Третьяковской галерее придется вернуть Русской православной церкви "Троицу" Рублева, одну из самых известных русских икон, а Эрмитажу – передать на 49 лет Петербургской епархии серебряную раку Александра Невского. Многолетний спор музейщиков и РПЦ закончился в пользу церкви. Корреспондент Север.Реалии выяснил, что будет с этими музейными экспонатами вне тех исключительных условий хранения, в которых они находились до сих пор, и не станет ли теперь обычной практикой передача бесценных музейных сокровищ культуры во владение РПЦ.
"Будут ходить по экспозиции и говорить: заверните мне вот это"
История раки, то есть гробницы Александра Невского начинается с переноса мощей князя в новую российскую столицу – сделать это повелел Петр Первый. Рака была изготовлена с 1756 по 1753 год по заказу императрицы Елизаветы Петровны. Серебряную раку поместили в Благовещенской церкви Александро-Невского монастыря, в 1790 году перенесли в храм, где она простояла больше 130 лет. В 1922 году она была передана Эрмитажу. Мощи Александра Невского с 1930-х годов хранились в Музее истории религии и атеизма, в 1989 году их вернули в Александро-Невскую лавру.
До Великой Отечественной войны рака Александра Невского находилась в зале майолики. В 1941 году ее отправили в эвакуацию в Свердловск, для чего она была разобрана на части и упакована в ящики, которые были для секретности пронумерованы вразнобой. Годы войны рака провела в залах свердловского музея, среди самых ценных экспонатов Эрмитажа. По возвращении в Ленинград в 1945 году гробницу долго и тщательно реставрировали: ее собрали на новом деревянном каркасе, все детали промыли и закрепили, и с 1948 года она стоит в концертном зале Зимнего дворца.
В Эрмитаже ситуацию с передачей раки Александра Невского церкви не комментируют – просят обращаться к официальному комментарию директора Эрмитажа Михаила Пиотровского, отметившего, что Эрмитаж хранил гробницу сто лет и четырежды спасал ее от гибели, а на ближайшие 49 эта ответственность переходит к Церкви. "Сегодня сакральное значение памятника важнее его художественной ценности, – заявил Пиотровский, но в то же время отметил: – Церкви предстоит воссоздать те уникальные условия состояния воздуха, которые созданы огромным трудом в Эрмитаже. Без этого хрупкая гробница погибнет".
Сроки передачи усыпальницы пока неизвестны.
– Всякое размещение художественного шедевра в общественном пространстве – риск. В музее он меньше, чем в церкви, однако превращение дискуссии в открытую борьбу вреднее для общественного согласия, чем изменение места экспонирования, – так пояснил Пиотровский свое согласие передать раку церкви.
Известно, что рака реставрировалась в 2013 году, тогда же искусствовед Оксана Морозова рассказала, что княжеская усыпальница состоит "из большой пирамиды, малого саркофага, группы трофеев по бокам и двух подсвечников" и что реставрировать ее очень трудно. "Все это разбирается, снимается пыль и ржавчина, реставрируются деревянные каркасы… наши реставраторы драгоценных металлов чистят, моют, сваривают лазером разрывы, если они есть. Если гробницу куда-то перевозить, то ее придется как минимум разбирать, а это, конечно, чревато и разрывами, и прочими неприятностями. Бесследно для экспоната это не пройдет", – заключила искусствовед.
"Еще и подмажут, и подкрасят, и улучшат – а почему нет?"
Икона Святой Троицы была написана Андреем Рублевым в XV веке, это одна из двух работ великого иконописца, где его авторство доподлинно известно, и одна из самых прославленных русских икон. В 1929 году ее из Троицкого собора Троице-Сергиевой лавры передали в Третьяковскую галерею. После того как прошлым летом ее вывозили на некоторое время в обратно в Троицкий собор, реставраторы нашли на ней 61 повреждение. Специалисты категорически возражают против любых перемещений бесценной иконы, предупреждая, что это однозначно погубит памятник. Однако 15 мая 2023 года на сайте патриархии появилось сообщение, что икона решением Владимира Путина возвращена Русской православной церкви. При этом ей предстоит не одно путешествие – предполагается, что уже 4 июня ее привезут на две недели в храм Христа Спасителя, затем в течение года ей предстоит плановая реставрация, а потом ее переместят в Троицкий собор Троице-Сергиевой лавры.
По мнению специалистов, "Троица" Рублева – еще более хрупкий памятник, чем рака Александра Невского. Кроме того, с передачей Церкви икона превращается из общенационального достояния в некий объект, которым заправляет РПЦ, считает одна из хранителей икон Государственного Русского музея Ирина Сосновцева.
– Сказать, что РПЦ – абсолютная владычица дум народа, населяющего эту страну, было бы, мне кажется, слишком смело. И в этом смысле за державу обидно. Все-таки сохранение величайшего национального достояния в государственных музеях – это та практика, к которой человечество пришло уже довольно давно, и отказ от нее сейчас – это шаг назад, и даже не один, – говорит Сосновцева. – В Третьяковской галерее любая икона находится под неусыпным надзором, и хранительским, и реставрационным, особенно такая, как "Троица" Андрея Рублева. Не говорю уже о таких вещах, как служба безопасности. Что будет с ней теперь в тех условиях, в которые она попадет, мы не знаем.
Исследования сотрудников Третьяковской галереи показали, что даже трехдневное посещение иконой Троице-Сергиевой Лавры стоило "Троице" Рублева больших повреждений.
– Как могут брать на себя такую ответственность люди, у которых нет никакой квалификации, да и возможностей тоже? Разумеется, нам сейчас пообещают что угодно, скажут, что там будут прекрасные условия, прекрасные реставраторы, но, к сожалению, горький опыт общения со структурами Русской православной церкви показывает, что как только они получают какое-то произведение, любые гарантии – по боку: начинают не пускать реставраторов, на каждом шагу ставить палки в колеса. Я знаю это по Петербургу: сейчас один замечательный памятник находится в действующем храме, все договоры подписаны – два раза в год должна открываться витрина, и реставраторы должны икону осмотреть, но этого никогда не получается. Я не могу по определенным этическим соображениям сказать, что это за икона, но передаю плач своих коллег из другого музея, которые теперь вынуждены много раз приезжать, просить и унижаться, прежде чем их допустят до памятника. Все очень просто, когда они приезжают, им могут сказать: а батюшка не благословил. И катитесь. Это натуральное издевательство. И смотрят они икону не два раза в год, как положено, а в лучшем случае, один раз, после многократных приездов и просьб.
В 2009 году уже был скандал, когда Русский музей лишился драгоценного памятника XIV века – иконы Богоматери Одигитрии, позже названной Богородицей Торопецкой. Ее увезли из музея по приказу Министерства культуры и по просьбе патриарха Кирилла – в храм Святого Александра Невского в коттеджном поселке "Княжье озеро", под крыло православного бизнесмена Сергея Шмакова. Несмотря на обещания патриарха и бизнесмена вернуть икону, она до сих пор находится в этом поселке. Памятник несколько лет находится в закрытом ковчеге, а специалисты знают, что такое хранение недопустимо, дерево иконы должно дышать, иначе памятник может быть утрачен. Ирина Сосновцева считает это прекрасной иллюстрацией того, что сегодня происходит с величайшими памятниками, попадающими в руки РПЦ.
– Подписывают на бумаге все, что угодно, не моргнув глазом, точно зная, что это никак их не касается и не регламентирует. Я знаю, о чем говорю, потому что сталкивалась с этим лично. А кроме того, что плохо будут хранить и плохо реставрировать, так еще и подмажут, и подкрасят, и улучшат – а почему нет? Сделать благолепнее – на этом Православная церковь и стоит давным-давно. Если что-то осыпалось – смахнул и написал заново. А что, это же нормально – с точки зрения отношения к предмету культа, почитания, православного обихода, Церкви. А с точки зрения музейной – хранения культурного наследия – это варварство и катастрофа. С точки зрения культа, новая церковь, построенная на старом основании, – это та же самая церковь, список, сделанный с иконы, – это та же самая икона.
– Но если так, почему же не сделать список, заказав у лучших мастеров?
– Потому что амбиции, потому для них это вопрос престижа, в том числе монетизированного.
– Деньги будут брать за просмотр?
– Возможно. А если мы будем молчать в тряпочку, начнут и по стране гонять, а то и еще куда-нибудь отправят. Это сейчас они рассказывают, как хорошо будут ее хранить, а понадобится – и повезут куда угодно, мало ли православных приходов по белу свету. А то, что ее сгоняли в Лавру, и сразу возникли такие жуткие повреждения, что ее положили под наблюдение на стол реставраторов, даже ставить в киот нельзя было – кого это волнует? Да, это катастрофа и деградация государства.
И это катастрофа не только для Третьяковской галереи – сейчас все хранители и искусствоведы думают о том, когда же возьмутся за них, замечает Сосновцева.
– После отданной "Троицы" просто будут ходить по экспозиции и говорить – заверните мне вот это. Ну, Эрмитаж уже "завернул" раку Александра Невского – хотя все-таки не сразу и в аренду на 49 лет – теоретически есть надежда, что это время что-то изменится к лучшему. И ведь это тоже очень хрупкая вещь, старое серебро, тоже нуждающееся в совершенно особых условиях.
– Может ли что-то сделать музейное сообщество?
– Я почти на 100% уверена, что ничего. Мы можем вякать, пищать – но не зря же все директора музеев перед этим поменялись. Мне кажется, это такой род приватизации через Церковь. Сначала так, потом еще как-то. Музейный фонд все-таки еще не прибрали к рукам – а почему? Нефть прибрали, лес прибрали, воду, воздух, а это что – так и будет общенародное? Я считаю, это первый шаг к тому, чтобы разобрать музейный фонд по рукам. У РПЦ руки загребущие, это только начало. А идея устроить огромные фондохранилища, оставив в музеях только экспозиции – это ведь тоже ведет к отчуждению фондов. В Москве такое уже построено, несколько музеев хранят там свои фонды, но для меня это шаг к отчуждению фондов от музеев. Мне бы хотелось ошибаться. Нам говорят – вы не все показываете. Да, и Лувр не все показывает – но многое показывается на временных выставках из фондов.
"А как же закон о музейном фонде? А Конституция?"
"Троице" Рублева однозначно грозит гибель – так считает и ведущий научный сотрудник отдела древнерусского искусства Ирина Шалина. По ее словам, икона серьезно больна, начиная с 1929 года, потому что она очень долго стояла заброшенной в неотапливаемом храме.
– Когда ее раскрыли, она уже была очень тяжелом состоянии, с подвижным левкасом, с очень сложным состоянием красочного слоя. Есть иконы крепкие, а есть иконы больные, эта – больная с самого начала, – говорит Ирина Шалина. – И как ее везли в Лавру – это было ужасно, но любое ее передвижение грозит изменениями, большими или меньшими. Ее однажды, не помню когда, вывезли на выставку в Манеж – это же 5 минут ехать, но после этого начались проблемы в более ожесточенном виде, и уже тогда в музее было принято решение, что это невыездной памятник. Она в Третьяковке стоит в кассете, и ее только раз в год на Троицын день переносят в храм внутри музея на молебен. И кстати, в этот день в храме, кроме прихода и сотрудников, никого нет, она там никому не нужна.
– Теперь хотят поставить на историческое место.
– Там нет уже никакого исторического места, там поздние росписи, поздние иконы, и если ее ставить в климатической кассете в местный ряд, она туда просто не поместится. И дорога от Москвы до Троице-Сергиевой Лавры ужасная – тряска, пробки. Когда ее туда возили, по договору киот должен был быть климатический, а приехали – киот не климатический. Я бы на их месте не вынула икону, а повезла обратно. Но было такое жуткое давление, что они ее вынули – и стояли там 3 дня, бедные, не отходили от нее. И какой смысл – к ней все равно было не подойти, сплошное разочарование. И лики были заклеены – заклеиваются места, подверженные шелушению, осыпи, реставраторы знают самые больные места. Ее сначала везли – трясли, потом вынимали из одного киота в другой, икона тяжелая, 25 кг, киот узкий, неприспособленный, глубиной 70 см, рабочие, обливаясь потом, крепили ее на вытянутых руках – и тяжело, и ответственность огромная.
По словам Шалиной, эксперимент с перевозкой оказался очень неудачным и ясно показал, что эти опыты надо прекратить. Но их не прекратили.
– Сначала пришло письмо с требованием передать ее на богослужение 4 июня, его долго держали в Министерстве культуры, в Третьяковку оно пришло в четверг, в пятницу собрался расширенный реставрационный совет, где представитель РПЦ Леонид Калинин задавал строгие вопросы: а было ли обследование иконы до отправка в Лавру? Конечно, было, и уже тогда сказали, что икону нельзя транспортировать, но ее все рано повезли – как теперь это называется, политической волей. Это решение поступило еще до окончания совета. А как же закон о музейном фонде? А Конституция? Это наивные вопросы, но я не уверена, что юридически это грамотные решения.
– А вообще-то, это, наверное, ящик Пандоры?
– Конечно, завтра нам пришлют список на 125 тысяч экспонатов. В Эрмитаже раку 20 лет оберегали, прикрывали телами – ее же все время требовали отдать, ну, вот, когда это случилось, все сразу сказали: следующей будет "Троица"? Это напрашивалось. И самое ужасное, что публика, даже интеллигентная, теперь кричит: до какого же состояния надо было довести икону в музее! То есть все переворачивается с ног на голову.
Ирина Шалина считает, что надо как можно скорее сделать достоянием СМИ состояние иконы, которое сравнимо с состоянием очень больного человека в реанимации – и тут надо доверять специалистам. Недоверие к специалистам искусствовед называет одной из важных проблем общества, которое склонно видеть в каждом их слове хитрость или корыстные мотивы.
Историк Лев Лурье по-разному смотрит на передачу Церкви рублевской "Троицы" и раки Александра Невского.
– Вопрос о "Троице" действительно важный, потому что в прошлый раз она вернулась из путешествия в храм с повреждениями и нуждалась в реставрации. А передачу раки я воспринимаю без всякого трагизма, она никогда не казалась мне украшением Эрмитажа. Будем смотреть на нее в Лавре, – говорит Лев Лурье. – Вспомним, что Иосифу Орбели (директор Эрмитажа с 1934 по 1951 год. – СР) приходилось отдавать Тициана, Рубенса, Ван Эйка. Государственный Эрмитаж, как к этому ни относиться, всегда был институцией, подчиненной Министерству императорского двора, и что передавать в Русский музей, а что оставлять в Эрмитаже, решали Александр III и Воронцов-Дашков. Я знаю только один случай, когда директора Эрмитажа сняли из-за недостаточно быстрого выполнения распоряжения начальства. Это Михаил Артамонов. У него была выставка такелажников (выставка художников, отчисленных из Академии художеств за абстрактное искусство и работавших в Эрмитаже такелажниками среди них были М. Шемякин и В. Овчинников. – СР). У Толстикова и Хрущева были разные идеи насчет использования эрмитажного помещения, и Артамонов довольно жестко отстаивал интересы Эрмитажа.
Такая жесткая позиция стоила Артамонову должности. Непокорные директора бывали и в Русском музее – например, Василий Пушкарев.
– Но я не склонен осуждать Михаила Пиотровского за передачу Церкви раки Александра Невского, – говорит Лурье. – Не стоит забывать о таких заслугах Пиотровского, как активные выступления против передачи Церкви Исаакиевского собора. Мы прекрасно помним, как он воевал с православными публицистами. Совершенно очевидно, что сегодня перед ним тяжелый моральный выбор. Я предполагаю, что он думает о том, что тот, кем его заменят, будет хуже, чем он. И мы видим, что в случае с Третьяковской галереей так и вышло. Музей истории Петербурга возглавляет пограничник по образованию Владимир Кириллов, бывший вице-губернатор (в 1978 г. закончил Высшее пограничное военно-политическое Краснознаменное училище КГБ при Совете Министров СССР им. К. Е. Ворошилова по специальности офицер-политработник погранвойск. – СР). Почему бы Эрмитажем не руководить какому-то человеку с большим опытом в силовых структурах – вполне возможно. Насколько я знаю, у сотрудников Эрмитажа поведение Михаила Борисовича вызывает сложные чувства, но его мотивы они понимают.
Лев Лурье затрудняется сказать, почему именно эти два предмета – рака Александра Невского и "Троица" Рублева – оказались такими желанными для РПЦ.
– При губернаторе Полтавченко у нас было могучее Афонское движение, куда входили Мединский, дети прокурора Чайки, Якунин привозил нам благодатный огонь. Потом им явно дали отлуп. Мне показалось, что отношения Администрации президента и патриархии в ходе событий в Украине ухудшились, поскольку православная общественность Украины не заняла правильную позицию, не следовала политической линии Медведчука. Я не помню за последнее время каких-то встреч президента и патриарха, поэтому передача музейных ценностей нуждается в особом анализе. Может быть, решено прибегнуть к помощи верховных духовных сил.
Лев Лурье не исключает также, что большую роль здесь играют символы.
– Недавно наш митрополит Варсонофий и губернатор Беглов объехали кольцевую автодорогу с иконами. Это должно способствовать улучшению улова корюшки и всего прочего. Ну, и постоянно повышается значение Александра Невского, который вытесняет Петра Великого в государственной мифологии. Насчет "Троицы" тоже ясно, что это символический жест – может, компенсация за то, что парад 9 мая был такой невыразительный, надо же это чем-то восполнить.
В то же время Лев Лурье не думает, что передача Церкви иконы “Троица” и раки Александра Невского повлечет за собой требования о передаче других музейных ценностей, поскольку "начальство любит постепенность".
– История с Торопецкой иконой – частный случай, там все-таки не государство действовало, а просто бизнесмен, частное лицо. И это не передел собственности, а демонстративное потребление. Вы приглашаете к себе на дачу в Барвиху или Николину Гору в Комарово деловых партнеров, чтобы что-нибудь перетереть, и говорите: а вот это у меня Саврасов из Русского музея или икона. Но это другой сюжет. А эти дела явно связаны, скажем, с Тихоном Шевкуновым (епископ РПЦ, глава псковской митрополии. – СР), который оказывает гораздо большее влияние на идеологию верхов, вернее, одного человека в верхах, чем патриарх.
Министерство культуры уже подтвердило передачу "Троицы" Рублева РПЦ. Пресс-секретарь Путина Дмитрий Песков сказал, что икона передается из "гуманитарных соображений". Однако стало известно, что это решение не поддерживается даже некоторыми путинскими чиновниками. Так, против передачи иконы РПЦ выступил в правительственной "Российской газете" спецпредставитель президента по международному культурному сотрудничеству Михаил Швыдкой: по его мнению, такие шаги требуют публичной дискуссии.
Вновь назначенный директор Пушкинского музея Елизавета Лихачева сказала, что "Троица" – это главный русский вклад в христианскую иконографию, главное ее значение не религиозное, а искусствоведческое, и что икона, состоящая из трех плохо скрепленных досок, при перемещении может просто развалиться.
