Андрей Боровиков – бывший глава штаба Навального в Архангельске, который получил 2,5 года реальной тюрьмы за публикацию во "ВКонтакте" клипа группы Rammstein – во вторник освободился из колонии в Архангельской области, последние полгода он провел в строгих условиях содержания (СУС). Он рассказал корреспонденту Север.Реалии, что бороться сейчас можно лишь за свою душу и надо "даже последним оставшимся зубом кусать обидчика за пятку и не бояться".
Андрей Боровиков начал заниматься активистской работой в 2017 году, когда в Архангельске только открылся штаб Навального. Но организация просуществовала чуть больше года и закрылась. Примерно тогда же в Архангельской области и соседней Республике Коми начались мусорные протесты: многочисленные акции против строительства полигона на станции Шиес, куда планировали свозить мусор из Москвы. Боровиков, как и многие жители двух регионов, выходил на акции против действующей власти и на протесты против мусорного полигона.
В 2018 году его оштрафовали за участие в акции "Он вам не Димон" (многочисленные протесты по всей России в 2018 году прошли после публикации Фондом борьбы с коррупцией фильма о Дмитрии Медведеве, который на тот момент возглавлял российское правительство. Авторы фильма обвинили Медведева в коррупции. – СР). В сентябре 2018 года Боровикова оштрафовали за участие в протестах против повышения пенсионного возраста, а весной 2019 года – за участие в акции против строительства мусорного полигона в Шиесе. Тогда же, в 2019 году, в Архангельске вновь открыли штаб Навального, который возглавил Боровиков.
Штрафы за протесты легли в основу первого уголовного дела против активиста, которое возбудили весной 2019 года по так называемой "дадинской статье". Осенью его приговорили к 400 часам обязательных работ.
Новое уголовное дело против Боровикова появилось спустя год: его обвиняли по статье о распространении порнографии из-за клипа Rammstein, который был опубликован в 2014 году в разделе "Мои видеозаписи" на его странице во "ВКонтакте". Инициатором преследования стал местный житель Александр Дурынин, который работал в Архангельске грузчиком и устроился волонтером в штаб Навального. Дурынин, судя по его показаниям, нашел у Боровикова клип немецкой группы. Дурынин зимой 2020 года пришел в штаб, предварительно надев на себя прослушку и скрытую камеру, которые ему дали в Управлении "Э" регионального МВД, и задал вопросы Боровикову о клипе.
Весной 2021 года Боровикова приговорили к 2,5 годам колонии.
– Пока не до конца осознаю, что я освободился, и ощущаю себя немножко невменяемо. Я думаю, это нормальное ощущение. Два года заключения как-то вымывают тебя из реальности, и ты пребываешь в какой-то параллельной реальности, – сказал Боровиков Север.Реалии. – Вот сейчас, когда я из этой параллельной реальности возвращаюсь, люди, лица, одежда, запахи, воздух – все такое забытое и в то же время новое. Последние полгода я был в строгих условиях содержания (СУС) – это закрытая барачная система, где на воздух выводят только на полтора часа в день. Все эти вещи, которые и меня, и вас сейчас окружают, кажутся мелочами. Но это не мелочи. Об этом много писали разные писатели, но ни у кого так и не получилось выразить это словами. Я понимаю, что и сейчас у меня это тоже не получается. Быть на воле – это счастье.
Последние полгода, прямо почти что день в день шесть месяцев назад, меня признали злостным нарушителем режима содержания и перевели строгие условия содержания, так называемый СУС. У нас там было несколько человек. Но надо понимать, что это не какие-то опасные для общества преступники, а те, кто неугоден администрации. В первую очередь те, кто даже в условиях колонии борется за свои права и пишут разные жалобы. Это те, кто по какой-то причине пошел на конфликт с администрацией. Именно все эти люди находятся в строгих условия содержания. Зачастую администрация отправляет туда заключенных, даже не обосновывая то, что они опасны. Мне выписали одно нарушение за то, что у меня нашли гель для душа, потом за то, что я лежал в штрафном изоляторе, и за то, что у меня кусок хлеба в кармане видели. Вот по этим причинам меня признали опасным. Что за опасный гангстер такой с куском хлеба в кармане? И там такие же ребята были.
– Какие условия были в ШИЗО?
– В первый раз в ШИЗО я попал в ноябре. За то, что после отбоя я пошел попить воды и слишком долго ее пил. Меня отправили в ШИЗО на восемь суток. В ноябре ШИЗО – это сложно, потому что там сырость и холод. Если зайти человеку с улицы, то кажется, что все нормально. А на самом деле в помещении температура градусов 16, и если находиться в этой комнате несколько суток, то это ужасно. Эти 16 градусов ты ощущаешь как лютый мороз. Ты не можешь согреться, тебе не дают кипяток, у тебя нет ничего. Ты страдаешь от того, что тебе холодно и находишься в этом грязном, вонючем помещении. Но меня очень выручала поддержка. Мне писали письма, люди переживали за меня. Чтобы согреться, я отжимался и приседал, потом придумал, как контрабандой в камеру доставить чай. Оторвал кусок простыни от своего постельного белья, скрутил ее в жгут и на железной кружке, разжигая свою простынь, кипятил воду и заваривал чай. Это был самый вкусный чай, который можно попробовать. Это был обычный дешевый чай, но когда ты оторвал кусок своей простыни, поджег ее спичкой, которая запрещена и попала в ШИЗО контрабандой, ты греешь кружку на железной решетке и видишь, как закипает вода, – вкус у этого чая божественный.
– Сторонники штаба Навального писали вам письма?
– Да, писали. И довольно много людей писало из разных стран, городов. Я удивлялся, почему они не боятся. Я понял, что смелые люди остались, отважные люди остались. Может быть, безумные люди в своей смелости, но великие свершения в стране всегда совершали немного безумные и отважные люди.
– В колонии вы учились в ПТУ на мастера швейного дела. Вам удалось поработать по специальности?
– Я закончил ПТУ, меня отправили работать раскройщиком в раскройный цех. Я занимался кроем, у меня были разные ножи, ножницы. Я кроил огромное количество разных изделий. Я поработал буквально с июля по ноябрь, получал зарплату 365 рублей в месяц. Такая зарплата бывает. Рабство до сих пор существует, по крайней мере в России. Но в ноябре меня отправили в ШИЗО, потом еще несколько раз в ШИЗО, и в феврале меня признали злостным нарушителем и отправили в СУС, где работу не доверяют. Чему я был очень рад, потому что работать за 365 рублей – это унизительно, и в первую очередь по отношению к труду, потому что каждый труд должен быть оплачен хотя бы минимально. У нас есть закон о минимальной оплате труда, и даже заключенному надо платить эту минимальную оплату труда, потому что нельзя говорить человеку, что ты находишься в тюрьме за нарушение закона, и в то же время, нарушая закон, платить ему 365 рублей. Это свинство.
– Вам на Новый год кто-то оставил подарок в ШИЗО. Можете об этом рассказать?
– Да, была такая история. Хочется быть человеком даже в нечеловеческих условиях. Когда я был в обычном отряде, мы с ребятами скинулись кто чем мог и купили разные сладости: кофе, чай, сигареты. Я хоть и не курю, но сигареты в тюрьме – это дефицитный продукт, поэтому ими угощают даже некурящие. Мы купили эти вкусности, чтобы организовать новогодний стол. Вот, Новый год, мы уже все закупили, а меня отправили на Новый год в штрафной изолятор. Ребятам, с которыми я был в отряде, хотелось сделать мне приятное. Они оставили мне определенное количество шоколада, фруктов, упаковали все красиво и получилось словно это детский новогодний подарок. Обществу кажется, что человек сидит за тяжкие телесные, за изнасилование, за воровство. Но даже с такими людьми ты умудряешься строить здоровые отношения и как будто бы он и не преступник. И стараешься делать друг другу приятное, что-то дарить или "подгонять", как говорится в колонии.
– Пока вы находились в колонии, начались военные действия России в Украине. Как вы восприняли новости?
– Я новости о 24 февраля недооценил. Я думал, что это больше медийный шум на почве того, что уже было на востоке Украины. А когда я узнал, что произошло, я понял, что даже теоретически не мог предположить, что такое может быть. Даже мои какие-то смелые прогнозы были перебиты всем тем, что там происходит. Они были перебиты всем тем, что делают с нашим народом, людьми, с гражданским обществом, с независимыми СМИ. После 24 февраля наша страна уже не может быть прежней, она уже другая. Она изменилась навсегда.
– Выходя из колонии, вы сказали, что вас провожали "всем СУСом". Как вообще к вам относились в колонии?
– СУС – это всего лишь пять человек, я – пятый. Когда меня провожали, то мы все сели за столик, заварили крепкий чай, взяли конфеты и по старой тюремной традиции "погоняли кружку чая". Принято в такие моменты пить чай из одной кружки. В целом, когда другие заключенные слышали про мое дело о распространении порнографии, то лишь удивлялись. Расспрашивали, как так получилось, говорили, что никого с такой статьей не видели. Когда уже общались, то все понимали, что я политический заключенный. Безусловно, случались какие-то конфликты, но это все уже больше по личности, были и дружеские взаимоотношения. За эти два года произошло очень много всего. Я думаю, что много всего вспомню, но чуть позже: когда приду в себя и мое сознание свыкнется с новым миром.
– Вы смогли с кем-то подружиться в колонии?
– Смотря что вы называете дружбой. Приятельские отношения, скорее всего. Они сложились с некоторыми людьми на фоне литературы, потому что я много читал разных книг, и занятий спортом, которых тоже было много. Но так, чтобы подружиться... Чаще всего, проживая свою жизнь, мы не имеем друзей.
– После приговора вы говорили, что вы не можете предугадать, каким будет ваше будущее, когда вы будете выходить из колонии.
– Сейчас оно тем более не предугадано. Оно тем более таит для меня много неизвестного, потому что тогда я находился в роли заключенного, а сейчас я все-таки не на свободе, потому что в России нет свободы. Я на воле. Лагерный сленг хорошо подходит к этой ситуации здесь и сейчас. Я на воле. Что со мной будет уже завтра в России? Это сюрприз. Я молю Бога, чтобы он дал мне силу духа, чтобы достойно пройти все эти испытания. Я не могу назвать себя сильно верующим человеком, но скажу вам так: во время вынесения приговора все начинают верить в какого-то Бога.
– Вы говорили, что не хотите уезжать из России. Несмотря на своей пережитый опыт, на все происходящее в стране, вы по-прежнему не хотите уезжать из России?
– Я не хочу уезжать из России, потому что мне нравится жить в России. Хотя, с другой стороны, я никогда не жил в других странах. Мне не хотелось бы уезжать из России по нужде или из-за страха. Я бы хотел уехать из России, возможно. Но, когда мне захочется это сделать по доброй воле, а не когда мне придется спасаться, спасать свою жизнь и жизни своей семьи или спасать свою душу, потому что я не хочу никого убивать. Много чего хочется, но мы возвращаемся к тому, что наша страна другая. Мало ли что нам хочется. Можно было хотеть чего-то в 2021 году. В 2023 году всем наплевать на то, что нам хотелось бы.
– Раньше вы призывали своих сторонников из числа активистов и политиков продолжать бороться. Имеет ли смысл эта борьба сегодня, когда за любое неверно сказанное слово можно оказаться в колонии?
– Как хорошо, что вы напоминаете мне мои старые высказывания. Я говорил это без бравады и от чистого сердца. Но парадигма изменилась. Сейчас бороться – это значит ставить в опасность свою жизнь. Сейчас выбор стоит между жизнью и смертью. Если человек сейчас занимается какой-то политической борьбой, он будет сидеть в тюрьме, а возможно, и жить не будет. Могу ли я сейчас призывать своих сторонников бороться? Если только бороться за свою душу. Как можно бороться букетом цветов против танка? Я сейчас не призываю своих сторонников к такой борьбе, и, говоря эти слова, я даже удивляюсь, что наступило такое время, когда я так отказываюсь от тех слов, которые сказал два года назад. Я не могу сказать людям – боритесь. А потом узнать, что к этим людям пришли эфэсбэшники и посадили их за то, что они запостили какие-нибудь картинки с котами, с голыми женщинами или еще чем-то, поэтому я не могу призывать. Увы. Простите.
– Вы регулярно в своих интервью говорите и призываете не бояться. Вам самому не страшно?
– А вот от этих слов я не отказываюсь. Не стоит бояться, даже когда становится страшно. Надо страх гнать от себя. Если мы не можем ничего делать сейчас, чтобы поменять ситуацию в стране, то достоинство и честь надо сохранить. Это как в тюрьме. В тюрьме тоже изменить что-то почти невозможно, но бояться тоже не стоит. Потому что единственное, что оставляет тебя человеком в тюрьме, – это твоя сила духа, стойкость. Я люблю приводить этот пример: даже последним оставшимся зубом кусать обидчика за пятку и не бояться.
