“Мы с мужем и детьми приехали из Афганистана в Россию уже больше восьми лет назад. Первое время учить язык было некогда: нужно было помогать детям и работать дома, потом не могла найти подходящие курсы. В итоге учу русский только второй год”, – рассказывает Сурайя.
Говорить по-русски она стесняется, поэтому соглашается только на письменное интервью. Русским она занимается второй год на курсах для мигранток и беженок в Петербурге. Занятия проходят в общественном коворкинге Открытое пространство, а также в двух библиотеках. Группы делятся на несколько уровней в соответствии с тем, насколько хорошо студенты владеют русским.
Как только женщина становится мамой – набор ее возможностей резко уменьшается
В феврале организатор проекта Дарья Апахончич заявила о запуске новой группы для начинающих. По ее словам, потребность в таких курсах она увидела еще в 2018 году, когда работала в аналогичном проекте Международного Комитета Красного Креста.
“Там проходили занятия для детей и взрослых. Я преподавала русский как иностранный. Единственная проблема заключалась в том, что курсы могли посещать только те, у кого есть официальный статус мигранта или беженца. В России этот статус получают далеко не все. Второе – курс был ограничен по времени. За этот срок далеко не все успевали освоить необходимую программу”, – говорит Апахончич.
Женщины оказались в языковой и культурной изоляции
В группе, которую она вела, были в основном женщины старше 30 лет. “У девушек, которые приезжают в Россию в более раннем возрасте и поступают в университет, один набор возможностей. Как только женщина становится мамой – набор ее возможностей резко уменьшается”, – добавляет она.
На одном из занятий к группе решил присоединиться новый студент из Сирии. Для того чтобы ученики могли познакомиться, Апахончич предложила каждому представиться: рассказать, из какой страны они приехали, как долго живут в России и в течение какого времени учат русский. В итоге выяснилось, что почти все женщины, посещавшие курсы, жили в России уже около семи лет, но только начинали учить язык. По их словам, раньше возможности заниматься русским у них не было: нужно было воспитывать детей, работать вне дома в их странах не принято, поэтому на курсы мужья не отпускали.
“Меня тогда это очень сильно потрясло. Дети этих женщин по сути выросли в России, знают русский на уровне носителей, шутят по-русски проще, чем на родном языке. Женщины же оказались в языковой и культурной изоляции. Все эти годы они сидели дома. Им даже выучить язык было негде”, – рассказывает Апахончич.
Курсы в Красном Кресте подходили к концу. Тогда Апахончич предложила женщинам не заканчивать обучение и продолжить учить русский уже не в рамках международного проекта. Они обрадовались. “Я поняла, что сейчас эти женщины снова вернутся в семьи, и на этом их знакомство с русским языком завершится. Мне не хотелось этого допустить”, – вспоминает она.
Потом появились другие группы и новые педагоги. Сейчас в рамках проекта существуют четыре группы по уровню владения языком. Занятия в них ведут восемь волонтеров-преподавателей. Часть из них, как Апахончич, имеет профильное филологическое образование. Часть – носители языка с гуманитарным бэкграундом – преподавание истории или испанского языка.
В поликлинике я постоянно сталкиваюсь с агрессией
“Я хотела создать горизонтальную структуру, где каждый преподаватель сможет организовать работу своей группы и взять на себя ответственность за процесс обучения”, – говорит организатор. В итоге учителя работают автономно: самостоятельно договариваются с площадками для проведения занятий и обсуждают с группой, какие темы было бы интересно обсудить на занятиях.
Мне хочется, чтобы эти женщины перестали быть невидимыми
Апахончич, например, в своей группе делает акцент не только на обучение русскому языку, но и на правовые аспекты жизни мигранта в России. На занятиях студенты читают брошюры о том, как вести себя, если ты столкнулся с агрессией со стороны полицейских, как устроиться на работу и снять квартиру, чтобы не стать жертвой мошенников.
“В чисто женском коллективе мы обсуждаем вопросы, связанные со здоровьем и посещением врачей”, – рассказывает Апахончич.
По словам Сурайи из Афганистана, это одна из ее любимых тем.
“Еще мне нравится читать тексты о России или о Петербурге, обсуждать погоду и семью. Эта лексика мне очень нужна, когда я забираю дочь из садика или хожу в поликлинику. В поликлинике я, правда, чаще сталкиваюсь с агрессией. В регистратуре на меня постоянно кричат, если я не сразу понимаю, что мне нужно сказать”, – рассказывает она.
Курсы нацелены в большей степени на обучение русскому языку, однако иногда преподаватели разговаривают с мигрантками и о правах женщин. “Сейчас самым простым решением для того, чтобы вывести женщин из языковой и культурной изоляции, я вижу выход в поле работы. Так они смогли бы быстрее выучить русский, социализироваться и найти новых друзей. При этом у нас перед глазами есть пример женщин из Центральной Азии, которые приезжают в Россию работать, в итоге оказываются оторванными от семьи. Это другая крайность. Пока мне просто хочется, чтобы эти женщины перестали быть невидимыми. Сейчас большая часть населения России даже не подозревает, какое количество мигранток живет в культурной изоляции на территории их страны, – считает организатор проекта.
По данным Агентства ООН по делам беженцев, в России в 2019 году было зарегистрировано около 220 тысяч беженцев и лиц со статусом временного убежища. В основном это уроженцы Афганистана, Украины, Сирии и Йемена.
