Это текст не был легким для меня, потому что был горьким. Север прекрасен. Но Север пустеет, Север потрошат, Север травят – это то, что я вижу много лет. И я просто хочу понять, почему это происходит и как этому противостоять.
Про медведей и людей
В начале августа в поселке Ёдва Удорского района Республики Коми медведь съел девочку – школьницу, которая вечером вышла в магазин за соком и шоколадкой. Я росла в этом поселке. Мой отчим, инженер, занимался строительством и содержанием лесных дорог. Однажды зимой он выехал на один из участков для проверки. Рядом валили лес заключенные и нечаянно наткнулись на медвежью берлогу. Из нее выскочила медведица с медвежонком и ребенком постарше – медведем лет трех-четырех. Такого, оставшегося жить с родительницей в одной берлоге, называют "пестун". Медведица с медвежонком убежали, а старшего пришлось пристрелить, чтобы не пострадал никто из заключенных. Это было сложно и страшно. Медведь сперва был только ранен и убежал. За ним снарядили погоню. Хищник пробежал вперед по просеке, свернул за деревья, вернулся назад и сел в засаде. Увидев охотников, идущих по его следу, он неожиданно набросился на них из леса. Его все-таки успели пристрелить, мой отчим не погиб, а я тогда впервые попробовала жареное медвежье сердце. Но, как известно, иногда человек ест медведя, а иногда медведь человека.
Во времена моих детства и юности медведи никогда не заходили в поселок, но теперь все изменилось. Основных причин здесь две. Первая – это потепление и, как следствие, таяние ледников. Исландцы недавно простились с ледником Окйёкудль. Но, как известно, ничто не исчезает бесследно, и дожди, поливавшие европейский север России – тому подтверждение. Прохлада и сырость привели к неурожаю ягод, в таких случаях медведи часто начинают выходить из леса в поисках пищи. Так таяние ледника в далёкой Исландии привело к нападению страшного хищника на школьницу на юго-западе Коми.
Вторая причина нападения – это ползучая энтропия, охватившая весь Удорский район. В середине 80-х здесь занимались, в основном, лесозаготовкой – вдоль железнодорожной ветки располагались поселки, в большинстве из которых были колония, воинская часть и железнодорожное подразделение, которое следило за состоянием путей. Было и четыре болгарских поселка – Верхнемезенск, Усогорск, Междуреченск и Благовево, в 1967 году Советский Союз и Болгария подписали договор о совместных лесозаготовках. Сотрудничество прекратилось к середине 1990-х годов, большая часть болгар уехала домой. Затем начали закрываться колонии, сотрудники ФСИН переводились на работу в другие места или уходили на пенсию, население таяло, дома забрасывались. Последний раз я была на Ёдве в 2011 году, тогда моя мама все еще там жила. Уже тогда кругом царило запустение, заборы вокруг запущенных огородов никто не чинил, тут и там виднелись разваливающиеся дома с пустыми окнами, а прямо на одной из улиц я увидела мертвую собаку, над ней вились мухи. Больше я туда не вернулась, вскоре и мама переехала в Сыктывкар. "Я там умру, – сказала она, – вот прихватит что-нибудь, а медицинской помощи никакой нет". Через несколько лет медведи начали заходить в поселок, чего раньше никогда не было. Зверей, с одной стороны, манила помойка, откуда редко и нерегулярно вывозился мусор, а с другой – уже не пугали шум и многолюдность. Цивилизация уходит, и природа заполняет пустеющее пространство. Поэтому у сказки про девочку и медведя больше нет счастливого конца.
Была и другая история, совсем давняя. Где-то в середине 70-х годов один мужчина, который отбывал срок в этом самом поселке Ёдва, освободился, но никуда не уехал. А вместо этого взял и построил цирк, цирк тогда был страшно популярен. Молодая медведица Машка ездила по стенам на мотоцикле. Мужчину, который думал на этом подзаработать, сразу прозвали Циркачом. Но пришла осень – пора медвежьих свадеб, и Машка променяла артистическую славу на простую земную любовь, в общем, сбежала в тайгу. После этого по стенам цирка гоняли на мотоциклах только подвыпившие мужики. Циркач начал торговать самогоном и другим сомнительным алкоголем. Говорят, был страшно жадным, даже продукты жене выдавал под роспись. В середине 90-х кто-то убил и ограбил циркача и его жену. Ходили слухи что между стенами цирка нашли двести ящиков с водкой, а рядом с ним якобы были зарыты сорокалитровые бидоны, набитые советской мелочью. Потом цирк сгорел при странных обстоятельствах, ничего не осталось, кроме легенд и воспоминаний. Впрочем, что теперь об этом. Теперь надо думать о том, что делать, чтобы твоего ребенка прямо рядом с домом не загрыз медведь.
Минусов много
Количество людей на европейском севере России убывает, начиная с 1990 года. Страна, вышедшая на просторы капитализма, серьезно сократила за эти годы субсидирование северных территорий и льготы для северян. Казалось бы, взамен открывались новые перспективы, связанные с пресловутыми богатствами севера. Но с начала 2000-х годов, то есть с момента начала построения Путиным вертикали власти, крупный бизнес, связанный с добычей полезных ископаемых, в большинстве случаев перестал быть региональным –местные предприятия продавали свои активы крупным компаниям, связанным с государством. Например, компанию "КомиТЭК", контролировавшуюся властями Коми, к 2002 году окончательно продали компании "Лукойл". В 2009 году Москва отобрала у регионов последние 5% НДПИ (налог на добычу полезных ископаемых), остававшемся в местном бюджете. Штаб-квартиры крупных добывающих компаний сконцентрировались в Москве (и только штаб-квартира "Газпрома" оказалась в Санкт-Петербурге). Так у регионов забрали не только доходы от добычи полезных ископаемых, но и большую часть налогов. Для этого явления есть определение – внутренняя колонизация, при которой метрополия, то есть Москва, собирает все богатства с подконтрольных территорий а потом распределяет часть из них обратно. Я помню, какие обоснования к формированию этой системы приводились всевозможными экспертами, выступавшими на телевидении (тогда я его еще смотрела!) в начале 2000-х: да у вас тут все разворуют к ядрене фене, а в Москве люди умные сидят! Колонизация же, в свою очередь, наложилась на урбанизацию, и без того способствующую оттоку населения из регионов.
Из севера сосут и сосут – нефть, газ! А нам отправляют мусор. За что нас так не любят?
А тут еще и климат не сказать, чтобы средиземноморский: где-то холодно, ветрено и сыро, как на побережье Белого и Баренцева морей, где-то просто холодно и лето короткое. Природа, конечно, уникальная, морошка растет. Или вот северное сияние. Толпы жителей Китая повадились ездить в Мурманск, чтобы его увидеть. Местные рассказывают, что у китайцев, якобы, есть поверье, что ребенок, зачатый во время этого природного явления, будет потом всю жизнь счастлив и богат. При желании и возможностях можно развивать туристический бизнес, но на это нужны время и деньги. Доходы от газа и нефти таковы, что интересов в серьезном развитии туристического бизнеса на Севере у властей нет, а большое количество туристов будет только мешать –мало ли, наткнутся на нефтеразлив и растрезвонят по всему миру. При этом, добыча полезных ископаемых, по мнению добывающих компаний, должна быть не только прибыльной, но и экономной. Поэтому процветает экологический демпинг, когда, к примеру, можно не вкладываться в замену устаревших нефтепроводов. И, конечно, никуда без социального демпинга, когда все более широкое распространение получает вахтовый метод, порождающий отсутствие массы социальных выплат и снижение поддержки инфраструктуры городов и поселков.
На выходе мы имеем отсутствие у людей экономических стимулов для того, чтобы оставаться на севере, и массу проблем с экологией. Я не могу сказать, что наш прекрасный европейский север заброшен и выпотрошен, но только потому, что его все еще забрасывают и потрошат –процесс продолжается.
А тут еще и Шиес. Правительство Москвы хочет отправлять миллионы тонн мусора на границу Коми и Архангельской области, ориентируясь, в том числе, и на плотность населения – у нас ведь тут все равно как-то пустовато. Да и кому протестовать в тайге?
Бешеной собаке сто верст – не крюк
В чем отличие условного северянина от любого другого жителя России и есть ли какие-то специфические характеристики? Разреженность населения накладывает свой отпечаток на людей, который выражается в ином восприятии расстояний. "Тут недалеко, парсеков сто", говорил Громозека профессору Селезнёву в мультфильме "Тайна третьей планеты". Примерно также рассуждают и многие северяне. Один из волонтеров, приехавший на Шиес зимой из Няндомы, а это почти за тысячу километров, говорил мне: ну это же наша земля! Здесь свою роль играют и северные реки. Например, если нефть попадает в один из притоков Печоры, через пару-тройку недель она оказывается в Северном Ледовитом океане, попутно отравив кучу рыбы. Если ядовитый свалочный фильтрат попадет в малые реки, питающие Вычегду, то через ту же пару недель он доберется до Архангельска.
Протестовать в тайге, то есть жить в лагере, разбитом рядом со стройкой, приезжают не только из Мадмаса в 19 километрах от Шиеса, или из Урдомы в 34 километрах от него же. Здесь постоянно, сменяя друг друга, живут люди из Яренска, Коряжмы, Сыктывкара и Котласа. Для каждого из них путь составит несколько часов, и только часть этой дороги будет асфальтированной. По газотрассе километров 10-15, возможно, придется идти пешком, а дальше – по лесным дорогам, утопая в грязи. И идут. Едут постоянно и те, кто находится за многие сотни километров – из Архангельска, Новодвинска, Плесецка и Северодвинска. А обнаружили стройку в июле 2018 года охотники из Урдомы. В городах постоянно забывают о том, что сельские жители в крайне редких случаях замыкаются в своей локации, большинство из них ходит на охоту, рыбалку, собирает ягоды и грибы, и радиус обитания на севере часто составляет 40-50 километров.
Две важные ценности заставляют северян проделывать этот путь – ценность выживания и ценность достоинства. "Из севера сосут и сосут – нефть, газ! А нам отправляют мусор. За что нас так не любят?" – говорил житель Мадмаса Александр Нейман, возмущенный отношением федерального центра к северянам, на антимусорном митинге в Урдоме в декабре 2018 года. В растущем недовольстве начинает кристаллизовываться самоидетичность тех, кто все еще остается на севере. "Дело не в том, сколько нас, дело в том, какие мы. Какие же? А такие, которые стоят до конца!" –так можно сформулировать пафос антимусорного протеста, обобщая настроения и разговоры его участников.
***
Мой друг и коллега Витя Кокарев называет некоторых местных активистов, противников мусорного полигона на Шиесе, "вуджерами". "Вуджöр" в переводе с коми-зырянского языка – это тень человека или даже человек, получивший сверх-способности и ставший тенью, стремительной и незаметной. На севере миф легко перетекает в реальность, а реальность – в миф. Север прекрасен и удивителен, сокровища, которые он хранит разнообразны и далеко не всегда материальны. Когда-то прагматичные конкистадоры расплавляли уникальные золотые фигуры и чаши, сделанные руками индейцев. Другие практичные люди разбирали Колизей, чтобы использовать камень для строительства домов. Страшно подумать, сколько дров еще может наломать на европейском севере России куча прагматиков, имеющих власть. Один из лозунгов современного антимусорного протеста – "Сохраним Север вместе!" Я думаю, это в наших общих интересах. В том числе, и чтоб перед потомками стыдно не было.
Елена Соловьева – журналист
Высказанные в рубрике "Мнения" точки зрения могут не совпадать с позицией редакции
