"Чего изволите". Как разоблачают недобросовестных судебных экспертов

26 января Вольное сетевое сообщество экспертов, исследователей и репортеров "Диссернет" совместно с сообществом Amicus Curiae запускает проект "Судебные экспертизы". Его цель – выявить тех, кто составляет для судов безграмотные экспертизы, пользуясь ненаучными методами, и развивать в России высокопрофессиональную непредвзятую экспертизу.

На сайте проекта "Судебные экспертизы" можно увидеть первые 15 экспертиз, к которым у специалистов возникли большие претензии. Это и экспертные заключения к таким громким делам, как дело об оправдании терроризма в журналистском материале Светланы Прокопьевой, дело Егора Жукова, дело Свидетелей Иеговы или дело "Нового величия", и экспертизы по малоизвестным делам о репостах в соцсетях или об оскорблении представителей власти через пост во "ВКонтакте".

Дело о беспричинном плевке

– Мне очень нравится дело о том, как человек совершил беспричинный плевок в полицейского – говорит кандидат физико-математических наук, координатор проектов "Диссернет" (специализируется на выявлении фальшивых диссертаций. – С.Р.) Лариса Мелихова. – Крымский татарин, активист Шевкет Раззаков плюнул в полицейского бойца-снайпера. Эксперт Синичкин написал, что плевок – это такое универсальное оскорбление. Специалист, написавший рецензию на это экспертное заключение, Дмитрий Дубровский счел, что это утверждение не соответствует научным данным по этнографии культур народов мира. Он привел в пример обычаи африканского племени масаи, где отец невесты во время бракосочетания плюет ей на голову, благословляя на брак.

Другой пример – дело руководителя московского отделения "Другой России" Николая Авдюшенкова, который написал в листовке: "Убей в себе раба", и эксперты Батов и Крюкова сочли, что эта фраза является экстремистской, поскольку "этот лозунг подталкивает людей к мысли о том, что у нас в России рабство и призывает их на борьбу с рабством, то есть с государственным строем", говорится в их заключении.

– Этого человека осудили на год условно с испытательным сроком 3 года, особый упор эксперты сделали на слове "убей", сочтя его за призыв к насилию. Вообще-то тогда надо предъявлять претензии и к Чехову за его знаменитую фразу про раба, которого нужно из себя выдавливать, – замечает Лариса Мелихова. – А еще было громкое дело директора библиотеки украинской литературы Натальи Шариной, которую обвинили в экстремизме и растрате, – там фигурировало несколько книг, и в каждой из них эксперт Евгений Тарасов нашел очень большой экстремизм, причем его никто об этом не спрашивал – он сам это написал. Самое смешное, что в некоторых книжках он находил антисоветские высказывания – и каждый раз трактовал их как антироссийские, то есть он как бы не вышел из СССР.

Почитали, ужаснулись

Во время судебных разбирательств нередко требуются экспертизы. Об их сомнительном качестве сегодня говорят все чаще. По заказу строительных компаний пишутся заключения об аварийности вполне крепких старинных домов, которые кому-то очень хочется снести, и эти же заключения потом фигурируют в судах, если градозащитники пытаются отстоять здания. Адепты религиозных течений вдруг оказываются вне закона, когда эксперты находят в их книгах экстремизм. Экстремизм, оправдание терроризма, оскорбление разных социальных групп постоянно обнаруживаются экспертами в постах, размещенных в соцсетях, и такие экспертные заключения могут стоить людям нескольких лет свободы.

Беда судебных экспертиз в том, что они пишутся по заказу судов по принципу "чего изволите", – считает Лариса Мелихова.

– Экспертиза обычно пишется под заказ стороны обвинения, и даже коллеги автора этой экспертизы по университету могут не знать, что он пишет экспертизы для судов. Никто это не афиширует, это очень закрытое, анонимное дело. И главная проблема нашего нового проекта будет в том, чтобы экспертизы добывать – суды и даже адвокаты очень не любят их отдавать. А когда что-то непрозрачно, это всегда большой простор для коррупции и всяких фальсификаций, поэтому главная задача, которую мы себе ставим, – сделать эту систему прозрачной. Показать научному сообществу, кто эти люди – чтобы оно почитало, что они пишут, и ужаснулось. Мы не ждем немедленных юридических последствий – чтобы прямо завтра этих экспертов начали дисквалифицировать, но мы надеемся на репутационные последствия.

Сооснователь проекта "Диссернет", доктор физико-математических наук Андрей Ростовцев тоже считает, что прозрачность экспертиз будет иметь последствия для следующих экспертов, которые уже будут знать, что процесс создания экспертизы может быть открытым, что его коллеги узнают о том, что он напишет.

– И тогда они десять раз подумают, надо ли поступать против совести. Потому что они прекрасно знают, что делают. И если нарушаются принципы экспертизы, выводы обосновываются смехотворными аргументами, это мы и показываем, говорим, что это фальшивый научный продукт.

Кукла Путина

Как участники проекта буду определять качество экспертиз?

– Есть экспертиза, и есть рецензия на нее уважаемого нами специалиста, и мы приводим полный текст экспертизы и рецензию на нее, – поясняет Мелихова. – И в этой рецензии сказано, какие научные принципы нарушил эксперт – не с нашей точки зрения, а с точки зрения специалиста в этой области. Нарушения все известны – например, выход эксперта за пределы своей компетенции. Вот он говорит: в таком-то тексте были призывы к тому-то и тому-то. Его не спрашивают, были призывы или нет, – это должен решить суд, от него требуется рассмотреть текст и сказать свое мнение о нем. А он пишет – автор призывал свергнуть все на свете. Или эксперт берет и пересказывает текст своими словами, причем совершенно меняет его смысл. И потом он анализирует уже не начальный текст, а то, что он пересказал, – и находит там и призывы, и все, что ему надо найти.

Есть такая эксперт Крюкова, которая написала экспертиз 50, у нас из них есть три. У нее степень кандидата педагогических наук, она преподаватель математики, при этом она пишет экспертизы по психологии, по культурологии – она во всем специалист. Она писала экспертизу по делу историка Юрия Дмитриева, у нас есть ее экспертиза по делу "Нового величия", она писала заключение по свидетелям Иеговы, хотя она в этом совершенно не специалист. Еще у нас есть любимое семейство экспертов Тарасовых – это отец, сын и жена сына, они пишут огромное количество экспертиз, причем именно таких, какие нужны следствию. А дальше суду остается только выбрать срок в вилке наказаний, все остальное выполняет эксперт, а суд принимает на веру все, что он сказал. Эксперт Зоя Тарасова – врач-педиатр, и при этом она писала экспертизу о порнографии в деле историка Юрия Дмитриева, и сексолог Лев Щеглов сказал, что ее экспертиза – это почти юмористический документ. Как ни удивительно, в Петрозаводском городском суде ее экспертизу признали ничтожной и обвинения с Дмитриева сняли, правда, потом апелляционный суд сказал, что надо еще раз это дело рассмотреть. Пока у нас этой экспертизы нет, но уже есть рецензия на нее хорошего специалиста, а сама экспертиза, мы надеемся, будет доступна, когда закончится дело. Зато у нас есть экспертиза по делу Егора Жукова, который сказал, что надо хвататься за любые формы протеста, причем это звучало в контексте рассуждений об исключительно ненасильственных формах протеста. Но эксперт заключил, что Жуков призывал свергать государственный строй. При этом мы не говорим, что эксперты – негодяи, мы говорим, что они нарушают научные принципы, и мы хотим, чтобы об этом знали в научной среде. Что среди них есть люди, которые никакие не ученые, просто окончили какие-нибудь 2–3-месячные курсы и занимаются экспертизой. А бывает, что это действительно ученые, но они пишут экспертизы, нарушая научные принципы.

– А какие это принципы?

– Частое нарушение – это отсутствие процедуры исследования, когда непонятно, на чем основываются эксперты. Они должны написать, по какой методике работают, как они ее использовали, но они ничего этого не пишут, и поэтому непонятно, как они анализировали текст. Вот, например, дело журналистки Светланы Прокопьевой об оправдании терроризма – в экспертизе по нему тоже отсутствует процедура исследования, зато присутствует непрофессиональное толкование экспертами понятия "оправдание", перечислено большое количество методов, которые вообще не имеют отношения к анализу спорного текста, – то есть это некорректное использование методик. Еще там есть нарушение логических процедур: им задают один вопрос, а они отвечают на другой. Экспертов не спрашивали ни о преднамеренном использовании речевых средств, ни о коммуникативном замысле. Были четко сформулированы вопросы о коммуникативном намерении оправдания терроризма и о лингвистических признаках оправдания терроризма, однако эксперты Белоусов и Руденко подменили конкретный анализ общими рассуждениями. Кроме того, рецензент пишет, что один из экспертов – филолог, а не лингвист и поэтому не может в должной мере судить о лингвистических проблемах. И еще эксперты вышли за пределы своей компетенции, рассуждая о степени и ответственности террориста – этим должны заниматься юристы, а не лингвисты. Все это не придирки и не мелочи – именно из них получается сфальсифицированная экспертиза.

– Наш проект основан на сравнении экспертизы с рецензией на экспертизу, а саму экспертизу мы не судим, – поясняет Андрей Ростовцев. – Один из распространенных принципов фальсификации, когда эксперт опирается на серьезные научные труды в своей области: об этом можно судить, основываясь на том, что такой-то основоположник написал в таком-то труде – и дается ссылка на монографию. Но если пройти по этой ссылке, выясняется, что ничего подобного этот основоположник не писал. Это обычный подлог данных, с которым мы сталкиваемся на каждом шагу в проекте "Диссернет", потому что диссертации – это бизнес. И экспертизы – этот тоже бизнес, иногда семейный, дополнительный доход в семью.

Еще один пример липовой экспертизы – в деле о кукле Путина.

– Два парня в Перми выставили на обозрение куклу Путина и повесили на нее плакат "Я лжец". И их обвинили в экстремизме, поскольку они якобы оскорбляют группу людей, любящих Путина, – говорит Мелихова. – В этой экспертизе у меня есть любимая фраза: "Лица поздней взрослости и пенсионного возраста, данной категории лиц психологически уязвимы, обладают особой чувствительностью, восприимчивостью и повышенной возбудимостью. Зафиксированное в ролике представление причинило нравственный ущерб, нанесло оскорбление неопределенному множеству лиц, тем, в частности, кто на президентских выборах отдал свой голос В.В. Путину". То есть они бы особенно расстроились, увидев куклу Путина с надписью "Я лжец". А еще у нас есть замечательная хакасская активистка Лидия Баинова, она боролась за права хакасов, и ее обвинили, что она призывала к экстремизму в одном из постов во "ВКонтакте". Там есть прекрасная фраза: "Сам текст сообщения с приведенными примерами дискриминации хакасов русскими способствует формированию у представителей хакасского народа чувства расовой и национальной ненависти и вражды в отношении русского этноса". Но ведь вопрос о возбуждении ненависти и вражды перед экспертом не ставился, это должен решать суд – было оно или не было. И еще там огромная библиография в конце, но часть книг к предмету вообще не относится.

"Путинский режим" с маленькой буквы

Сообщество Amicus Curiae("Друзья суда") занимается проблемами специальной судебной экспертизы с 2015 года, помогая адвокатам, публикуя обзоры судебных экспертиз и рецензии на них, предлагая альтернативную точку зрения. Сооснователь сообщества Дмитрий Дубровский говорит, что в специальных судебных экспертизах присутствует фальсификация научного знания.

– Иногда это плагиат, иногда подмена данных, иногда просто откровенная чушь, которую суды, к сожалению, принимают безо всякой критики и потом используют в приговорах. Несколько последних решений Европейского суда по правам человека как раз обратили внимание на эту очевидную проблему: что российская экспертиза в большой степени пытается подменить собой суд, которому это даже удобно. Эксперт написал – здесь есть экстремизм, и суд вставляет это заключение в приговор, хотя эксперт не имеет права делать таких заключений. Эксперт – не юрист, он должен рассказать суду, что он как исследователь и ученый видит в этом предмете.

По словам Дубровского, многие экспертизы поражают низким профессиональным уровнем. Среди них – экспертиза для суда над Станиславом Дмитриевским, которого в 2006 году приговорили к двум годам условно, признав виновным в разжигании межнациональной розни за публикацию в газете "Право-защита" двух обращений: Ахмеда Закаева к российскому народу и Аслана Масхадова к Европарламенту. Эксперт Тесленко из Минюста, доктор филологических наук, написала в заключении по поводу письма Аслана Масхадова, что термин "русско-чеченская война" – это разжигание розни между русскими и чеченцами, а выражение "путинский режим" с маленькой буквы имеет признаки экстремизма. Впрочем, после решения ЕСПЧ по этому делу Тесленко не прошла переаттестацию, ее уволили. Теперь она пишет экспертизы по экстремизму для МВД.

Рынок недобросовестных экспертиз небольшой, но постоянный. В последнее время возросло количество экспертиз по религиозным делам, в частности, по движению "Фалуньгун".

– Эксперт Еднералова, кандидат филологических наук и магистр в области педагогики и психологии, делает психолингвистические экспертизы. В своей последней экспертизе по "Фалуньгун" она серьезно обсуждает нейролингвистическое программирование, которое якобы можно делать через книгу. Признаки этого программирования она видит в том, что автор меняет последовательность изложения в тексте. Она пишет, что это вредно и опасно для российских читателей. Если бы это была просто статья, нормальный человек прочел бы и сказал – психиатрическая лечебница за углом, но суды это не интересует, – рассуждает Дубровский. – Им важно, что в конце написано "экстремизм" – и отлично! Был у меня хороший приятель, религиовед, он создал религиоведческую экспертную организацию, которая теперь клепает обвинительные заключения по чему угодно. Я его спрашивал: "Леша, что ты делаешь?" Он говорит: "Ну, ты не понимаешь, у меня сложная ситуация, на меня давят". Похоже, что на него так надавили, что через него теперь проходит вся гэбэшная заказуха.

Дмитрий Дубровский приводит в пример также дело правозащитника Вадима Карастелева, который когда-то участвовал в организации митинга против местного краснодарского закона, запрещавшего детям выходить на улицу вечером. Среди агитационных материалов был лозунг: "Свободу не дают, ее берут", и он стал доказательством экстремизма правозащитной организации, которая этот лозунг упомянула.

– Надо, чтобы окружающие знали, что вот этот вроде бы уважаемый человек, которой рядом с ними работает, регулярно подписывает заключения, благодаря которым людей надолго сажают в тюрьму, ломают им жизнь, по которым объявляют экстремистскими книги, – говорит Дубровский. – Так что тут идет речь о повышении социальной ответственности тех, кто этим занимается. Это во-первых, а во-вторых, прозрачность в этой сфере поможет формированию профессиональной репутации: пусть люди читают эти экспертизы и решают – нормально ли такое писать кандидату и доктору наук, сотруднику академического учреждения или нет.

По словам Андрея Ростовцева, в случае проекта "Судебные экспертизы" должен сработать тот же механизм, что и в "Диссернете".

– "Диссернет" накопил огромное количество информации об авторах, у которых была обнаружена фальсификация, подлог или плагиат. И в какой-то момент научные журналы стали проверять авторов новых рукописей на присутствие их в нашем проекте. И теперь они часто отказывают авторам, которые неоднократно засветились в "Диссернете" и по сути обманывают редакцию. Раньше автор приносил статью в журнал, где не хватает рецензентов, и автору доверяли, а теперь не доверяют. И мы получали очень много жалоб от ученых – ну как же так, журналы с нами перестали сотрудничать, уберите нас, пожалуйста, из "Диссернета". А мы уже не можем их убрать: извините, вы столько раз обманывали научное сообщество, и теперь – что есть, то есть. Мы вытащили из тени весь ландшафт российской псевдонауки, и мы надеемся, что так же будет и с экспертизой. Что с экспертами-фальсификаторами перестанут сотрудничать не только научные журналы, но и суды. Потому что это будет неприлично выглядеть.

Пока в портфеле нового проекта всего 15 судебных экспертиз, снабженных рецензиями специалистов, но этот список будет расширяться.