Это не Сталинград сороковых, это Большая Пушкарская сегодня.
Когда я прохожу мимо этого дома, сердце у меня сжимается. Он давно расселен, но убогие лавочки на первом этаже недавно еще теплились, – и вот последние окошки погасли, все залепила мерзкая зеленая паутина – верный признак скорой гибели. А ведь Большая Пушкарская, 7, – это дом Басевича, 1912 год, поздний модерн.
Дом огромный – целый квартал, его хотят снести и построить апартаменты. Схема отработанная – дом расселяют, отключают от отопления, несколько лет он стоит под зеленой сеткой, якобы ожидая реставрации, протекает, горит, а потом собственник заказывает экспертизу, и очередной "специалист" услужливо пишет, что дом аварийный и восстановлению не подлежит. Градозащитники испускают слабый вопль, чиновники разводят руками – мы бы рады, но аварийный же!
Каждый дом неповторим и ценен, это живая плоть города, и отгрызая от нее по кусочку, город убивают. По мере сил, каждый день, каждый час мы должны этому противостоять, не отдавать им ни одного старого здания
Конечно, в мозгу немедленно возникает образ злодея – очередной застройщик, жадный буржуй в сговоре с коррумпированными чиновниками отгрызает от города еще кусочек. В целом образ правильный, но есть нюансы. Много лет городские власти пудрили нам мозги, обещая восстановить дом Басевича в рамках программы "Молодежи – доступное жилье", но как-то не сложилось. А теперь этот дом вместе с участком передан – внимание – "Академии танца Бориса Эйфмана", и уже есть эскизный проект спального корпуса для учащихся с залами для занятий хореографией и комплекса апартаментов для артистов. То есть нам мало Гергиева, в свое время протащившего проект чудовищного сарая для создания второй сцены Мариинского театра, сарая, стоившего нам конструктивистского здания ДК 1-й пятилетки, части Литовского рынка XVIII века, одного из лучших петербургских видов – на Крюков канал, в общем, ценнейшего квартала, навек погибшего. Теперь на город надвигается второй маэстро, тоже из верноподданных, доверенных лиц, и тоже с непомерным аппетитом.
Для Эйфмана уже строится неподалеку, на Ватном острове, Дворец танца, у него есть новое здание на улице Лизы Чайкиной, ради которого и так уже был снесен один старинный дом, у него есть Детский театр танца в здании бывшей школы совсем рядом, на Введенской, 3, все вместе это целый квартал, но ему мало.
Так же, как и Гергиеву мало дорогущего сарая новой сцены – он методично губит переданный ему дом Лермонтова на Садовой, 61, – то самый, где поэт жил перед отъездом на Кавказ и где написал свои знаменитые стихи "Смерть поэта": теперь этот дом разграбляется, превращается в помойку и пристанище бомжей. Потому что Гергиев вместо обещанного музея хочет устроить там отель, а на историческую архитектуру и память о поэте ему наплевать. Вот и его коллеге Эйфману наплевать на дом Басевича, без которого Большая Пушкарская никогда уже не будет прежней.
Дом Басевича – не единственная горячая точка в городе, их угрожающе много – кажется, на город идет настоящее новое наступление. Выявленный памятник "Здание медсанчасти №1 завода им. М.И. Калинина" на улице Одоевского может быть окончательно приговорен к сносу уже на днях – и это будет итог многолетней борьбы за красивейшее здание, борьбы экспертиз, настоящих, честных – и заказных, подлых и продажных, которым (угадайте с трех раз, почему), всегда отдают предпочтение чиновники, ответственные за культурное наследие. Под угрозой сноса и дом Изотова на Кирилловской улице, он уже весь выпотрошен, два верхних этажа разобраны из-за угрозы обрушения, еще бы – вплотную к нему строится 8-этажный ЖК "Форсайт" с подземным паркингом, который может погубить еще несколько соседних домов. Такое же варварское строительство ведется и на Большой Разночиной на Петроградской стороне, и еще много где. Кстати, еще одни дом в стиле модерн, узкий, элегантный, но расселенный, выпотрошенный и сожженный, доводится до аварийности тут же, на Большой Разночинной, 9, по той же испытанной схеме, что и дом Басевича.
Жадность застройщиков и беспринципность чиновников, отвечающих не перед народом, а перед начальниками, понятна. Но жадность и беспринципность деятелей культуры, не стесняющихся разрушать город ради своих амбиций, – это все же явление особого рода. Возможно, они не совсем понимают, что разрушая город, они разрушают свою публику, которая будет ходить уже не рядом с прекрасными фасадами, сметаемыми сегодня, как старый хлам, а рядом с уродливыми коробками – памятниками коррупции и невежеству. Она будет видеть, как сносят старые дома, и делать выводы – а, может, эта старая культура и вправду ничего не стоит? А потом, возможно, эта публика не пойдет смотреть прекрасные балеты Эйфмана, а завалится с пивом перед сериалами. И на концерты Гергиева тоже не повалит – кстати, в его сарай с дивной акустикой лично я дала себе зарок не ходить никогда, поскольку считаю людей, разрушающих мой город, своими личными врагами. Думаю, если бы в городе жили не просто горожане, но еще и граждане, то быстренько организовался бы бойкот тому же Эйфману, решившему порезвиться в сердце города, на Петроградской стороне.
Сегодня у города новые захватчики – с культурным лицом. И сам собой срывается с языка вопрос: с кем вы, мастера культуры?
Честно говоря, я не могла не порадоваться, когда 19 января в Венской опере Гергиева заменили на другого дирижера, потому что он уже во второй раз опоздал на 20 минут. Зрителям объяснили, что 1200 человек в зале и сотни музыкантов не должны ждать одного маэстро. А я вспомнила пресс-конференцию в Мариинском театре, где вместе с другими журналистами ждала того же маэстро 40 минут. Видимо, это один, хамский стиль поведения – и по отношению к людям, и по отношению к зданиям, построенным задолго до тебя и принадлежащим всем – и тем, кто отстаивал город от захватчиков, а потом поднимал его из руин, и нам, и нашим потомкам.
Сегодня у города новые захватчики – с культурным лицом. И сам собой срывается с языка вопрос: с кем вы, мастера культуры – с застройщиками, мечтающими снести все, до чего дотянутся, построить свои погонные метры жилья и свалить за бугор, туда, где граждане берегут свои города, леса и реки от таких, как они? Или с теми, кто пытается сохранить в городе то, что еще осталось? Боюсь, ответ ясен.
А вот жизнь тех, кому еще не все равно, давно превратилась в противостояние: того и гляди, что-то еще снимут с охраны, продадут, застроят, снесут, закрасят. Того и гляди, закроют поликлинику, спортивную школу, кинотеатр, вырубят сквер, построят ядовитый завод – только успевай поворачиваться и отстаивать ресурсы, которые буквально выхватывают их рук. И градозащитники – на переднем крае. Когда-то, на заре перестройки, именно с их движения начиналась в городе политическая активность – со свечек, зажженных у дома Дельвига, с разгневанных толп у Англетера. Сегодня движение выдохлось – и это понятно: чтобы отстаивать город, нужны силы и время, нужны юридические знания, готовность писать бесконечные письма, идти в суды, стоять в пикетах. Но иного выхода у нас нет. Под лживую мантру о том, что "город должен развиваться", они развивают его, снося все, до чего могут дотянуться. Но мы должны знать цену этой мантре: хочешь развиваться – развивай спальные районы, там дела непочатый край, строй там новые театры, танцевальные школы и апарт-отели для артистов. Или подумай головой и построй все это на территории тех же заброшенных фабрик на той же Петроградке – почему нет? Но то ли эти места уже зарезервированы за другими крупными застройщиками, то ли просто лень нормально планировать, решать вопросы с собственниками.
Но все-таки мы должны остановить их. Каждый дом неповторим и ценен, это живая плоть города, и отгрызая от нее по кусочку, город убивают. По мере сил, каждый день, каждый час мы должны этому противостоять, не отдавать им ни одного старого здания. Ведь это наш город?
Софья Рогачева – журналист
Высказанные в рубрике "Мнения" точки зрения могут не совпадать с позицией редакции
