Недавно австралийский ученый Ларри Котрен порадовался в Фейсбуке, что до него наконец-то добралось русскоязычное издание его книги "Отверженный провидец", о псковском реставраторе Юрии Павловиче Спегальском. Я получила ее на несколько дней раньше. В Пскове была устроена небольшая презентация для друзей и коллег Ларри, с кем он был знаком, когда жил в России, и провели ее в Палатах Меньшикова, одном из тех древних зданий, которые реставрировал Спегальский.
Книгу с добросердечной запиской от автора мне передала Ирина Борисовна Голубева, ответственный редактор русского издания. Она и познакомила нас с Ларри Котреном, правда, онлайн. Вручая мне весомый, во всех смыслах, труд, Ирина Борисовна сказала: "Это драма. Сериал настоящий, осталось только сценарий оформить".
"Хм, сериал", – подумала я. Байопик про ученого, одержимого городом. Интересно.
И невольно такой сценарий стал складываться в моем воображении во время чтения.
Вот, например, сцена первая. Большой каменный дом, светлая комната, мирный городской шум едва долетает через открытые окна. 1916 год. Перед мольбертом замер мальчик лет семи. Он разглядывает акварельный рисунок, который не закончил отец, мобилизованный в армию.
Следующая сцена. 16-летний подросток, сбежав от матери и отчима, расчищает мусор в старинном каменном здании; он чувствует себя странно-счастливым, отыскав в пыли еще один печной изразец для своей немалой коллекции. Когда камера берет общий план, псковский зритель узнает Дом Печенко XVII века, сегодня почти разрушенный. Он принадлежал бабушке этого юноши, Варваре Александровне Печенко. Юный Спегальский сам сложил себе печь и обустроил жилую комнату, где проживет один несколько лет. Сцена заканчивается на том, как молодой человек устраивается каменщиком в артель Василия Колушкина, чтобы руками постичь древнерусское мастерство известковой кладки. На дворе середина 1920-х, временная передышка между бесконечными войнами XX века.
Потом скачок через несколько лет, уже 1940-е. Ленинград, блокада. Юрий Спегальский – дипломированный архитектор. Работа в Пскове у него не задалась из-за конфликта с музейным руководством, и в 1941 году он устроился в ленинградский отдел охраны памятников архитектором-верхолазом. Пока не началась война, он занимался обмерами и реставрацией крестов и шпилей, а сейчас – их маскировкой. Февральским вечером 1942 года Юрий Спегальский лежит на койке в Доме архитектора – здесь, когда голод стал невыносим, оборудовали стационар для специалистов. Тут было тепло и немного кормили. В этот вечер бухгалтер Дома архитектора Валентина Горопченко привела женщину, которую подобрала на улице в снегу. Но мест нет. Гостье придется уйти, хотя всем понятно, что до больницы она не доберется. Не говоря ни слова, Спегальский встал и жестом показал, что освобождает ей койку. Он ушел, не подозревая, что спас жизнь своей будущей жене, и больше того – женщине, которая сделает его бессмертным.
Тот же вечер, или следующий. Или другой, один из. Юрий Павлович сидит в темной стылой квартире и цветными карандашами (акварель покрывалась льдом) рисует виды средневекового Пскова, каким он представал воображению реставратора. Образ русского города XVII века помогал ему забыть о голоде и войне. Серию рисунков Спегальский назвал "Патриотическая сюита", потом она будет показана на выставке. Из этих блокадных зарисовок вырастет потом концепция архитектурных заповедников, за которую реставратор будет бороться до конца жизни.
Еще одна близкая по времени сцена: Юрий Спегальский показывает свои рисунки Ольге Аршакуни, той самой женщине из Дома архитектора. Они снова случайно встретились осенью 1942 года, работая в Александро-Невской лавре. Узнали друг друга и обрадовались, что оба остались живы.
И вот первый сезон сериала заканчивается: лето, 1944 год. Война близится к концу, и Спегальский каждый день ждет известия об освобождении Пскова. Пока люди вокруг него оплакивают погибших близких, Юрий Павлович изводит себя мыслями о памятниках родного города: "Я ежеминутно думал о них, чуть ли не о каждом камне. Когда шли дожди, я воображал, как вода впитывается в ничем не защищенную кладку, когда наступали морозы, я чувствовал, как они рвут камень и раствор, и не мог спокойно жить".
Второй сезон байопика, после очевидного успеха первого, оставит зрителя в недоумении. Он будет состоять из сплошных загадок.
Во-первых, довольно сложно будет объяснить аудитории, как архитектор дворянского происхождения, чей родной отец сгинул с белыми, а отчим был репрессирован Сталиным, тем не менее, сумеет не просто выжить, но и получить руководящую должность – в 1944 году его назначили начальником инспекции по охране памятников Псковской области. (Ответ здесь, видимо, все в той же одержимости Спегальского древнерусским зодчеством, которое он превозносил как проявление народного гения, истинного духа простых русских людей – вполне в духе пролетарской революции.)
Вторая загадка еще сложнее: как вышло так, что обладая и полномочиями, и ресурсом (в 1946 году он стал руководителем специально созданной проектно-реставрационной мастерской) Спегальский в итоге все потерял. Он так и не добился превращения Пскова в комплекс архитектурных заповедников – то есть полного подчинения новой застройки памятникам древнего зодчества и восстановления старинных улиц, стертых с лица земли задолго до бомбардировок. Генплан Пскова, разработанный в 1945 году, учтет лишь некоторые из его предложений. После нескольких лет работы, обвиненный в неумелом руководстве (мастерская отставала от плана и выходила за бюджетные лимиты), Юрий Павлович вновь покинет Псков. Он оставит после себя кучу проектов реставрации, обмеры, исследования, рисунки – и незаконченную до сих пор дискуссию, каким же должен быть идеальный Псков, настоящий древнерусский город.
Это история об ученом-исследователе, который обожает свой город словно живое существо, бредит им. Он живет словно вне времени. Он видит вокруг себя семнадцатый век, несмотря на разрушительный двадцатый с его социализмом, компартией и госпланом, куда не вписываются изразцы и купеческие палаты. Именно Спегальский сам по себе, как личность, как мастер, стал проводником древнего Пскова – помог ему прийти в советскую современность и выстоять в ней.
Должен быть и третий сезон байопика. Конец 1960-х. Спегальский возвращается в Псков – полный новых планов и идей, воодушевленный близким исполнением своей мечты – и умирает.
За время жизни в Ленинграде Юрий Спегальский не переставал заниматься Псковом, он писал книги и доклады о псковском зодчестве, выступил консультантом при разработке псковского проекта зон охраны памятников истории и культуры. Осенью 1968 года он получил предложение занять должность главного архитектора ПСНРПМ – Псковской специальной научно-реставрационной производственной мастерской, выросшей из той самой организации, созданной в 1946 году. Теперь, в отличие от послевоенных лет, у реставраторов были и ресурсы, и кадры, и Юрий Павлович принял предложение, не раздумывая. В ожидании переезда он разрабатывал Перспективный план реставрации, восстановления и консервации памятников архитектуры города Пскова на 82 страницах. Одновременно он в деталях продумывал, как перестроить ПСНРПМ – куда перенаправить силы специалистов, какие проекты отложить, а какие ускорить, как перераспределить финансы. В конце 1968 года Спегальский и Аршакуни обменяли свою ленинградскую квартиру и переехали в Псков – уже навсегда.
Правда, продлилось это "навсегда" для Юрия Павловича буквально пару месяцев.
На первом же собрании в мастерской в январе 1969 года планы нового главного архитектора обернулись скандалом. Спегальский не учел, что вернулся не на пустое место, а в слаженный коллектив реставраторов-профессионалов, у которых было свое представление о работе и своя любовь к Пскову. "Вы, Юрий Павлович, поэт реставрации, а мы – практики", – приводит Ларри Котрен слова Веры Лебедевой, автора десятков проектов реставрации псковских памятников.
На следующий день после собрания Спегальский упал с сердечным приступом. Через несколько дней, 17 января 1969 года, он умер.
Его супруга Ольга Аршакуни осталась одна в чужом для нее городе, почти без друзей и знакомых. Остаток своей жизни (до 1991 г.) она посвятила памяти Юрия Павловича – сохранению его наследия и отчасти, наверное, мифологизации. Сегодня в квартире, где они жили, расположен музей Спегальского, на стене дома висит его бронзовый барельеф. Улицу, где стоял дом его бабушки, переименовали в честь реставратора. Его имя стало легендой. Когда я пришла в журналистику и начала писать, в том числе, о проблемах культурного наследия, кристально-чистый миф о Спегальском, освобожденный от неприятных воспоминаний современников про его жесткость, непримиримую самоуверенность и не всегда научно-обоснованные архитектурные фантазии, давно уже был основным содержанием градозащитного движения. Псков Спегальского – это лучшая, параллельная реальность, недостижимый Китеж-град, лучезарный маяк среди серых панельных будней.
И вот появляется эта книга. Ученый с другой стороны планеты, с помощью архивов, интервью и мемуаров, воссоздал объемный образ – уже не легенды, а живого человека. Он объяснил, почему Спегальский был отвергнут и почему он все-таки провидец.
"Чем он вас зацепил?", – спросила я Ларри, переписываясь после презентации его книги в Пскове. И он рассказал историю:
"Я был в Пскове во второй раз в марте 1987 г., в группе туристов из Вашингтона. Мы попали в музей-квартиру Спегальского случайно вечером. Там были наш гид и Ольга Константиновна Аршакуни. Аршакуни приветствовала нас и говорила о Спегальском, показала нам музей, но скоро она устала и ушла в свой кабинет. Одному пожилому человеку в группе стало плохо, и у Ольги в кабинете была постель, где он лежал 15-20 минут. Я сидел с ним, и мы с Ольгой Константиновной начали разговаривать (я говорил по-русски не очень хорошо, но достаточно). Я задал вопросы о Спегальском, об их жизни. Она стала рассказывать. Было совершенно тихо (группа уже ушла) и очень странное чувство возникло – как будто ее душа вошла в мою душу, наши души соприкоснулись, и я понял, что мне надо узнать больше об этом человеке. Это, конечно, не рациональное решение, но решение от сердца, от души. Что-то там случилось между нами, и моя жизнь изменилась к лучшему".
Светлана Прокопьева - журналист
Высказанные в рубрике "Мнения" точки зрения могут не совпадать с позицией редакции
