Премьера "Ревизора", поставленного Петром Шерешевским в Псковском драмтеатре, прошла год назад. Однако сенсацией спектакль стал только сегодня: после показа на фестивале "Реальный театр" в Екатеринбурге площадку, где играли псковичи, пришла проверять уральская прокуратура. Поводом стала возмущенная авторская колонка: "На сцене ТЮЗа детям показали изнасилование. Какого черта?"
В афише Псковского академического театра драмы имени Пушкина "Ревизор" анонсирован как "фантазия в двух действиях на тему комедии Н. Гоголя". Режиссер – петербуржец Петр Шерешевский – перенес действие в наши дни, заменив кринолины на гаджеты и соцсети. Получилось органично: и семья городничего, живущая выгодами своего положения, и местная элита, заглядывающая в рот начальству, и сплошная, почти невидимая, но неизбежная коррупция – все выглядит актуальным, как будто Николай Васильевич – наш современник.
"Ревизор" Шерешевского и так-то сложно назвать комедией (максимум – горькая сатира), но та сцена, о которой шла речь в колонке Алены Абрамовой, и вовсе превращает гоголевскую историю в трагедию. Окрыленный мечтами о карьере в столице, городничий отдает Хлестакову свою дочь. И лже-ревизор тут же насилует ее, много раз подряд, фактически на глазах у семьи. При этом родители – празднующие свое будущее счастье – на переднем плане, а сцена изнасилования – под одеялом, в глубине сцены.
Порнография – последнее, что приходит на ум, когда смотришь этот спектакль.
Когда заявление Абрамовой о показанной детям сцене изнасилования широко разошлось по сети, прокуратура Свердловской области решила проверить екатеринбургский ТЮЗ, где шел "Ревизор", детали и сроки проверки пока неизвестны. Организаторы фестиваля "Реальный театр" подчеркивают, что на афише была маркировка 18+. Руководство Псковского драмтеатра также выпустило официальное заявление. Художественный руководитель Дмитрий Месхиев и арт-директор Андрей Пронин убеждены, что "в спектакле "Ревизор" есть немало вещей, не понятных детям, а вот вещей, способных оскорбить детскую нравственность, нет".
Автор постановки Петр Шерешевский, главный режиссер Камерного театра Малыщицкого в Санкт-Петербурге, в интервью Север.Реалии рассказал, что он думает о проверке прокуратуры, о массовой поддержке осужденного на 3,5 года актера Павла Устинова и других арестованных по "московскому делу".
– Стала ли для вас неожиданностью реакция на спектакль в Екатеринбурге или вы ожидали чего-то подобного?
– Нет, я ничего не ожидал – когда играли спектакль, никакой тени скандала там не было, принимали нас прекрасно. Были разные мнения у критического сообщества, это связано с разными вкусами, но ни в коем случае не с тем, что кому-то что-то показалось унизительным, скандальным и так далее. Я был очень сильно удивлен, тем более, что закон мы соблюдаем, маркировка 18+ стоит.
– Раньше случались подобные инциденты?
Людям почему-то очень нравится возмущаться
– Что-то было лет 10 назад в Ижевске, но я уже не помню. Даже не помню, с каким спектаклем связано.
– Когда была премьера "Ревизора" в Пскове, некто написал похожий донос на сайт губернатора, говоря о себе во множественном числе: "Мы от такой постановки "Ревизора" немного опешили. Не готовы еще мы к таким реалистичным сценам. Если нет внутренней цензуры у артистов, то цензура должна быть со стороны чиновников от культуры". Тогда были последствия?
– Нет, тогда ничего не было. В общем, я привык к тому, что порой появляются письма возмущенных зрителей. Людям почему-то очень нравится возмущаться. Ну, к этому надо привыкнуть.
– Легко ли было переносить Гоголя в наши реалии?
– Я подхожу к постановке любого спектакля как процессу познания. Ты берешь текст автора, понимаешь, что тебе интересно будет жить с его поэтикой, с кругом проблем, которые он затрагивает в своем произведении, и дальше ты через призму этого произведения начинаешь познавать себя в сегодняшнем мире.
Занимаясь сатирой, мы говорим о том, до какой глубины падения может дойти человек, действуя из страха и карьеризма
Спектакль рождается в процессе репетиций – от моих ощущений, от ощущений артистов, в нем занятых. Многое рождается, например, в снах артистов. Есть Камиль Хардин, который играет Хлестакова, одна сцена ему просто приснилась и потом целиком вошла в спектакль – с макаронами, которые он раскладывает на головы слушающих его чиновников. Спектакль – это интимный, странный процесс. И пресловутая сцена изнасилования, в которой меня обвиняют, она абсолютно, с моей точки зрения, нравственная. Занимаясь сатирой, мы говорим о том, до какой глубины падения может дойти человек, действуя из страха и карьеризма. И эта сцена родилась только к концу репетиций – постепенно материал сам таким образом развивался, что из текста Гоголя появилась вот такая сцена.
– Псковская труппа легко согласилась играть столь острый спектакль?
– У нас с труппой – любовь и взаимопонимание! Когда ты относишься к артистам как к со-творцам, они это чувствуют и понимают, что мы вместе познаем мир и вместе разбираемся в наших общих ощущениях. Артисты всегда с огромным интересом на это откликаются. Я люблю эту труппу, мне кажется, что они настоящие художники. И с ними интересно пускаться в неведомое путешествие.
Из страха человек теряет человеческое достоинство
– Я почему спрашиваю: лет пять назад Варвара Фаэр приезжала в Псков, чтобы сделать документальный спектакль "Банщик", и тогда труппа саботировала проект, в том числе, из "моральных соображений"…
– Я слышал эту историю. Пока я читал об этом в Фейсбуке, я думал: ай, какие негодяи артисты! В результате, зная теперь этих артистов лично, и вообще зная актерскую природу, я думаю, что там было что-то неладно с точки зрения профессии, этики и так далее. Это вылилось в странный профессиональный конфликт, но артисты ведут себя таким образом, когда чувствуют, что решаются не творческие задачи и когда их как творческие единицы неправильно используют. Я никого не хочу осуждать, но глядя на этих людей, я понимаю, что они настоящие художники, которые не боятся острых, провокативных тем. Я думаю, там было все не так однозначно.
– Если вернуться к "Ревизору": вы вкладывали политический смысл в этот спектакль?
– Я бы даже не сказал, что он политический, я бы сказал, что он остро-социальный. Вслух произносить не буду, там все сказано достаточно внятно. О страхе, под которым мы живем, который постепенно входит в нашу жизнь. И о том, что из страха человек теряет человеческое достоинство.
– Теперь, когда к спектаклю привлечено большое внимание из-за скандала, вы не опасаетесь жесткой реакции со стороны власть предержащих?
– Мне кажется, что в данном случае нет никакого повода. Спектакль, конечно, острый, но он ни в коем случае не прямая политическая декларация. Никакой порнографии, в которой нас обвиняют, там тоже нет. Никто не запрещал обнаженного тела на сцене в спектакле с маркировкой 18+. Поэтому причин в чем-то нас обвинить – даже в нынешние времена – нет никаких.
– Волею случая, театральный мир сегодня на острие политики. Вы следите за историей Павла Устинова?
Павла Устинова-то удастся отстоять. Но страшно, что есть десятки и сотни людей, вокруг которых нет такой яркой медийной кампании
– Да, я слежу, и я считаю, что мы обязаны в этой ситуации высказываться. Страшная, по-моему, история, когда человек, даже не участвующий в акции, даже не выкрикивающий лозунгов, вдруг оказывается осужден на 3,5 года, и суд цинично отказывается рассматривать все доказательства защиты. И еще страшнее, как здесь работает "окно Овертона". Мы говорим: он даже не выкрикивал лозунги, он даже не участвовал в акции, а его сажают в тюрьму. И таким образом становится как бы легитимным, что если человек выкрикивал лозунги и участвовал в акции, то уж его-то посадили бы в тюрьму за дело и по праву. Когда невиновный оказывается на скамье подсудимых – это страшно, но еще страшнее, что все остальные [участники протестных акций] априори становятся "виновными". При этом мы видим на видео, как четыре человека в касках нападают на безоружного человека с телефоном, избивают его, а потом на скамье подсудимых оказываются не они, а он.
– Как вы думаете, у актерского цеха получится отстоять коллегу?
– Почему-то в данном случае, после дела Голунова и после того, как дело Серебренникова (тьфу, тьфу, тьфу), кажется, закончится благополучно, я думаю, что Павла Устинова-то удастся отстоять. Но страшно, что есть десятки и сотни людей, вокруг которых нет такой яркой медийной кампании, и я не думаю, что с ними будет все хорошо.
– Средствами искусства можно противостоять этому абсурдному, неправовому беспределу?
Мне кажется, что выхода не существует
– У искусства другие задачи на самом деле. Конечно, иногда появляется и прямое социальное высказывание, но вообще искусство размышляет о том, зачем человек появился на этой земле, в чем смысл жизни и так далее. Даже во времена фашизма такой непримиримый антифашист как Томас Манн не написал ни одного откровенно антифашистского романа. При том, что в социальной жизни он был очень активным антифашистом. Искусство – оно про другое и для другого, это более сложная и, как ни странно, более важная вещь. Но как люди искусства, мы должны высказывать и свою гражданскую позицию. Не обязательно через спектакли, но мы должны ее обозначать. А бороться – я не знаю, как бороться с системой, у меня на этот счет пессимистические настроения. Я не сторонник революций, я считаю, что они никогда не приводят ни к чему хорошему, а мирное развитие дел показывает, что с каждым годом мы становимся все более и более авторитарной страной. Мне кажется, что выхода не существует.
– Есть точка зрения, что революционный процесс так и не закончился с 1917 года…
– Мне не кажется так. Мы живем во вполне себе устоявшемся буржуазно-авторитарном обществе, очень коррумпированном. Ничего от революции я не вижу вокруг себя. И слава богу, потому что революции я боюсь значительно больше авторитаризма. Я не вижу в истории ни одного счастливого выхода при помощи революции. Помогает только постепенная либерализация, но у нас почему-то обратный процесс происходит.
– В чем тогда надежда?
Человеческий страх и карьеризм не изживаем ни в каком обществе
– Не знаю, у меня нет на этот счет ответа. Я в печали и пессимизме по этому поводу.
– Вы можете себе представить, что другой режиссер, лет через 50 или 100, снова поставит гоголевского "Ревизора", и он опять будет остро-социален и так же актуален, как ваш спектакль сегодня?
– Боюсь, что да. Это возможно даже в значительно, с моей точки зрения, более здоровых странах, в европейских демократиях. Я думаю, тот "Ревизор" будет про другое, но все равно он будет в точку и в десятку, потому что человеческий страх и карьеризм не изживаем ни в каком обществе, к сожалению.
