Штаб музыкальной революции. Ленинградскому рок-клубу 40 лет

7 марта Ленинградскому рок-клубу исполняется 40 лет. Его создатели и участники рассказывают корреспонденту Север.Реалии, как он создавался.

Ленинградский рок-клуб на Рубинштейна, 13, оформился как самостоятельная организация 7 марта 1981 года, в него влились многие музыкальные коллективы, сложившиеся за предыдущее десятилетие. Некоторые из этих групп стали культовыми, а Виктор Цой и Борис Гребенщиков превратились в иконы русского рока. С 1982 года президентом Ленинградского рок-клуба является Николай Михайлов. Он считает рок-клуб явлением стихийно сложившейся народной культуры.

– Рок-клуб сложился усилиями музыкантов. То, что он был создан под эгидой КГБ, это миф и вранье. Но КГБ сослужил крайне положительную роль – они напрямую докладывали обкому партии о реальной ситуации. Позиция у них была такая – сгоним всех гопников из подвалов и подворотен в одно место и будем их направлять и воспитывать. Конечно, это у них была иллюзия – воспитывать можно было кружок кактусоводов, но все же КГБ сыграл в нашем становлении положительную роль, понимая, что если нас всех обратно разогнать, то гоняться за нами по всему городу будет очень хлопотно. Поэтому они осаживали энтузиазм и комсомольских оперативных отрядов, боровшихся с нами, и милиции. Тогда эти комсомольцы, народные дружины, ходили по улицам, кого-то отлавливали, это было обычное явление. Мы друг другу не нравились. Они еще в 60-х годах отлавливали "стиляг" с длинными волосами, в брюках не того покроя. Считается, что Ленинградский рок-клуб родился в 1981 году, на самом деле он был уже создан за 10 лет до того, как он объявился на Рубинштейна, 13.

– А в каком же виде он тогда существовал?

– Ну, тренькать-то начали еще в 1960-х годах, а в начале 1970-х Коля Васин, самый известный наш битломан, сейчас уже покойный, к сожалению, создал поп-федерацию. Легализовать ее в то время было невозможно, но это была одна из попыток объединения музыкантов вокруг некой общей идеи, чтобы отстаивать свои права. Это, увы, было уголовно наказуемое дело. Но они отмечали дни рождения участников группы "Битлз", устраивали концерты в школах, так называемые сейшны, маскируя их под массовки "Ленфильма". И все было хорошо, пока одна из школьных директрис не сказала – я тоже хочу посмотреть, как снимается кино. Она пришла и увидела такое, что слегла. А выздоровев, написала телегу. Среагировали немедленно. Подельника Коли Васина годика на два отправили отдыхать в соответствующие места, Коля Васин закопал свою коллекцию пластинок в лесу, включая альбом Джона Леннона с автографом, и всё на некоторое время притихло.

И все же поп-федерация просуществовала несколько лет, организовывая подпольные концерты – "ночники". В одном из самых знаменитых "ночников" участвовала польская группа "Скальды". Но это была не единственная нелегальная попытка создать рок-клуб – в 1974 году такую попытку предприняли братья Владимир и Геннадий Зайцевы, под их крылом собрались группы "Мифы", "Гольфстрим", "Большой Железный Колокол", "Аквариум", "Россияне". Собрания проходили в квартире Геннадия Зайцева, которому два года спустя удалось организовать дискоклуб "Спектр" в ДК им. Ленина.

Кроме Зайцевых, в Ленинграде было еще несколько подпольных организаторов, в 1979 году они создали Экспериментальный клуб-лабораторию популярной музыки, который сотрудничал с Ленинградским межсоюзным домом самодеятельного творчества (ЛМДСТ). Туда вошли основные на тот момент ленинградские рок-группы, но уже через год это объединение распалось. Музыкантам жилось все тяжелее – часто их концерты в домах культуры прекращались чуть ли не сразу после начала. Однажды они даже попытались провести концерт на ступенях Инженерного замка, в результате десятки участников и зрителей оказались в милиции, людей увольняли с работы, отчисляли их вузов. Любовь к рок-музыке перерастала в настоящее молодежное движение, для которого не было выхода. Распавшийся Экспериментальный клуб-лабораторию Николай Михайлов считает прообразом Ленинградского рок-клуба.

– Там уже был совет, устав, я туда входил как представитель группы "Пикник", только зарождавшейся. Нам удалось устроить некое подобие фестиваля, концерт был чудовищно плохой, растянулся часов на восемь, у нас ведь не было хорошей аппаратуры. Потом все это распалось, но потребность в объединении осталась, и вся компашка объявилась на Рубиншейна, 13, в ЛМДСТ, где как раз сменилось руководство, и им дали отмашку в нашу сторону – пусть приходят. Так что Ленинградский рок-клуб возник не на пустом месте, а в результате десятилетних усилий музыкантов, поэтому я считаю его народным проектом. Это была очень яркая жизнь. Помню, был у нас один совместный проект с датчанами, мы друг к другу ездили с концертами за деньги датской королевы. И вот, в один из приездов датчан, парень с девушкой из их группы пропали. А через два дня мне звонит какой-то полковник из далекого Казахстана: тут у нас два иностранца, они не говорят по-русски, а по-английски мы не говорим, они нам бумажку подсунули с вашим телефоном. Я говорю – дайте-ка мне их. Они берут трубку, я спрашиваю: "Что вы там делаете?" – "Мы в Дании никогда не видели, как взлетают ракеты", – отвечают. То есть они чего-то там накурились, сели в поезд, трое суток ехали, вышли где-то в степи – и поехали на космодром смотреть, как взлетают ракеты. Их, конечно, задержали. Я говорю: "Посадите их на обратный поезд". Мне: "У них деньги какие-то не наши". В общем, им выделили в сопровождение лейтенантика, который приехал с этими счастливыми датчанами. И лейтенант был счастлив, что вырвался из степи. Он говорил: у нас все офицеры хотели поехать в Ленинград, но их жены-дети не пускали, а я бессемейный, и меня отпустили, у меня список вещей, которые я должен купить для всех чинов части. И все мы – и я, и добросовестные датчане – ходили покупать эти вещи.

– Вы говорите, что КГБ сдерживал рвение комсомольцев и милиции, боровшихся с вами, – а больше никто вам не мешал?

– Конечно, рок-клуб не вписывался в общепринятые правила, и для нас тоже существовали опасности, присущие времени. Мы ни с кем не боролись, а с нами боролись и комсомольские оперативные отряды, и Союз композиторов, и Ленконцерт – это продолжалось года до 1985-го. Мы отстаивали свое право играть ту музыку, которая нам нравилась. Комсомольцам мы идеологически не нравились – выглядели не так, вели себя не так. Союзу композиторов не нравилось, что мы играли не их песни, а свои, поскольку это наступало на их финансовые интересы. Полностью запретить нас они не могли, но придумывали всякие ограничения. Например, что вокально-инструментальный ансамбль не может играть, если у него в составе нет трех духовых инструментов. Они считали, что эти из подвалов на них играть не умеют – и многие действительно не умели. Но выход находился – ставили трех духовиков для декорации, да и все. Но, кстати, многие очень успешно играли на духовых – "Мифы", например. А вот Андрей Петров, возглавлявший Союз композиторов, как раз очень хорошо к нам относился, осаживал своих коллег и всячески нас поддерживал, хотя и был членом партии. Он достойный композитор, ему было не до таких мелочей. А композиторы-песенники от нашей деятельности, конечно, несли урон.

Музыкальный продюсер Андрей Тропилло, в отличие от Николая Михайлова, считает Ленинградский рок-клуб исключительно детищем КГБ и ГРУ.

– Сложилась уникальная ситуация, у нас было много хороших групп, и потом, Ленинград был городом, наиболее приближенным к Западной Европе. Были, конечно, Рига и Таллин, но по масштабу они несравнимы. Группы играли, их гоняли, я сам с 1976 года проводил подпольные концерты и, между прочим, ни разу не попался органам. Я, кстати, провел все подпольные концерты "Машины времени" в Питере.

– Как же можно было не попасться – концерт же не иголка…

– Сейчас просто никто не представляет, как была устроена система профсоюзов. Ленин писал, что профсоюзы – это ремни, соединяющие народ и партию, они писал про культпросвет-работу, поэтому появились дома культуры – и только потом Министерство культуры. У нас был Ленинградский межсоюзный дом самодеятельного творчества Северо-Запада – ЛМДСТ, а Северо-Запад в СССР был больше Франции и Германии вместе взятых.

И профсоюзная работа была независима от Министерства культуры, и система, дававшая разрешение на исполнение программ и проведение концертов, тоже была независимая. В СССР было множество профсоюзных праздников – день металлурга, день пожарного и т.д. И мы приходили к директорам домов культуры и говорили – а давайте мы вам устроим праздник на день хлебопека или золотоискателя: вы пригласите старичка, он расскажет, какие у нас замечательные хлебопеки, а мы потом поиграем музыку. Вот так мы и проводили свои концерты. Домов культуры было тысячи, групп хоть отбавляй, и уследить за ними было очень сложно. И Гена Зайцев, и Коля Михайлов, и другие носились с идеей все это упорядочить, наперекор всей стране, где говорили: "Сегодня ты играешь рок, а завтра ты получишь срок". У нас созрела музыкально-революционная ситуация, а тут ЛМДСТ возглавила Анна Иванова, а у нее муж был полковник ГРУ, а отдел самодеятельности возглавляла другая девушка, у которой муж был полковник КГБ. И гэрэушники с кагэбэшниками стали помогать нам объединиться – им это было выгодно: не надо было бегать за нами, высунув язык. И все пошло очень интересно, под крышей КГБ. На любом концерте на последнем ряду всегда сидели два человека в черных костюмах, их называли ВВ, как сегодня Путина, потому что их обязательно звали или Владимир Васильевич, или Василий Владимирович, или Вадим Вадимович – короче, ВВ. Между ними стояла бутылка коньяка, они смотрели и тихо пили, в антракте в буфете добавляли еще, а если наши музыканты попадали в милицию, они туда приезжали на гэбистской машине и вытаскивали того же Гребенщикова, того же Кинчева, потому что рок-клуб – это было их детище. Оно появилось 7 марта 1981 года, и многие группы, раньше даже не имевшие названия, срочно его придумали. Вот была просто группа Майка Науменко, а стала "Зоопарк". Концерты сначала были хилые и слабые, а потом именно я занялся рок-н-роллом, а не какими-то непонятными ВИА (вокально-инструментальные ансамбли. – СР), не имевшими к рок-н-роллу никакого отношения. Когда клуб открылся, я сразу понял, что на должность начальника репертуарного отдела надо внедрить своего человека. И я это сделал – им стала Нина Барановская, как раз заканчивавшая филфак Ленинградского университета и работавшая в газете "Ленинградский университет". Она заменила старых пенсионеров, которые там сидели, и уже литовала (давала разрешение читать, петь или публиковать текст. – СР) все подряд. Те же Гребенщиков и Кинчев приходили к ней с текстами, и она ставила на них печать. Кинчев говорил: "Ой, Нина Александровна, а это можно петь?" – "Ой, Костя, не бзди!" А они бздели. А теперь вы смотрите фильм Кирилла Серебренникова, где сидит толстая тетка и что-то говорит Цою – это полная фигня.

– Это правда, что первые концерты не имели успеха?

– На первом концерте выступали совершенно никчемные группы, на мой взгляд, они были уже ретроградные. А у меня в это время уже два года работала студия звукозаписи, я уже записал "Синий альбом" группы "Аквариум" и много чего еще. Поэтому первыми почетными и вечными членами Ленинградского рок-клуба были объявлены пять человек: билет №1 был у Коли Васина, билет №2 у Геннадия Зайцева, билет №3 у Бориса Гребенщикова, билет №4 у Владимира Рекшана, билет №5 – у меня. Но я же был первым, кого оттуда выгнали – за то, что я наперекор всем провел первый и единственный за всю историю рок-клуба настоящий фестиваль на Зимнем стадионе. И меня выгнали за волюнтаризм, себялюбие и самодурство.

– Своя студия звукозаписи – что это значит в советское время? Ведь не частная же?

– Это как с концертами на праздник Дня пекаря. Конечно, Дом культуры мне не принадлежал и директору ДК тоже. Сначала я пытался сделать студию при факультете психологии Ленинградского университета, но потом выяснилось, что в Доме пионеров и школьников Красногвардейского района есть студия, которую сделало ЛОМО – Ленинградское оптико-механическое объединение, чтобы озвучивать детские фильмы. Там не было ни преподавателя, ни полного набора техники, а вот помещение было – и я туда устроился, одновременно работая в университете на кафедре геофизических методов разведки – тогда же модны были физики и лирики, вот я был типичный физик и рокер. И я начал записывать музыку, поэтому, когда образовался рок-клуб, у меня уже был базис. Практически все группы, которые были до этого более или менее известны, игравшие что-то "пост-виа", ушли в никуда, растворились, а та музыка, которую мне удалось сделать, была радикально другой. А вообще, я не люблю и не уважаю рок-клуб, хотя это была отдушина: люди делали там все, что хотели, это была религиозная секта пьяниц и курителей травки.

– За что же вы так не любите рок-клуб?

– А за что их любить-то? Назовите хоть одно имя, которое сделал рок-клуб! Все имена сделал Тропилло, так-то вот. Другое дело, что туда приходили новые люди, слушали записи, делали сами что-то подобное. Но главное достижение – это репертуарный отдел с Ниной Александровной Барановской, где мы литовали тексты всей стране. Приезжал тот же Мамонов, мы ему ставили печать и давали зеленый свет. Приезжал какой-нибудь "Мумий Тролль" из Владивостока – мы им печать и свет. Это была гениальная система, которая работала, а гэбисты ее прикрывали, потому что это было их дитя. И так было, пока не пришел Горбачев, он сделал новый КГБ, меня выгнали из студии, а все музыканты посходили с ума, потому что оказалось, что можно делать концерты и зарабатывать деньги, стали пачками кончать жизнь самоубийством. Мы выбили им еще одно помещение во дворе на Рубинштейна, 13, красный уголок строительной компании отдали им под вторую сцену – и что? Они сделали из него пивной бар, хотя один раз туда приезжала группа Scorpions. Там была студия рок-поэзии, но так и не возникло ни одной секции, где бы по-настоящему занимались изучением западной рок-музыки, на которой все и держалось.

– Давайте вернемся к фестивалю, за который вас выгнали, – все же непонятно, ведь фестиваль – это хорошо?

– Это был 1987 год. Они хотели его сделать в маленьком ДК имени Крупской с залом на 400 человек. А я поехал в Москву к замминистра кинематографии СССР Уралову и представил ему сценарный план шести фильмов, которые назывались "Алиса", "ДДТ", "Дети", "Ноль", "И у камня может быть сердце" и "Санкт-Петербург". И я получил от Госкино письма во все горкомы и обкомы – что снимается уходящая натура, и под видом этого у нас получился фестиваль на стадионе в самом центре города. На второй день его все же решили запретить из-за пожарной обстановки, и тогда Миша Борзыкин пошел с плакатами к Смольному – пока я сидел и поил пожарных. Когда демонстрация вышла с Рубинштейна, 13, их было человек 30, а не доходя до Смольного, к ним вышли начальники и сказали – все в порядке, фестиваль разрешен. И там уже была толпа около 1000 человек, и, заметьте, в отличие от Путина, никто их палками не бил. И фестиваль состоялся, и на его основе действительно были сняты фильмы. И вообще, что ни говори, деятельность рок-клуба была беспрецедентной на территории Советского Союза: за то, что мы официально делали в Петербурге, на Урале в это время сажали. А с появлением рок-клуба сажать становилось все труднее, тем более что группы ехали к нам из Владивостока, и Нина Барановская ставила им на текстах печать. Потому что все это было под эгидой профсоюзов, а профсоюзы тогда не трогали. И я думаю, что если бы профсоюзы стали реальной силой, сегодня ФСБ бы не царила. Но я считаю, что все достижения рок-клуба – это достижения той музыкальной питерской культуры, которая выросла не на "Песнярах", а на западной музыке – на Битлз и Led Zeppelin. И до сих пор в Питере, несмотря на все ухищрения властей, сохраняется очень высококачественная музыка.

Писатель, рок-музыкант, лидер рок-группы "Санкт-Петербург", создатель музея "Реалии русского рока" в арт-центра "Пушкинская, 10" Владимир Рекшан тоже считает, что Ленинградский рок-клуб – это результат соединения двух интересов: музыкантов, игравших подпольные концерты и хотевших легализоваться и выйти к публике, и спецслужб, которые хотели за ними присматривать.

– Музыканты не хотели свергать советскую власть, они хотели двух вещей – аплодисментов и гонораров. В 1975 году вышло постановление ЦК КПСС "О работе с творческой молодежью". Его писали не старички, это спецслужбы провели анализ, пришли к выводу, что молодежи надо давать какие-то отдушины. Это касалось не только музыки – одновременно с Ленинградским рок-клубом был создан и литературный Клуб-81 , и Товарищество экспериментального изобразительного искусства , где собрались художники нон-конформисты. То есть отдушина была сделана, но запоздалая. Рок-клуб хотели сделать местом, чтобы присматривать, а получился такой штаб будущей музыкальной революции. У меня за спиной уже была большая музыкальная биография, мне вначале все это было кисло и неинтересно. Но по мере приближения к 1985 году все стало закипать, сюда поехали таланты со всей страны – Шевчук, Башлачев, Кинчев и прочие. КГБ своими руками подтолкнул ситуацию к тому, что русская рок-музыка фактически стала знаменем демократических обновлений.

– Появился рок-клуб, и что изменилось – возникла площадка для концертов?

– Да. Хотя поначалу ничего вроде особо не изменилось, но появилась возможность литовки текстов. Хотя никакой антисоветчины в текстах песен не было. Тут было другое – противоречие между народным искусством и государственным. Государство как аппарат насилия не любит эти народные проявления. Вот зачем скоморохи – в церковь давайте, мы вам споем, все сделаем. Вот зачем вы сами сочиняете и играете – мы вам ансамбли дадим в хороших рубашках. Любое государство в той или иной степени хочет свободу, то есть самодеятельность подавить.

Допустим, 1982 год, все еще вялое довольно, концерты по субботам, куда не слишком-то ходили, это потом стало не попасть. Прихожу, сажусь, говорят – а теперь выступают дебютанты, группа "Кино". Смотрю, выходит какой-то монгол в жабо, начинает петь, и ничего не слышно – аппаратура плохая. Половина зала встали и отправились пить пиво в буфет, никто не мог сказать, что через несколько лет это станет таким запредельным явлением. А как это в фильме "Лето" показано – вышли, заиграли, слава пришла – да ничего подобного! На втором этаже была гримерка музыкантов, они открывали окна и втягивали желающих, которые к ним подбирались по водосточной трубе. Вот при нынешнем капитализме сложно представить, что Кинчев или Гребенщиков будут втягивать кого-то за кулисы. А тогда было единение, все были вместе, все одного возраста.

Классовое разделение в этой среде произошло в 1988 году, уже была перестройка, кооперативное движение, появились концертные агентства, которые стали возить по стране наиболее заметные группы и зарабатывать достаточно большие деньги. И произошло резкое разделение – большинство осталось за кадром, а самые интересные музыканты превратились в довольно богатых людей. Это же громкое искусство – за счет громкости можно продать билет на стадион, разориться или озолотиться. Но итог бывал разным. Вот Цой – денег много, машина появилась, а водитель плохой – и разбился.

– А почему рок-клуб развалился?

– Он не развалился, он все свои задачи выполнил к тому моменту, когда кончилась цензура, и начались коммерческие свободы. Он еще некоторое время существовал по инерции, а потом исчерпал себя, причем довольно резко. А потом развалился Советский Союз, и выяснилось, что рая на земле нет и что капитализм – со своим оскалом, и рок-клуб, выйдя из-под крыла профсоюза, стал самостоятельным и просто финансово обанкротился.

К 40-летию Ленинградского рок-клуба Владимир Рекшан открыл выставку "Фестиваль Ленинградского рок-клуба". А друзья Коли Васина, главного отечественного коллекционера и знатока творчества "Битлз", выступили с инициативой присвоить одному из скверов Петербурга имя Коли Васина. В этом их всячески поддерживает известный художник, лидер группы "Митьки" Дмитрий Шагин.

– Я и с Колей Васиным дружил, и Ленинградский рок-клуб для меня – уникальное явление, потому что сначала у нас были Битлы, а потом появились русскоязычные братки, которые пели рок уже на русском. Сквер мы присмотрели на Смоленке, там, где Коля Васин хотел построить Храм любви, мира и музыки имени Джона Леннона. А в Строгановском дворце проходит фотовыставка, посвященная 40-летию Ленинградского рок-клуба, там есть моя скульптура – Памятник неизвестному рок-музыканту. Сам я больше всего дружил с Гребенщиковым и с Науменко из "Зоопарка". На выставке, кстати, есть фотография со свадьбы Гребенщикова, где свидетелями были я и Марьяна Цой. Мне очень радостно было увидеть себя молодым.