с многочисленными жертвами и новости о гибели или насилии над детьми. То есть вся прочая поножовщина, которая привлекает трафик, никоим образом мной не освещается. Тем не менее, мой трафик не последний в Нижнем Новгороде.
– Но узнаваемости вашей это не помешало.
– Да, что кажется продвижения, когда твоё издание в один год упоминает и Би-би-си, и "Медуза", и "Дождь", и блогер Варламов, и Алексей Навальный, то это повышает узнаваемость. Спасибо я за это должна сказать полиции и прокуратуре, которые прессуют меня.
В прошлом году (в 2019. – СР) меня оштрафовали по административке на общую сумму в 100 тысяч рублей, которые дополнительно собрали мои читатели.
27 февраля 2019 года, в день Всероссийской памяти Бориса Немцова я прошла по Большой Покровской (улица в центре Нижнего Новгорода. – СР) с его портретом в окружении группы людей. Мы прошли молча. Быстро. Никем не остановленные. Без всяких замечаний. А спустя несколько дней, 5 марта 2019 года, когда я спешила на пресс-конференцию художника Васи Ложкина, меня задержала полиция на остановке возле дома и посадила в камеру со словами, что мне придётся там оставаться до утра. И вот я – жена и мать, лет мне уже не 18, да и вообще я никакой вины за собой не чувствую – сидела в вонючей камере без телефона. Он к тому времени разрядился и был изъят, как и шнурки. В это время стоял вой в федеральных СМИ, который заставил реагировать в том числе и губернатора. Поэтому ближе к полуночи в полицейский отдел "припылил" прокурор и освободил меня из плена постановлением о незаконном задержании свыше трёх часов. Потом был суд. Были и другие суды. И штрафы.
– Какие трудности у вас возникают при создании материалов во время пандемии?
– Был звонок. Сотрудники полиции вызывали меня с заявлением, что я распространила "фейк". Я сказала: "Фейк – не вопрос. Вызывайте повесткой". И положила трубку. Неделя прошла, до сих пор никто не связывался. Дело в том, что я написала новость о первом заражённом в одном из городов Нижегородской области, потом наш местный Кремль отрицал это, заявляя, что тесты проходят верификацию.
Для меня профессионально важно распространять только достоверную информацию, а власть говорила, что информация о первом заражённом не соответствует действительности. Затем я пыталась официально узнать результат теста на коронавирус этого человека, но мне отказывали в получении информации, ссылаясь на закон о персональных данных, что странно, ведь сами фамилии или что-либо ещё я не запрашивала. И уже неофициальный источник мне подтвердил, что тест на коронавирус был положительный, и я сделала новость. Именно после этого был звонок из полиции.
В июле 2020 года Ирине Славиной всё же был назначен штраф за "фейки" в размере 65 тысяч рублей. Это дело было прекращено судом только после смерти журналистки.
– В середине апреля к моему коллеге Саше Пичугину вломились ближе к ночи силовики, – продолжает Славина. – Поставили на колени, заковали в наручники, жена у него была на девятом месяце беременности на тот момент. Ему грозит уголовное преследование за распространение "фейка". Он сделал анонимный пост в телеграме – саркастическую аллегорию, посвящённую богослужению в Дивеевском монастыре в Вербное воскресенье. Несмотря на режим самоизоляции, там было столпотворение. Многие об этом написали. В общем, его уволокли в Следственный комитет, всю ночь допрашивали, а мы тут стояли на ушах. И у нас родилось впервые в жизни в Нижнем Новгороде коллективное письмо в защиту нашего коллеги Пичугина, которое подписало множество журналистов. Такой солидарности никогда не было.
12 апреля в телеграм-канале Александра Пичугина "Сорокин хвост" появился текст, который начинался словами: "Внимание! Сегодня по всей стране проходит спланированная акция по инфицированию населения смертельно опасной болезнью". В ноябре 2020 года суд всё-таки приговорил журналиста к штрафу в 300 тысяч рублей по обвинению в распространении "фейка" о коронавирусе.
– У вас на сайте нет возможности комментировать новости. Почему?
– Смысл очень простой. У меня нет возможности отслеживать комментарии, чтобы удовлетворять одну известную организацию Рос…Роскомпозор. С ней у меня складываются очень сложные отношения. Счёт 2:1. Однажды они меня оштрафовали на пять тысяч за новость о суициде. Потом я отбилась в суде по их обвинению за распространённый пресс-релиз Следственного комитета.
– Как это? В чём заключалось обвинение?
– Обвинение состояло в том, что я распространила фотографии Следственного комитета, на которых была символика запрещённой в России организации, название которой я не знала и, собственно, не знала и значения этой символики. Ведь сам Следственный комитет ни о чём не предупредил. Но они (Роскомнадзор. – СР) пытались штрафануть меня как должностное лицо и редакцию. Мне грозило минимум 40 тысяч рублей штрафа, что для меня неподъемная сумма. Но я отбилась. Хотя тот же судья на следующий день признал меня виновной в "деятельности нежелательной организации". За репост моей собственной новости о приезде Ройзмана в Нижний Новгород! (Смеётся.)
Ну, я как журналист публикую новость, она выходит на ленте. Ни у каких организаций к этим новостям нет претензий по линии СМИ. Роскомпозор молчит. Я делаю репост этой новости к себе на страницу в фейсбук, а старший помощник прокурора города Яшин тащит меня в суд по обвинению в деятельности нежелательной организации, потому что приезд Ройзмана организует "Открытая Россия", которую я даже не упоминаю.
– Если у вас нет комментариев на сайте, то как вы отслеживаете общественную реакцию? Через соцсети и через ваш канал в фейсбуке?
– В этом и смысл: чтобы люди не комментировали на сайте, а утаскивали в соцсети. Расшаривали там. Но есть исключение: “ВКонтактик” я ненавижу, он мне не даётся, к тому же там масса отмороженных людей.
– К теме коронавируса. По вашим личным прогнозам, будет ли у нас вскоре послабление карантина происходить в России?
– Не могу предположить. Однако меня не пугает коронавирус, хотя я не отрицаю опасность. Я думаю о том, что я могу заразиться и, скорее всего, для меня это будет иметь тяжёлые последствия, потому что дважды в жизни я переносила двустороннюю очаговую пневмонию. И с тех пор кашляю уже 20 лет. И я всё равно не боюсь заразиться.
Но я знаю, что увеличение безработицы всего лишь на 1% влечёт за собой всплеск преступности на 5–6%. И это меня страшно пугает. Меня охватывает паника, если моя 20-летняя дочь задерживается где-то вечером, возвращаясь с работы. Я с ужасом жду этого всплеска преступности. Он неизбежен, и это видно уже сейчас по новостям о том, как люди пытаются выносить деньги из банкоматов.
Насчёт прогнозов я не чувствую себя экспертом по этой теме, но я с интересом смотрю мнение вирусологов и медиков. Никакой надежды на власть у меня нет: что она всё сделает правильно, что её действия будут логичными. Всё, что до сих пор происходит, вызывает у меня чувство недоверия и даже лёгкой паники. Я вижу, что люди, которые принимают решения, действуют хаотично.
– А для вас самой как проходит карантин?
– Если говорить обо мне, то за время карантина я связала четыре палантина. Заработала на этом денег.
Главного редактора KozaPress Ирину Славину часто задерживали и судили по административным статьям: об организации митинга, об участии в деятельности "нежелательной организации", о "неуважении к власти", распространении "заведомо недостоверной" информации о коронавирусе.
Последней каплей стал обыск по уголовному делу по статье о деятельности "нежелательной организации". Само дело было возбуждено в отношении нижегородского активиста и пастафарианина Михаила Иосилевича. Славина проходила по делу свидетелем. Ранним утром 1 октября 2020 года в ее квартиру пришли силовики. Обыск у Ирины длился четыре часа, всё это время ей не давали вызвать адвоката, затем у неё изъяли все электронные устройства.
Сама Ирина Славина рассказала об этом обыске так: "В 6:00 в мою квартиру с бензорезом и фомкой вошли 12 человек: сотрудники СКР, полиции, СОБР, понятые. Дверь открыл муж. Я, будучи голой, одевалась уже под присмотром незнакомой мне дамы, – рассказала Славина. – Искали брошюры, листовки, счета "Открытой России", возможно, икону с ликом Михаила Ходорковского. Ничего этого у меня нет". На следующий день Ирина Славина написала на своей странице в фейсбуке: "В моей смерти прошу винить Российскую Федерацию". Через несколько минут она подожгла себя у здания МВД. От полученных ожогов журналистка умерла на месте.
