2 февраля Симоновский суд Москвы заменил условный срок Алексею Навальному на реальный по делу, которое Европейский суд по правам человека признал незаконным, и Россия даже выплатила Навальному компенсацию за незаконное уголовное преследование. В день суда тысячи сторонников оппозиционера вышли на улицу в его поддержку, сотни были задержаны. В автозаке оказался и Дмитрий Марков, один из лучших фотографов современной России.
В отделении полиции, куда его увезли от здания суда, Марков сделал фотографию, мгновенно ставшую мемом и одним из символов этих дней: полицейский в полной амуниции и балаклаве сидит под портретом президента Путина. Корреспондент Север.Реалии встретилась с фотографом на следующий день после того, как его отпустили ждать суда по административному протоколу.
Дмитрий Марков, известный фотограф-документалист и волонтер, живет в Пскове. Он снимает на айфон и выкладывает в Instagram для сотен тысяч подписчиков снимки, раскрывающие красоту и сложность обыденной, непарадной жизни в России. Марков стал первым российским фотографом, получившим грант от Getty Images и Instagram, выставки его работ проходят в Нью-Йорке и Париже. По настоящему широкую известность Дмитрию принесли съемки в документальном фильме Юрия Дудя: "Марков – как живет русская провинция".
– Вы специально приехали в Москву, чтобы прийти к суду?
– Нет, я уже был в Москве по своим делам. Когда был объявлен митинг 31 января в поддержку Алексея Навального, у меня был запланирован эфир в этот вечер для благотворительной организации, с которой я работаю 14 лет, со дня основания. Я просто не мог пойти, потому что понимал, что, если меня загребут, я не смогу из автозака провести этот эфир. Поэтому я остался дома. Но 2-го числа, когда было объявление приговора, я решил пойти. И поехал к суду с самого утра, в 11 часов. Меня действительно это очень волнует. Это не какая-то моя журналистская работа, а мое человеческое отношение, моя гражданская позиция.
Можно было выйти, но я чувствовал, что мне важно пройти всю эту историю как обычному человеку, каких было там большинство
Я специально оставил удостоверение дома, чтобы не иметь никаких преференций по сравнению с людьми, которые вышли. Когда нас привезли в отделение и всех посадили, начали оформлять, в какой-то момент полицейский говорит: "Стоп, стоп, а есть у нас тут иностранцы или журналисты?" И я отмолчался. То есть я понимал, что, в принципе, можно было выйти, но я чувствовал, что мне важно пройти всю эту историю как обычному человеку, каких было там большинство.
– Что вы успели увидеть до того, как вас забрали?
Народ был набит, как шпроты в банке
– Да ничего я не успел увидеть. Вокруг суда была воронка из оцепления, и подойти нельзя было ни с какой стороны. Я пытался обойти, минут двадцать плутал. На основной дороге, которая к суду вела, стояла группа, человек десять, и я вместе с ними встал, закурил. И, собственно, постоял я там минуты четыре. От оцепления отделилась группа "космонавтов" (надо сказать, все вежливо было), они подошли: "Пройдемте" – меня просто из толпы выцепили. Мы пошли к автозаку. Возле автозака один "космонавт" другому говорит: "Так троих надо было взять, а не одного!" А меня уже погрузили внутрь. Там я вспомнил себя в мытищинской электричке в начале нулевых: когда я ездил на учебу, то садился в Пушкино, в 8 утра ты в тамбуре стоишь, и можно было ноги поджать – и ты бы не упал, потому что тебя со всех сторон подпирают. Здесь реально было то же самое, народ был набит, как шпроты в банке.
– И долго вы так простояли?
– Да нет, недолго, полчаса или минут 40. После меня как раз тех двух счастливчиков еще привели, которых надо было добрать.
А те думали, что просто объяснят: "Товарищ майор, произошла чудовищная ошибка, у нас и пропуска, вот у нас это…"
Забавно очень, что я стоял с тремя ребятами, электриками, и ирония в том, что у них были паспорта с пропусками именно к этому суду, где они должны были налаживать какую-то электрику. И они объясняли "космонавтам", что у них есть пропуска, что они работают на объекте, они к "Московской электросети" относятся, государственное предприятие. И они, такие наивные, пытались объяснить все вежливо, а "космонавты" кивали, кивали, но совершенно никак не реагировали. А те думали, что просто объяснят: "Товарищ майор, произошла чудовищная ошибка, у нас и пропуска, вот у нас это…" Им в ответ: "Да-да, сейчас в отделении пропуска вы и покажете". И еще такой момент был. Мы едем, ребята составляют в "ОВД-Инфо" списки, и главный из электриков в какой-то момент говорит: "А кто из вас вообще работал руками?" Ну, типа, собралась хипстота: "Вы тут дармоеды все, делать вам нечего, митингуете". И когда он начал все это высказывать, ребята сказали: "Давайте не будем поддерживать этот троллинг, просто проигнорируем" и замолчали. А потом ему начальник сообщил, что к ним приедет адвокат, чтобы их забрать, и они такие: "Все, мы ждем адвоката". И мне очень хотелось сказать: "А что же ты слесарей и плотников, из народа, не позвал себя защищать, что же ты к адвокатам бежишь сразу?"
– Значит, личное незаконное задержание отрезвляюще на них не подействовало?
– Нет-нет, виноваты были не "космонавты", которые их забрали с улицы, не менты, которые им оформляли протокол под копирку, где было написано, что 500 человек орали: "Мусора – позор России!", как у меня в протоколе. Нет, виноваты были, конечно, эти вот 20–25-летние ребята, которых загребли за гражданскую позицию.
– Какие люди пришли на акцию?
Вот когда будет двадцать таких политиков, как Навальный, можно будет выбирать – вот такого или с перламутровыми пуговицами
– Я там встретил Риту, с которой мы работали, она из "Кружка". Это благотворительная организация – ребята, которые ездят по деревням, по сельским школам и учат детей программированию. На вид все были молодые, 25 лет, мне показалось, средний возраст. По разговору такие неглупые. Я, конечно, выборку не составлял, но несовершеннолетних точно не было. И человека три-четыре было, может быть, лет сорока-пятидесяти. Я считаю себя сторонником Навального. Я постоянно слышу разговоры в духе: я Навального не поддерживаю, потому и потому. "Он, конечно, правильно говорит, но есть вопросы, по которым мы не сходимся". Блин, вот когда будет двадцать таких политиков, как Навальный, можно будет выбирать – вот такого или с перламутровыми пуговицами. А сейчас в реальности он такой один. Поэтому, да, я его поддерживаю, даже несмотря на какие-то несогласия. Может быть, действительно, люди до конца не понимают всю трагедию нашей ситуации? Если мы начнем еще при тех немногочисленных вариантах, что есть, докапываться до мелочей и искать различия, а не моменты пересечения, это только обернется еще большим разобщением.
– В 2013 году, когда как раз был вынесен приговор по делу "Ив Роше", несколько человек в Пскове вышли к Летнему саду поддержать Алексея, вы были среди них. И вдруг реальный срок был заменен на условный. Сейчас поддержка еще более массовая, но уже не помогает, почему?
Наша власть держит нас в постоянном изумлении абсурдностью своих решений
– У меня нет какой-то аналитики, которой я мог бы сейчас блеснуть и сказать, почему так. Может быть, это какая-то личная обида за его последние расследования. Может быть, уже перешли грань… Человека пытались убить – точка невозврата пройдена. Правда, я не знаю, что сказать. Наша власть держит нас в постоянном изумлении абсурдностью своих решений. Поэтому уже не удивляет ничего.
– Что думаете о перспективах протеста? Насколько в России люди готовы жить так, как они живут, и дальше поддерживать своего "нацлидера"?
– По моим ощущениям, у нас местами какая-то шизофрения. Мы сейчас были в Гдове, снимали там, и у нас был сюжет про автолавку. Мы приехали с автолавкой в деревню, где есть магазин, но уже полгода не могут найти того, кто будет в магазине работать продавцом. И вот туда дважды в неделю приезжает автолавка. Мне хотелось показать этот сюжет со всем местным колоритом, потому что очень многие не знают, что бывает автолавка – автомобиль с продуктами, который ездит по отдаленным деревням, и у многих бабушек, которые там живут, это единственный способ купить себе колбасу или хлеб. Одни люди там тепло с нами разговаривали, а другие, наоборот: "Вот, если это будет у Навального, я вам!… Знаем мы, вы приехали смотреть, как мы плохо живем. А мы хорошо живем!" Я говорю: "Так плохо или хорошо? Если вы хорошо живете, почему вы тогда против того, чтобы это снимали?" Вот такая шизофрения в головах у людей: они кричат одно, думают другое, по факту происходит третье.
Идет набор шизоблоков: проплачено Западом, воровали и всегда будут воровать, с этим ничего не сделаешь
Конечно, это результат пропагандистской работы. Даже в отделении мы с полицейским разговаривали – просто идет набор таких шизоблоков: проплачено Западом, воровали и всегда будут воровать, с этим ничего не сделаешь. Я даже начал что-то говорить, а потом чувствую, что у меня просто нет сил по сто раз переубеждать человека. Хотя многие полицейские пытались диалог завязать, послушать позицию. Одна девочка по-доброму пыталась меня переубедить, и я, конечно, поблагодарил ее за усилия. Но сложно работать и выполнять какие-то действия, которые противоречат твоим внутренним убеждениям и мироощущению. Наверное, бытие определяет сознание.
– То есть силовики считают, что они на стороне добра и они лупят зло своими дубинками?
– Ну да. Даже вот эта фотография очень показательная. Для полной картинки не хватает, конечно, видеть людей, которые сидели в зале напротив этого омоновца. Там молодежь 25 лет, а мужику, очевидно, под 50. И он стесняется, боится показать свое лицо, в помещении сидит в балаклаве, жара. Показательно же очень. Навальный очень много говорил про страх, и это – одна из иллюстраций этого страха. Хотя, я не знаю, чего они боятся-то? Пластиковых стаканчиков в голову? Никто не кидается на ОМОН, кроме этих непонятных видеороликов, очевидно постановочных. Может, их накачивают, объясняя, что среди тех, кто выходят протестовать, есть какие-то убийцы и им стоит серьезно опасаться за свою жизнь?..
– Появилось много фотожаб на ваш снимок...
Я опубликовал картинку, и прошло минут 40, смотрю – менты идут, в телефоны уставившись, друг другу показывают и хохочут
– Ну, забавные. Мне больше нравится то, как это разошлось. Раньше, если ты автор и тебе нужно получить аудиторию, то у тебя должен был быть посредник в виде средств массовой информации, а сейчас с социальными сетями ты минуешь этот этап. Я опубликовал картинку, и прошло минут 40, смотрю – менты идут, в телефоны уставившись, друг другу показывают и хохочут, и наши ребята, которые сидят, тоже начинают смотреть в телефон, потом смотреть на меня. И прибежал омоновец, злой такой, он не понял кто это снял, обратился в ту часть этого зала, откуда снимали, как он понял: "Вот, вы тайком!.. И вообще, это все очень!.. Короче, плохо!" И убежал, я подумал, чуть ли не плакать. Он очень был оскорблен. Конечно, прекрасно было бы ответить ему в этот момент: "Чувак, извини, ничего личного. Я делаю свою работу!"
– Собираетесь еще участвовать в акциях протеста?
– Да, наверное. Получить уголовку за многократные административные нарушения – тоже есть перспектива, и этого, конечно, не хочется. Как журналист, как фотограф я точно продолжу в этом участвовать, и это одна из форм моей поддержки протеста. И конечно, я буду поддерживать ФБК.
