В Петербурге может закрыться Музей граммофонов и фонографов Владимира и Людмилы Дерябкиных. Если это случится, одна из самых больших коллекций в мире окажется без крыши над головой. При чем тут чиновники и пандемия коронавируса, разбирался корреспондент Север.Реалии.
– Я была воздушной гимнасткой, а Володя клоуном, коверным. Он выступал вместе с другим клоуном, это была пара "Хлюпин и Дерябкин". Ну, а когда мы поженились, стали делать общие номера – с медведем. И вот, для одного номера, для репризы "В трактире", нам понадобился граммофон, с него все и началось. Теперь у нас их больше 300, – рассказывает Людмила Дерябкина.
Сначала кажется, что петербургский музей граммофонов совсем маленький. Все начинается с небольшого помещения с несколькими допотопными фонографами и рассказа о том, как француз Шарль Кро изобрел первый аппарат для записи и воспроизведения звуков, которого никто не заметил, и как через год Эдисон еще раз изобрел чудесный аппарат, который и был запатентован под его именем. Тут же стоят фонографы, почтенные отцы граммофонов и патефонов – узкие раструбы, валики, ящички красного дерева. У стены – внутренность купе поезда старого образца: дверь, столик, стакан с подстаканником, полки, наверху чемодан. Вся жизнь семьи прошла на колесах, в разъездах с Росгосцирком, и это – улыбка и поклон тем кочевым временам. Без разъездов не было бы и коллекции граммофонов. Владимир Дерябкин хорошо помнит, как он искал свой первый граммофон.
– Пошел я по Краснодару искать его, присел к одному дедку, а он и говорит: ой, по-моему, у меня лежит где-то в сарае! На следующий день я к нему пришел, и дед вытащил мне этот граммофон: "Москва, Тверская, 26, акционерное общество Граммофонъ". Приношу его в цирк, а дежурная по цирку мне и говорит: Володя, вы искали граммофон – есть там у одной женщины. Я говорю: да и у меня есть уже, не надо. А потом думаю: а чего не поехать – и привез второй граммофон. И началось – в тот раз я из Краснодара увез восемь граммофонов. Коллекционерская жилка-то у нас с детства заложена, помню, еще в школе, в станице, мы все что-то собирали – этикетки от спичек, фантики. Потом уже, разъезжая по гастролям, я ходил по городам, искал. Приезжал прямо в клоунской одежде, люди открывают двери, а там клоун стоит! Однажды в Саратове мне сказали адрес, где есть граммофон. Я поехал на своей машине в клоунском костюме и с медвежонком. Приезжаю – это частный дом, а в доме свадьба. Зима, снег, я поднял отца невесты, и мы поехали за 12 километров, застряли, потом все-таки добрались, добыли граммофон, вернулись, свадьба все еще гуляет. Я с мишкой в сарае часов до 5 утра оставался.
В своей квартире они почти не жили – 11 месяцев в году мотались по гастролям, только граммофоны привозили и ставили в комнатах. А по-другому собрать такую коллекцию было бы невозможно. В какой бы город ни приезжали, сразу давали объявление – куплю граммофоны.
– На объявлениях оставляли телефон цирка – он же практически жил там, и вот, с вахты его звали: Володя, иди, там тебя – по граммофонам. У нас машина была хорошая, 24-я "Волга", лучшая по тем временам, только на экспорт делалась, мы ее из Югославии привезли. К ней пришлось купить прицеп, чтобы возить граммофоны. А потом разрешили иметь в собственности небольшие автобусы, и вот, когда мы опять работали Краснодаре, он отдал нашу "Волгу" директору Центрального универмага – обменял ее на "буханку", помните, был такой автобус? И когда он на нем приехал в цирк, ребята, которые в курилке сидели, прямо упали от хохота. Зато туда можно было много граммофонов загрузить, и они не мокли под дождем. Тогда еще работали заводы, он приходил, договаривался, чтобы какие-то детали починили, сталь отхромировали; мы старались реставрировать граммофоны прямо в путешествиях.
В коллекции есть удивительные экземпляры: огромный трактирный граммофон, который сразу можно узнать по тому, что его раструб вращается – когда посетитель подходил, давал деньги и заказывал музыку, раструб поворачивался в его сторону, а потом опять обращался к залу. Людмила Васильевна считает, что именно отсюда и пошло выражение "Кто платит, тот и заказывает музыку". Говорят, певицы предпочитали деревянный раструб – в нем голос звучит мягче. Но, оказывается, раструб, хоть металлический, хоть деревянный, не считался признаком хорошего тона, и в богатых гостиных часто стояли тумбовые граммофоны на колесиках, где раструб был встроен в специальную консоль, забран сеткой или дверцами с резьбой, инкрустациями и даже витражами. У каждого аппарата своя история, иногда пронзительная: есть в коллекции один граммофон, который хозяева забрали с собой, уезжая после революции в эмиграцию в Новую Зеландию.
– Как-то раз мы дали объявление, – вспоминает Людмила Дерябкина. – И пришли эмигранты первой волны, такие два одуванчика, принесли этот ящичек и несколько пластинок. Представляете – судьба этого ящика: выехал из России и вернулся в Россию. И его сохранили, несмотря ни на что. Кстати, раструбы и ящики делали у нас, а моторы были привозные. А вот пластинка с картинкой "писающий амур", стоила 2,50, а квалифицированный рабочий получал 5 рублей в месяц – как раз на 2 пластинки. Есть у нас один граммофон с прообразом первого будильника – хозяева сами записывали свой голос – “завтрак на столе”, “не опоздай на работу”. У нас в Петербурге был инженер Ребиков, фабрика была на Обводном канале, магазин на Большой Морской, но он был изобретатель, о прибыли не заботился, и все это быстро закрылось. У его граммофонов есть особенность – пластинка стоит наклонно. 120 ноофонов Ребикова (название "граммофон" было запатентовано, и называть так не имели права) вывезли по заказу в Англию, мы надеемся, что рано или поздно нам такой привезут – наши артисты работают и в Англии. Нам отовсюду привозят, вот наши знакомые в Индии работали, привезли нам рекламную вывеску: собака слушает голос умершего хозяина в раструбе граммофона.
Когда Дерябкины ушли с манежа, оказалось, что жить им негде: вся трехкомнатная квартира была занята граммофонами, негде было поставить даже кровать – расстилали матрас на полу и спали. Добыть первое помещение для музея помогла тогдашняя директор Музея истории Ленинграда Людмила Белова, память которой Дерябкины свято чтут, ее фотография висит на почетном месте. Затем коллекцией восхитился губернатор Яковлев и дал им помещение на Каменностровском проспекте под льготную аренду. Небольшую часть его артисты выкупили, за остальное исправно платили, денег за экскурсии хватало ровно на арендную плату и коммунальные платежи. Во время пандемии экскурсии прекратились, и пришла еще беда – выяснилось, что льготной аренды больше нет, юридическое лицо ликвидировано, и некое кафе уже хочет занять площадь музея. В утрате юрлица отчасти виноваты сами артисты: они не знали, что надо подавать в налоговую сведения о нулевой прибыли. Чиновники тоже не поинтересовались, почему у музея нет дохода, а просто вычеркнули его из списка. И теперь ценнейшую коллекцию граммофонов, третью в мире по величине, могут выкинуть на улицу. Дерябкины бросились в комитет имущественных отношений Петербурга, где им сообщили, что теперь, без льготной аренды, за помещение им придется платить 420 тысяч рублей в квартал, таких денег у пенсионеров нет.
Впрочем, это не только музей граммофонов, это музей истории семьи цирковых артистов, их путешествий и увлечений. Владимир Дерябкин гордится, что музей устроен по принципу цирка, в середине экскурсии посетителей ждет сюрприз:
– Зал, который эти шакалы отбирают, очень впечатляет, люди стоят в первом зале и думают, что они уже все увидели, и вдруг выключается свет, звучит цирковой марш и медленно поднимается металлическая штора – тут-то и видна вся красота граммофонов, – говорит Владимир.
Действительно, граммофоны в этом скрытом до поры зале сияют, как поляны причудливых цветов – красные, голубые, пестрые. На самом деле им и здесь-то тесно. Самое большое собрание граммофонов находится в Южной Корее, его хозяин, узнав о коллекции Дерябкиных, сразу прилетел в Петербург и был восхищен. У него в Сеуле большое музейное здание, все граммофоны в витринах под стеклом, а тут все можно потрогать руками. Именно поэтому один из самых ценных граммофонов не выставлен – он стоит в кабинете рядом с лежанкой, обустроенной на стилизованной казацкой телеге (Владимир Дерябкин – чистокровный донской казак из станицы Каменная). Это граммофон из дворца графа Воронцова, и у него тоже своя история.
– Мы его с сыном купили на Арбате, с виду и не понять, что это граммофон: консоль и сверху терракотовая статуэтка. Сын подошел и увидел, что в консоли есть дверка, он ее приоткрыл, а там – мотор, диск и пластинка. Он мне: "Папа, там граммофон", я говорю: "Да ты что, это просто консоль и фигурка". Подхожу – и правда, граммофон. Цена была сумасшедшая, нам не по карману, но Вова нашел женщину, которая сдала его в эту комиссионку, договорился с ней, она его забрала. Ведь они ей дали бы копейки из этих безумных денег, а мы ей заплатили, сколько она хотела. Она нам и рассказала, что этот граммофон привезли из Ялты, из дворца графа Воронцова. А скульптура все эти годы пролежала у нее в коробке с мукой – чтобы не разбилась.
В последнем зале на огромном столе самовар и сушки, здесь посетителей поят чаем. Кроме граммофонов, здесь много чего еще – старинная детская коляска на рессорах для близнецов, деревянный самокат на подшипниках вместо колес, любовно восстановленные сани, самовары. Один самовар совершенно удивительный – это гибрид самовара и граммофона, собственное изобретение Владимира Дерябкина.
– Меня стали упрекать, что получился музей западного быта, а у меня уже была небольшая коллекция самоваров. И когда ты всю жизнь в этом, то соединить самовар и граммофон нет никакой проблемы. Это все делалось в Москве на заводе, у меня там был знакомый инженер, я у него пропадал. Надо же, чтобы и самовар кипел, и музыка играла – и чтобы при этом не нагревался диск. Я вообще-то хотел, чтобы такие самовары-граммофоны стояли у метро "Петроградская" – в русском стиле: люди подходят, чай пьют и еще пластинку слушают настоящую. Но ничего не вышло.
Владимир Дерябкин не понимает, как можно загубить такой музей.
– Как это больно, на 72-м году жизни оказаться в таком унизительном положении – человеку, у которого вся жизнь связана с творчеством, который сам создал музей, и сегодня он опять вынужден кланяться каким-то тварям. Это уже невыносимо. Я сделал этот музей – а вы за 20 лет не перешагнули этого порога. Я все ждал, может, хоть грамотку от Комитета по культуре, как при социализме, под дверь подсунут, скажут – спасибо, Владимир Игнатьевич, – нет! А покажите мне, где в России второй такой музей – нет такого.
– Проблема в том, что у них еще несколько лет назад оказалось закрыто юридическое лицо, на которое была оформлена льготная аренда, – это ответ, который я получил от Комитета по управлению городским имуществом. Мои юристы готовы им помочь заново оформить юрлицо, – говорит депутат Заксобрания Петербурга Борис Вишневский, к которому Дерябкины обратились за помощью.
На официальный запрос Север.Реалии в комитете по имуществу пока не ответили.
